Аластер Рейнольдс - Дом Солнц Страница 51

— Вытаскивайте своего дружка. Видите пятно на горизонте, слева от солнца?

— Похожее не то на грозовую тучу, не то на стаю скворцов? — уточнила Портулак.

— Это Фантом Воздуха. Он ближе, чем я ожидал, — верно, с последнего мониторинга перемещался на диво быстро. Времени лучше не терять, — думаю, Фантом уже в курсе, что мы здесь.

Казалось, пятно еще далеко, как гроза, о которой можно не беспокоиться до завтра.

— Фантом приближается? — спросила Портулак.

— Он может подойти, может не подойти. Но раз он в пределах видимости, значит решил приблизиться.

Мы заранее прикрепили Геспера к транспортерам. Я взялся за U-образную ручку ближнего ко мне и начал выгружать искореженного робота из флайера, испытывая неудобства, скорее от его инертности, чем от тяжести. Тянул я его боком — до тех пор, пока не вытащил.

— Куда его лучше положить?

— Подальше от укрытия, — ответил мистер Джинкс. — У западного края платформы есть небольшой постамент. Иногда мы оставляем там тестеры.

На подлете к платформе постамент я не заметил только потому, что он располагался за домиком. Я не спеша двинулся в ту сторону, одной рукой толкая перед собой Геспера. Постамент оказался небольшим возвышением с утрамбованной поверхностью. Когда Геспер замер над ним, я стал опускать леватор, который держал в руке, пока не услышал треск, — массивное золотое тело заняло предложенное место.

— Уберите леваторы, — велел мистер Джинкс. — Раз принесли подношение, не должно оставаться ничего лишнего.

— Вообще-то, это не подношение, — возразила Портулак.

— Это решать Фантому, а не вам.

Я кивнул, отсоединил транспортеры и составил их вместе, чтобы двигать как одну большую тележку:

— Так устроит?

Я отступил на шаг, чтобы приглядеться к «подношению». С этой стороны открывался вид не на расплавившуюся массу, а на непострадавшую часть гуманоидного тела — прекрасное безмятежное лицо, торс, правую руку и ногу. За стеклянной панелью над ухом до сих пор слабо мигали огоньки, но они совсем потускнели и кружились словно нехотя.

— По-моему, он приближается, — проговорила Портулак, всматриваясь в странную тучу.

— Верно, — кивнул мистер Джинкс. — Если захочет, Фантом будет здесь минут через тридцать. — Он торопливо зашагал к своему кораблику. — Улетайте! Все, что нужно, вы сделали.

— Мы лучше останемся, — сказала Портулак и глянула на меня. — По крайней мере, я останусь.

— Не думаю, что это разумно.

— Если улетим, Фантом, как вы сказали, примет Геспера за подношение. Только Геспер не раскормленный телец, которого мы привезли, чтобы вымолить дождь. Мы хотим, чтобы его вылечили. Фантом должен понять, что этот робот нам дорог.

— Оставшись, вы не поможете достижению желаемого.

— Другого варианта просто нет, — уперлась Портулак. — Мистер Джинкс, я все обдумала. Если рискну собой, Фантом поймет, что Геспер не кусок металла, на который нам наплевать. Для нас он человек, друг.

— Вы переоцениваете способности Фантома к рациональному мышлению.

— Я готова рискнуть.

— И я тоже, — поддержал я.

— Лихнис, ты не обязан оставаться.

— Ты тоже.

Если честно, я не разделял оптимизма Портулак, очень нервничал — странная туча на горизонте пугала, но не бросать же ее одну!

— Мы сами вернемся в Имир, — заверила моя подруга.

— Без флайера не вернетесь.

— У нас есть флайер.

— Его нельзя здесь оставлять — Фантом уничтожит, когда появится. Другие машины он не жалует, даже простейшие. Когда он удалится, призовете флайер обратно, если понадобится.

— А леваторы? — спросил я.

— Их пока тоже отошлите. Лучше от всех устройств избавиться.

— У меня в голову устройства имплантированы, — сказала Портулак. — Через них я общаюсь со своим кораблем.

— Что же вы молчали?

— Да вот только вспомнила.

— Сейчас уже ничего не поделаешь. Остается надеяться, что Фантом не обратит на них внимания. — Мистер Джинкс с опаской посмотрел на горизонт — темное пятно беспокойно пульсировало. — Если ваши устройства будут работать тихо, все обойдется.

Портулак на миг закрыла глаза, а потом сказала:

— Ну вот, велела «Крыльям» пока не выходить на связь.

Я перенес транспортеры в задний отсек флайера, дотянулся до консоли пилота и отдал команду улететь, а утром вернуться. Это означало ночевку в укрытии, только в тот момент она пугала меньше всего.

Мистер Джинкс уже взялся за поручни, чтобы подняться в свой кораблик, но в последнюю секунду замер:

— Вы не передумали? Еще не поздно отступиться. А то сейчас я улечу, и вы останетесь одни. Отсюда не выбраться, если, конечно, не решите прыгнуть с башни. Боюсь, ваш флайер вовремя не среагирует.

— Мы готовы рискнуть, — отозвалась Портулак.

— Мне даже любопытно, чем все кончится. Есть желание остаться здесь и понаблюдать.

— Так вы понаблюдаете?

— Издали. Встречу с Фантомом пока не выдержало ни одно записывающее устройство. На платформу нацелены телескопы, но в присутствии Фантома они не слишком эффективны.

— Оставайтесь, — предложил я.

— Нет, мое здравомыслие сильнее любопытства.

Нежданно-негаданно поднялся ветер и хлестнул меня по щеке. Мистера Джинкса позабавило мое изумление.

— Что, шаттерлинг, почувствовал? Воздушные массы перемещаются, значит Фантом меняет погоду на свой лад. Все, мне пора.

— Летите, — кивнул я. — За нас не беспокойтесь. Утром мы расскажем, как все было.

У мистера Джинкса заметно изменилось настроение. Может, он поверил, что мы хотим только спасти друга?

— Желаю удачи! Вы в плену иллюзий, однако в храбрости вам не откажешь.

Мистер Джинкс поднялся в свой кораблик, который тотчас рванул прочь, трепеща механическими крыльями. Следом понесся флайер, чтобы переждать ночь в городе, а на заре вернуться. Мы с Портулак смотрели, как корабли превращаются в точки и тают вдали.

Ветер усилился и, словно бритвой, резал глаза. Пришлось закрыть лицо ладонью и глядеть сквозь растопыренные пальцы. Солнце, опускавшееся к западному горизонту, заслонила дымная туча пурпурно-черного цвета. Состоящая из тысяч мельчайших частиц, она роилась, вздымалась, извивалась. Размер я определить затруднялся, потому что не знал, с чем сравнить. Хотя основная масса Фантома — темный пульсирующий сгусток сердца с наибольшей концентрацией воздушных механизмов — в диаметре была по меньшей мере такой же, как смотровая платформа. Трепет я испытывал и прежде — благоговейный, который вызывали великие деяния, отчаянно храбрые, порой рискованные, например шедевр живописи или штурм горной вершины, сейчас же трепетал от животного страха. Всепоглощающий ужас велел бежать, прятаться и кислотой разъедал мою решимость.

Я вспомнил все, что узнал из космотеки и от имирийцев. В дремучие века Золотого Часа Фантом Воздуха был мужчиной по имени Абрахам Вальмик. Богач и долгожитель, Вальмик хотел получить от Вселенной много больше, чем отдавал. К тому времени Абигейл и другие основатели Линий уже избрали свой путь к бессмертию — раздробились на шаттерлингов и, гонимые жаждой к знаниям, принялись осваивать галактику. Наверное, в то же время кто-то пошел другой дорогой и начал превращаться в кураторов Вигильности. Вальмика не устраивало ни дробление, ни сжатие времени, ни биотрансформация. Он пожелал стать машиной, чтобы его сознание переселилось в максимально прочную оболочку. Нейрон за нейроном, его мозг заменили механическими составляющими. Замену производили постепенно — так порой реконструируют городские районы, вместо того чтобы снести старые дома и построить новые, — и Вальмик разницу не чувствовал. Зато ее ощутили другие: гудящая паутина искусственных нейронов сделала Вальмика совершенно непохожим на людей.

Едва процесс завершился, Вальмик отказался от человеческого тела, в котором больше не нуждался. При необходимости он использовал органическую нервную систему, однако требовалось это крайне редко. Абстрактные миры симулированного опыта стали ему милее общения с людьми во внешнем мире. Люди теперь докучали ему — они же патологически предсказуемы, мысли как под копирку. Вальмик чувствовал себя иным — рыбой, которая выпрыгнула на берег и поняла, что способна дышать. Остальные же так и гнили в океане. Что общего могло быть у него с ними?

Веками искусственный разум Вальмика не менял ни место существования, ни конфигурацию. Копии, разосланные по Золотому Часу и за пределы системы, подлежали активации лишь в случае гибели прототипа. Вальмик методично усложнял его строение, добавляя искусственные нейроны до тех пор, пока они не превысили число функциональных живых клеток на многие сотни. Он настолько возвысился над людьми, что по-настоящему контактировал лишь с другими носителями усовершенствованного разума. Поначалу те выдерживали темп оптимизации, потом стали отставать. Чересчур осторожные, они не желали окончательно отказываться от человеческой конфигурации мозга. Они цеплялись за его древнее строение, за многовековой уклад сенсорных и когнитивных модулей. Человеческий мозг развивался под воздействием внешних факторов, благоприятных или неблагоприятных, причем новое нарастало поверх старого. Совсем как в доме, где я родился: коридоры и лестницы вели никуда, заброшенные комнаты и галереи, зажатые другими, не подлежали расширению; невероятно и неоправданно сложная конструкция водопровода объяснялась необходимостью прокладывать новые трубы вокруг паутины заржавевших. Словом, другим носителям не хватало пороху снести беспорядочно громоздкий памятник старины. Вальмику хватило. Он был смелее, решительнее и не боялся потерять себя.