Орсон Кард - Тень Великана. Бегство теней (сборник) Страница 6

Питер об этом знал. Но он также знал, что должен поговорить с халифом Алаем, и чтобы добиться хоть какого-то результата, сделать это следовало прямо сейчас. Он был бы рад не подвергать риску авторитет Гегемона, но чем дольше они тянули, тем выше была вероятность, что разойдутся слухи о его поездке в Дамаск. И если затем последует категорический отказ Алая, Питер будет публично унижен, а пост Гегемона во многом утратит свою значимость.

Так что Петра была явно не права. Если бы его волновал лишь собственный авторитет, его бы тут не было. И ей вполне хватало ума, чтобы это понять. В конце концов, она ведь попала в Боевую школу и была единственной девушкой в джише Эндера. А значит, превосходила Питера, по крайней мере, в области стратегии и руководства. Наверняка она понимала, что он ставит желание предотвратить кровопролитную войну выше собственной карьеры.

Едва Питер об этом подумал, он буквально услышал у себя в голове ее голос: «О, как же прекрасно и благородно с твоей стороны – поставить жизни сотен тысяч солдат выше собственного незабываемого места в истории! Думаешь, тебя за это наградят?» Или она могла сказать: «Единственная причина, по которой я здесь, – чтобы тебе не пришлось ничем рисковать». Или: «Ты всегда был готов идти на риск – когда ставки достаточно высоки и твоей жизни ничто не угрожает».

«Здо́рово, Питер, – подумал он. – Ты способен продолжать с ней спорить, даже когда ее нет рядом».

Как только Боб ее терпит? Наверняка она относится к нему совсем иначе.

Нет. Невозможно представить, что злость можно включать и выключать по желанию. Бобу наверняка была знакома эта сторона ее характера. И тем не менее он оставался с ней.

И Боб любил ее. Интересно, подумал Питер, что бы чувствовал он сам, если бы Петра смотрела на него так же, как на Боба? Но он тут же поправился: если бы какая-нибудь женщина смотрела на него так же, как Петра на Боба. Меньше всего ему хотелось, чтобы страдающая от безнадежной любви Петра строила ему глазки.

Зазвонил телефон.

Убедившись, что говорит с «Питером Джонсом», голос в трубке сказал:

– В пять утра будьте внизу у северного выхода из вестибюля.

Щелк.

А это еще что? Неужели из-за его спора с Петрой? Питер проверял комнату на наличие жучков, но это вовсе не означало отсутствия не столь технологичных устройств, например чьего-то уха, прижатого к стене соседней комнаты.

«О чем мы таком говорили, что мне позволили встретиться с халифом?»

Может, виной тому была его реплика, что он хочет избежать еще одной кровопролитной войны. А может, они услышали его признание Петре, что, возможно, он не обладает никакой законной властью.

Что, если они вели запись? И все это внезапно всплывет в сети?

Что ж – будь что будет. Он сделает все, что в его силах, чтобы выйти сухим из воды. Либо все получится, либо нет. Какой смысл сейчас волноваться? Кто-то собирался с ним встретиться у северного выхода из вестибюля завтра утром, еще до рассвета. Возможно, его проводят к Алаю и он добьется того, чего хотел добиться, спасет все то, что хотел спасти.

У него возникла мысль ничего не говорить Петре о встрече. В конце концов, она не занимала никаких постов и не имела какого-то особого права присутствовать, особенно после их сегодняшней ссоры.

«Не будь мстительным и мелочным», – сказал себе Питер. Месть доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие, и ее хочется повторять еще и еще. И каждый раз все чаще.

Он снял трубку. Петра ответила после седьмого гудка.

– Извиняться не собираюсь, – коротко бросила она.

– Ну и хорошо, – ответил Питер. – Во всяких притворных извинениях типа «прости, я так тебя расстроила» я не нуждаюсь. Мне нужно, чтобы в пять утра ты была у северных дверей вестибюля.

– Зачем?

– Не знаю. Просто передаю то, что мне только что сказали по телефону.

– Он разрешает нам с ним встретиться?

– Или посылает громил, чтобы препроводить нас обратно в аэропорт. Откуда мне знать? Это же ты его подруга. Вот и скажи мне, что он замышляет.

– Не имею ни малейшего понятия, – ответила Петра. – Мы никогда не были особо близки с Алаем. И – ты уверен, что они хотят моего присутствия на встрече? Множество мусульман пришли бы в ужас от одной мысли, что замужняя женщина без паранджи будет разговаривать лицом к лицу с мужчиной, пусть даже халифом.

– Не знаю, чего хотят они, – сказал Питер, – но я хочу, чтобы ты пошла со мной.

Их провели в закрытый фургон и повезли по дороге, показавшейся Питеру запутанной и обманчиво длинной. Возможно, резиденция халифа находилась по соседству с отелем. Но люди Алая знали, что без халифа нет единства, а без единства ислам не имеет силы, и потому предпочитали, чтобы посторонние не узнали, где живет правитель.

Их везли так долго, что они вполне могли оказаться за пределами Дамаска. По выходе из фургона обнаружилось, что они находятся не на улице, а в помещении… или под землей. Даже сад с галереей, куда их препроводили, освещался искусственно, а шум льющейся, журчащей и падающей воды маскировал любые звуки, которые могли бы просочиться снаружи, намекая на их местонахождение.

Вышедший в сад Алай не столько поприветствовал, сколько просто отметил их присутствие. Даже не взглянув на обоих, он сел в нескольких метрах от них лицом к фонтану и заговорил:

– У меня нет никакого желания тебя унизить, Питер Виггин. Тебе не стоило приходить.

– Рад, что вообще позволили с вами пообщаться, – отозвался Питер.

– Благоразумие советовало мне объявить миру, что Гегемон пришел встретиться с халифом и халиф ему отказал. Но я велел благоразумию проявить терпение и позволил, чтобы сегодня в этом саду мной руководила глупость.

– Мы с Петрой здесь для того, чтобы…

– Петра здесь потому, – сказал Алай, – что ты решил, будто ее присутствие поможет нашей встрече, и тебе нужен свидетель того, что у меня нет желания убивать. И еще ты хочешь, чтобы она стала твоим союзником после смерти ее мужа.

Питер не решился бросить взгляд на Петру, чтобы увидеть ее реакцию на остроумную реплику Алая. Она знала этого человека, а Питер – нет. Она могла воспринять его слова по-своему, и даже если бы Питер что-то заметил на ее лице, он все равно бы ничего не понял. Лишнее беспокойство лишь выдало бы его слабость.

– Я здесь для того, чтобы предложить свою помощь, – сказал Питер.

– Я командую армиями, которые правят более чем половиной населения мира, – ответил Алай. – Я объединил мусульманские народы от Марокко до Индонезии и освободил угнетенных.

– Между «завоеванием» и «освобождением» есть разница. О ней я и хотел бы поговорить.

– Значит, ты пришел, чтобы упрекать меня, а вовсе не для того, чтобы помочь? – уточнил халиф.

– Похоже, я зря теряю время, – сказал Питер. – Если мы не в состоянии обойтись без мелочных пререканий – моей помощи можете не ждать.

– Помощи? – переспросил Алай. – Один из моих советников спросил меня, когда я сказал им, что хочу с тобой встретиться: «Сколько солдат у этого Гегемона?»

– А сколько дивизий у папы? – возразил Питер.

– Больше, чем есть у Гегемона, если папа о них попросит. Как давным-давно обнаружила покойная Организация Объединенных Наций, у религии всегда больше воинов, чем у какой-то непонятной международной абстракции.

Только теперь Питер понял, что Алай говорит не с ним, а куда-то мимо него. Это вовсе не была частная беседа.

– Я не намерен проявлять неуважение к халифу, – сказал Питер. – Я видел величие ваших достижений и великодушие, которое вы проявляли к врагам.

Алай явно расслабился. Теперь они вели одну и ту же игру – Питер наконец понял ее правила.

– Чего можно добиться унижением тех, кто верит, будто находится вне власти Аллаха? – спросил Алай. – Аллах сам покажет им свою власть, когда пожелает, а до этого разум велит нам проявлять доброту.

Он говорил так, как ожидали окружавшие его истинные верующие, – постоянно подчеркивая превосходство халифата над всеми немусульманскими государствами.

– Опасности, о которых я хочу поговорить, – сказал Питер, – исходят не от меня и не от того небольшого влияния, что я имею в мире. Хотя я не был избран Господом и лишь немногие ко мне прислушиваются, я так же, как и вы, желаю мира и счастья детям Божьим на Земле.

Если Алай действительно находился полностью во власти своих сторонников, сейчас как раз наступил подходящий момент для речей о том, сколь нечестивым поступком для неверного вроде Питера является упоминание имени Господа или заявление, будто возможен мир во всем мире до того, как тот окажется под властью халифата. Но вместо этого Алай сказал:

– Я слушаю всех, но повинуюсь только Аллаху.

– В свое время ислам ненавидели и боялись во всем мире, – сказал Питер. – Та эпоха закончилась задолго до нашего рождения, но ваши враги пытаются возродить старые истории.

– В смысле – старые выдумки?