Шервуд Смит - Троны Хроноса Страница 60

— Вийя? — выговорил Локри. Но нет: одежда была не та, хоть и черная, волосы короткие, пропорции мужские...

Колебания прекратились так же резко, как и начались. Только потолок еще подрагивал, и задняя стена медленно разглаживалась, оплывая, как тающий воск.

Никто не шевельнулся и не произнес ни слова.

Человек на полу задвигался и с усилием сел. Жаим, остолбенев, уставился на незнакомца с черными глазами и сильным лицом. Рука, намного больше, чем у самого Жаима, откинула иссиня-черные волосы с высокого лба. Человек обвел взглядом присутствующих — по-прежнему в полной тишине.

Затем Ивард со стоном открыл глаза — и ахнул. Человек, все еще сидя на полу, взглянул ему в лицо.

— Анарис? — слабо вымолвил Ивард.

— Святой Хикура! — Марим зажала глаза руками. — Пропали мы теперь — сам говеный принц пожаловал.

Анарис, не обращая на нее внимания, поднялся на ноги. По сравнению с ним все в комнате казались мелкими.

— Ты владеешь телекинезом, — сказал Ивард. — Норио не смог тебя сцапать.

— Норио? — повторил Анарис. — Значит, негативная энергия — это он?

Ивард кивнул. Глаза у него потемнели.

— Есть еще келли, — сказал Анарис. — Келлийская троица входит в комплект. Где они? — Он говорил на артелионском уни, и это коробило Жаима, пока он не вспомнил, что наследник много лет провел заложником в Мандале.

Ивард вскинул подбородок.

— Спроси у Вийи. Лисантер скоро отпустит ее.

— Спрошу — только не здесь. — Анарис повернулся к задней стене и протянул к ней правую руку с растопыренными пальцами. Постояв так секунду, он приложил к стене ладонь, и квантопласт заколебался, как вода. Отверстие открылось вновь — со свистом, а не с чавканьем, как двери.

Пол, слегка приподнявшись, подтолкнул Анариса, и он ушел в стену, которая сразу закрылась за ним и быстро разгладилась.

— О не-ет, — простонала Марим. — Что это было?

— Он телекинетик, — объяснил Ивард. — Может перемещаться по станции, как хочет.

— А Норио? Я думала, он загнулся!

— Так и есть. Но часть его каким-то образом осталась на станции, и причина многих кошмаров — это он.

Все приуныли. Локри потряс головой.

— Хреново! По мне, Эсабиан и то лучше, чем Норио Данали.

— Точно, — кивнул Монтроз. — А тут еще и Анарис со своим телекинезом. Не нравится мне все это.

— А может, настучать на Анариса кому следует? — предложила Марим.

Локри, уронивший голову на руки, поднял ее и скривил рот.

— Ты, что ли, скажешь об этом Эсабиану?

Марим энергично потрясла головой:

— Не имею ни малейшего желания. Может, Лар... или Моррийон...

— Подождем Вийю, — сказал Жаим.

— Точно, — пробасил Монтроз. Марим скорчила гримасу.

— Вы же знаете — она велит молчать.

— Если это делается для того, чтобы нас не убили, то я и помолчать могу, — сказал Монтроз. — Это лучше, чем сказать не те слова не тому человеку.

— На этой станции только и есть, что не те люди, — сказала Седри, и Марим вздохнула.

Дверь чмокнула, и вошли Вийя и эйя. Вийя посмотрела на пульт, и Седри сказала ей:

— Отключены.

— В той стене открылась дыра, — быстро проговорил Локри, — и оттуда вывалился Анарис. Когда тряска кончилась, он встал, сказал, что поговорит с тобой позже — не здесь, — приложил руку к стене, вот так, и снова исчез.

Вийя посмотрела на стену и проводила взглядом эйя, ушедших к себе.

— Вот, значит, каков его хорейский дар.

— Может, используем это? — спросила Марим.

— Эсабиан знает, — качнула головой Вийя. Марим с отвращением фыркнула и повалилась на койку спиной к остальным.

— На станции открылся новый участок, — сказала Вийя. — Эсабиан желает, чтобы эксперименты велись более интенсивно.

— Ты сможешь? — спросил Локри. Вийя перевела взгляд с задней стены на курчавую голову Марим.

— Вопрос не в том, смогу ли, а в том, как и когда. Станция пробуждается самостоятельно, и это ограничивает нас во времени.

Жаима все эти новости встревожили, и в глазах Локри он видел ту же реакцию. Ясно, что Эсабиан захочет избавиться от них, если станция активируется сама и достаточно быстро. Тревожил также тот факт, что Норио Данали никогда не был недостающим членом Единства. Восьмой у них Анарис — и это отчасти объясняет жуткие кошмары, мучившие Иварда на Аресе.

И парень сказал как-то раз, что Вийе Анарис тоже снится, хотя сама она об этом молчала.

В голову Жаиму лезли все новые и новые вопросы.

Немигающий черный взгляд Вийи он встретил, как удар. Она молча повернулась и ушла в комнату эйя.

Монтроз и Седри начали тихо переговариваться между собой, Локри сказал что-то Иварду. Жаим, не прислушиваясь, последовал за Вийей в голую холодную каморку, где жили эйя. Они уже свернулись клубком, их дыхание стало медленным, и морозный воздух, идущий из вентиляции, колебал их белый мех. Дверь за Жаимом закрылась.

— Последний член Единства — Анарис, — сказал он. Вийя коротко рассмеялась, и облачко пара вырвалось у нее изо рта.

— Забавно, правда?

— Ты скажешь ему о Единстве? — подумав немного, спросил Жаим.

— Нет. Пусть думает, что это произошло случайно, — это его заинтригует и, возможно, сделает более склонным к сотрудничеству.

Жаим медленно кивнул.

— Притом знать — все равно что участвовать в заговоре. Но как быть с келли?

— Это наше слабое место. Все зависит от того, насколько хорошо он узнал келли, живя на Артелионе. Я скажу ему, что троица входит в нашу команду и мы спрятали их на «Телварне», чтобы Эсабиан не расправился с ними так же, как с их архоном. Если он с келли не общался, я, возможно, сумею внушить ему, что это глупые, робкие существа, обладающие телепатическими способностями, — а основным звеном попытаюсь сделать эйя. Авось он тогда потеряет к келли интерес и оставит их в покое.

Жаим снова кивнул и сделал глубокий вздох.

— А что у тебя произошло с Анарисом?

— Ничего. И не произойдет, если я сама не захочу.

Он снова почувствовал стену, но теперь они были одни и Вийя устала — поэтому он не стал отступать.

— Зачем тебе вообще этого хотеть?

— Чтобы скрыть наш заговор. Чтобы испытать пределы его дружбы — и его вражды.

Он скрестил руки, дав ей измерить всю глубину его скептицизма. Ее губы сложились в неприятную улыбку.

— Чтобы провести время, наконец.

Жаим помнил прежние Каруш-на Рахали и знал, как бомбардируют Вийю в это время похоть, алчность, гнев и таящийся под ними страх. Все равно как если бы тебя вынудили жить посреди орущей толпы.

Но он знал и то, что она способна отгородиться от этого, как делала на Аресе. Вот только захочет ли?

— Зачем тебе это нужно — проводить время с врагом?

— Не из симпатии к нему. И не потому, что у нас общие интересы. И не потому, что я питаю к нему нежные чувства. — Ее тон давал понять, что больше она эту тему обсуждать не желает.

— Зачем же тогда?

Ее глаза сузились, но он не отступил. Чтобы попытаться забыть Брендона? Чтобы избавиться от нежелательных эмоций, вернувшись к своим корням? Чтобы досадить Эсабиану? Все эти ответы — только часть истины, а значит, все они ложные. Но инстинкт говорил ему, что Вийя непоправимо испортит себе жизнь, если пойдет этой дорогой.

— От избытка энергии, — сказала она.

Жаим засмеялся. Он стоял в морозильной камере, но ему не было холодно: опасность и разнообразные эмоции, не имеющие к пей отношения, горячили кровь.

— Дура ты, — сказал он и залепил Вийе пощечину.

20

Хотя рука Телоса направила Элоатри на новый путь, от старых привычек она так и не избавилась. Закончив медитацию, она сделала три очистительных вдоха и выдоха и встала. Ее рука машинально потянулась к чаше для подаяния и, не найдя ее, коснулась висящего на шее Диграмматона.

Пришла пора совершить восхождение к следующей вершине.

Элоатри села в транстуб, обходя кучки людей с их смехом и разговорами.

Похоже было, что каждый человек на Аресе либо уже отмечает, либо едет отмечать, либо празднует проводы Флота (или горюет) в одиночестве.

Сады Джихана были почти пусты. В тихом воздухе слышался далекий смех, напоминающий крики морских птиц. Элоатри приблизилась к неприметной двойной двери, зная, что делает это в последний раз.

Внутри ее встретила новая геометрия — изумительная мандала* [5], созданная из света, стекла и воды. Если бы у Элоатри не было определенной задачи, она никогда больше не вернулась бы сюда после своего первого визита — и совершила бы ошибку, сама того не ведая. Ежедневные посещения Галереи Шепотов позволили ей изучить мышление Дулу так, как не удалось бы и за годы кропотливых занятий.

Сначала все здесь казалось ей раздробленным, как бы отражающим структуру панархистского общества. Теперь она видела это как гештальт, единое целое, а в голосах и обрывках бесед наблюдалось даже нечто вроде синхронистики. Ей стило ясно одно: каждый, кто входит сюда, — это пилигрим, хотя и на короткий срок. А тот, кто создал Галерею, — поборник духовного странничества. Такой была и сама Элоатри в те долгие годы на Дезриене, когда блуждала босиком по пыльным дорогам, просила подаяние и искала ответы в медитациях и дискуссиях.