Виталий Абанов - Элита Империи Страница 68

— Говори про девочек… — вытолкнул камни из своего рта Шухарт. Где-то в груди захолонуло — "моих девочек". Говори про моих девочек, сукин сын, говори сейчас же, или я разорву тебя на части вот этими вот руками, лучше скажи мне все, что ты знаешь про них, сволочь… — так думал Шухарт, глядя прямо в глаза капрала. Пленник видимо понял это, он побледнел и отшатнулся от Шухарта, наткнувшись на Рэма, стоящего прямо позади.

— Я расскажу, сэр, но я к этому не причастен, сэр. Я просто пехотинец, а в первую волну высаживались десантники из Джаннской Сунны, сэр… я не уверен, но я слышал об этом… они хвастались вечером, я просто слышал, вот и все… — Шухарт слушал, чувствуя, что черно-белая уродливая роза выросла в его сердце и стала такой большой, что ему уже трудно дышать, что ему трудно думать и говорить, что просто надо упасть и скорчиться в маленький комочек, чтобы она не увидела, чтобы она заставила замолчать этого человека в капральской форме… заставила замолчать сейчас же!

— Роб, не надо! — лейтенант Сонтр перехватил руку с бластером: — Роб!

— Я тут не при чем! — закричал пленник, пытаясь вырваться.

— Роб! Роб, посмотри на меня! — Сонтр добился, чтобы Шухарт взглянул ему в глаза: — Роб опусти оружие. Зачем тебе бластер сейчас? — Шухарт разжал пальцы, позволив Сонтру забрать излучатель, вяло удивившись — действительно зачем мне оружие? Я сделаю это руками, зубами, я перегрызу глотку за моих девочек… я…

— Роб, не надо, Роб, погоди, я с тобой… Рэм, Монти, уведите этого… капрала! Роб, я здесь…

— Страх убивает душу, страх убивает человека. Никогда и ничего не бойся. Не бойся как животное, ты можешь боятся как человек, высшим разумом и сердцем, но не животом. Так мать, спасая свое дитя жертвует своей жизнью. Так воин, исполняя свой долг защищает свой народ ценой своей жизни. Так человек жертвует своей рукой, чтобы спасти жизнь. Но только зверь может позволить своему страху погубить себя. Семя Антропоса — семя бесстрашия! Только страх толкает людей на жестокость, подлость и предательство. Страх лежит в основе большинства человеческих пороков. Не позволяйте же дракону по имени страх поселиться в вашем сердце. Убейте его! Сперва гневом, а потом и разумом. — здесь священник объединенной церкви Антропоса сделал паузу и стоящие перед ним люди склонили голову, хором ответив ритуальное:

— Тиима.

— Не тот смел, кто идет на рать с крепким оружием и с силой в деснице, а тот, кто мал и слаб, однако не склоняет своей головы. Что для сильного пустяк, для слабого — подвиг, но и у сильных есть свои слабые места. Предводители боятся, что их свергнут, кумиры боятся стать забытыми, красавицы — стать старыми. Не бойтесь! Все мы равны перед Жницей Печалей, что придет к нам в белом одеянии и с костяным серпом.

— Тиима. — хором ответили прихожане.

— Все мы падем под ее серпом как колосья во время жатвы, а раз всем нам уготована одна судьба, то какое место может занимать страх в вашем сердце? Любовь, радость, верность, преданность — столько всего не поместится в вашем сердце, если вы пустите туда страх! Пусть же свершиться худшее и вы встанете на пепелище ваших домов с вырванными сердцами и мертвыми глазами — но без страха! Пусть же всегда рядом с вами идет по левую руку Жница Печалей, напоминая о себе и о том, насколько остер ее серп. Пусть она скажет вам, как глупы и ничтожны ваши страхи! Засыпая, будьте уверены, что вы уже не проснетесь, ведь каждый раз вы умираете и что может быть блаженней этой смерти? Не бойтесь. Худшее что может быть в этой жизни — не смерть, ибо к ней все мы стремимся и рано или поздно придем. Худшее — отказаться от самого себя и своих желаний, стремлений и мечтаний. Испугаться жизни. Испугаться себя. Жить в страхе. Умереть в страхе. И тогда имя тебе будет не человек, но тот кто дрожит в страхе. Тиима! — закончил свою проповедь Амибал Кромвел, кардинал и верховный жрец Истинного учения Антропоса.

— Тиима! — склонились в поклоне прихожане, ожидая, пока верховный жрец и кардинал их благословит. Его преосвященство милостиво осенил своих чад своей дланью и неспешно удалился за парчовые занавеси, закрывающие пространство сразу за алтарем. Ромул проследовал за ним. Ему была назначена встреча. Он знал, что хочет услышать Амибал и сказал это ему. Надо ждать сигнала, а потом все пойдет как по маслу и вы и ваша истинная религия навеки восторжествуют. Тиима. Приготовьте людей, ваше оружие уже доставлено в храм, все исправно и смазано, проверьте сами, боеприпасов на маленькую войну хватит.

— Хорошая проповедь, ваше преосвященство. — сказал Ромул.

— Люди всегда ожидают чего-то большего. На прошлой недели я читал проповедь о вере. О вере в бога, в Антропоса, в человека, в победу. Вы верите в нашу победу, господин советник? — он прищелкнул пальцами и Ромул почтительно склонился, скрывая улыбку.

— Ромул, ваше преосвященство.

— Да-да, конечно. Верите ли вы в нашу победу?

— Конечно, ваше преосвященство. Верю.

— И я тоже. Странно… — сказал жрец-кардинал, остановившись возле большого окна. Из окна открывался отличный вид на метрополию, уже начинало темнеть и многочисленные огни и вывески города завораживали своей причудливой игрой.

— Странно. — повторил он: — несмотря на то, что говорит мой разум, я верю в свою победу. Ибо вера есть противоположность знания, Ромул. Чем больше ты знаешь, тем меньше ты веришь. И наоборот — чем меньше ты знаешь, тем больше ты веришь. Знания лишают нас силы, а вера — придает их нам. Знание говорит мне, что дворец хорошо охраняется, что стража выучена и вооружена, что доверять людям с императорским кондиционированием, задумавшим бунт против императора глупо… — жрец-кардинал отвернулся от окна и задумчиво уставился на Ромула.

— Ваше преосвященство, я же объяснил…

— Тссс… не надо слов, мой мальчик. Подойди ко мне. — кардинал положил свою большую ладонь на лоб Ромула и тот вдруг почувствовал, как у него подкосились ноги.

— И вера все же говорит мне, что я поступаю правильно и что мое учение благодаря этому станет сильным как никогда. Хотя я и знаю, что это будет нелегко. Ты человек со змеиным коварством и собачьей преданностью… я знаю, что ты поступишь так, как надо. — кардинал убрал ладонь со лба и Ромул сразу же вздохнул свободнее.

— И на груди своей я пригрел змею, впрочем ее стараниями истинная вера воссияет в веках… ты веришь в победу, Ромул и хотя ты считаешь, что твоя победа и моя победы — это разные вещи, уверяю тебя, это не так… — жрец-кардинал сел в кресло и закрыл лицо руками.

— Я дам тебе своих людей. — сказал он, не отрывая руки от лица: — В чем, как не в этом суть учения…

— Ваше преосвященство?

— Суть учения… спросите меня об этом, когда я умру. Но даже уйдя из жизни я останусь здесь. — кардинал вытянул руку и коснулся груди Ромула, слева, там, где сердце: — даже если ты и думаешь, что у тебя там не останется места. Вера спасет тебя там, где не останется места ни страху, ни ненависти. Там, где не поможет надежда, там, где не останется любви. Помни об этом, сын мой…

— Теперь только надо дождаться сигнала, ваше преосвященство… — сказал Ромул, слегка наклонив голову. Он был слишком стар, для того, чтобы сгибаться пополам или падать в ноги. Слишком стар, слишком устал и слишком близок к смерти, чтобы чего-нибудь боятся, хотя по правде говоря, этот человек вызывал у него некий неприятный холодок. Его проблема в том, что он как некий пришелец, как чужой и чуждый нам, подумал Ромул, как человек из того стихотворения — видит горы и леса, облака и небеса, но не видит ничего, что под носом у него. Он похож на умного слепого, в другое время я бы с легкостью сошелся с ним и мы бы сыграли партию-другую на веранде моего дома. Но не сейчас. Сейчас все слишком…

— Я согласен. — кивнул головой жрец-кардинал: — все слишком важно для того, чтобы медлить. Ступайте.

— Но…

— И настанет час, когда реки выйдут из берегов, а небо опрокинется тысячью звезд… — нараспев произнес жрец-кардинал, снова начиная говорить нараспев. Ромул не мог нормально воспринимать этого человека, больше всего он напоминал юродивого, шута, изредка говорящего страшную правду.

— Тиима… — Ромул еще раз склонил голову. В чужой монастырь со своим уставом не лезь.

— И восторжествует истинное учение…

— Тиима…

— О прочем же, суетном и мирском переговори с моим верным слугой Атласом. Ступай. — узкая рука его преосвященства, перевитая венами и сухожилиями, едва шевельнулась, давая понять, что аудиенция закончена.

— Тиима, ваше преосвященство… — Ромул попятился назад, покидая помещение. Снаружи его ждал Атлас, заместитель его преосвященства по мирским вопросам, невысокий и пухлый человек, одетый в мантию объединенной церкви.

— Нам нужно поговорить. — сказал Атлас, открывая потайную дверь в стене: — Следуй за мной. — и он нырнул в стену. Там, за стеной из броне листов дюраллоя, надежно защищенный от прослушивания и сканирования, находился личный кабинет Атласа.