Невозвращенец - Алексей Васильевич Губарев Страница 7

  Во время посадки в корабль, RP1616-ый увидел валящийся на взлетной площадке лом. Его забыли строители, а уборщики по неведомым причинам не соизволили убрать. Пока в люк затаскивали последние ящики багажа, возникла суматоха. Один из ящиков соскользнул и рухнул со ступенек. RP1616-ый непреднамеренно подхватил лом, и с его помощью ящик подняли и протиснули внутрь космолета. Помогая затаскивать груз, RP1616-ый, держа лом, попал на корабль вне графика. Но нарушением это не было, так как его помощь была зафиксирована видеокамерами и охраной. А вот на лом внимания никто н обратил. Стечение обстоятельств и спешка. В космолете RP1616-ый не стал прятать простой, но порою так нужный, инструмент. Он прислонил его к выступу на самом видном месте.

 Уже в полете, Ul1371-я увидела, как робот-уборщик приподнял лом, протер за ним пыль и поставил на место.

– Что это? – спросила она у RP1616-го.

– Всегда тут стояло, – стараясь не рассмеяться, ответил RP1616-ый.

Ul1371-я пожала плечами и, было, потянулась к рации, поднять вопрос Руководству, но ее умышленно отвлек RP1616-ый, переведя ее внимание на якобы возникший где-то едва различимый треск. Со временем Ul1371-я привыкла, что в коридоре прислонена эта железяка. Ее успокоило равнодушие RP1616-го к этому странному предмету. А вот RP1616-ый решил, что лом очень может пригодиться.

 К пищеблоку они шли разными путями. В обязанности каждого входило при передвижении по кораблю проверять режимы работы поделенных на зоны ответственности узлов. Но у входа были минута в минуту. Узкая дверца беззвучно и плавно въехала в беззазорный паз. RP1616-й галантно пропустил Ul1371-ю вперед себя, и вслед за нею вошел внутрь помещения. На него очередной раз пахнуло приятным ароматом.   Когда сели за стол, пища еще подана не была. Но перед каждым наготове лежал электронный журнал. Они молча занесли данные осмотра проверенных агрегатов. Как только каждый и их нажал кнопку подтверждения, экраны журналов погасли, и бесшумная панель тут же скрыла их. Боковым зрением RP1616 уловил настойчивые попытки девушки заглянуть ему в глаза, во время заполнения журнальных граф. Но он умел остаться равнодушным. Хотя боковым зрением наблюдал, как девушка кушает. У нее получалось это красиво.

 Три раза мигнул зеленый индикатор. Послышалось жужжание и неслышно распахнулись дверцы на торцевой стене блока. Из образовавшейся ниши вынырнул манипулятор. Автомат отточенными движениями поставил перед каждым разнос с блюдами. Пока кушали, Ul1371-я еще дважды бросила упорные, красноречивые взгляды на RP1616-го, как бы приглашая его заговорить. RP1616 ни разу не позволил себе этого на Земле, когда они в составе команды длительное время жили в тренировочном лагере по подготовке космонавтов.  И здесь, когда жажда свободы и уже различимое ее свечение сводили с ума, делать глупости не собирался. Его умение уходить в себя который раз пригодилось. Ужин пошел в молчании.

 Ul1371-я немедленно отправила докладную кодограмму на Землю: – RP1616 ведет себя согласно заложенных алгоритмов. Ошибок в поведении не выявлено, зрачки на явление событий не входящих в протокол не реагируют. Камеры слежения, установленные в его пенале и на рабочем месте, отклонений от норм не зафиксировали.

 Ответ с Земли пришел незамедлительно: – Продолжайте наблюдение, это важно.

После ужина Ul1371-я на правах командира экипажа перевела космолет на роботизированное управление и торжественно объявила RP1616-му, что долгожданный отдых наступил. Они попрощались и разошлись по своим боксам.

 Как только RP1616-ый добрался до кушетки, он тут же заснул. Сказалась усталость. На этот раз он даже не отвел времени сладким грезам.

Гл 1.4.  – Так вы говорите, что намеренно заглушили энергоустановку корабля? – задал вопрос Таюр таинственному незнакомцу, который, несмотря на длительное отсутствие общения, оказался весьма воспитанным человеком.

– Совершенно верно. А как бы, будучи на моем месте, поступили вы? – задал он встречный вопрос. Я не пичкал ее шпионской электроникой и при строительстве космолета не присутствовал. И, не получив ответа, после паузы продолжил.

– Я же не был предоставлен сам себе. Там где я родился и жил всем поголовно с рождения вводился атомарный чип. Мы были, что те роботы. Я не знал и не помню своего детства. Там у таких, как я, отсутствовали мысли, н было эмоций. Мы не знали ни игрушек, ни развлечений. Только работа, еда и сон, работа еда и сон. И потому наша память сприн за сприном фиксировала одно и то же. В ней не существовало событий. Каждый из нас походил на автомат. Жили мы в отдельных малюсеньких пеналах, внутри которых ничего, кроме выдвижной мебели. Эта мебель появлялась также по расписанию. Там нельзя было чего-то не сделать или делать дольше или меньше положенного времени. У нас никогда не было ни на что права выбора. Только на работе иногда вскользь мы встречали себе подобного. Но из-за строжайшего контроля и по требованию Закона общение между собой не допускалось. Каждый знал и выполнял свое дело или задание. За каждым следили. Везде были понатыканы бесчисленные видеокамеры, микрофоны, сигнализаторы. У каждого был строго определенный маршрут и задание, которое нужно было обязательно выполнить. И каждый из нас четко понимал всю ответственность перед Законом и Великой Тройкой.

  Даже в собственном боксе мы не принадлежали себе. Абсолютно все, что бы мы ни делали, подчинялось строгому расписанию. За любую ошибку публично казнили, отправляя несчастного в кремационную камеру.  Я много насмотрелся этого ужаса. Теперь я думаю, или скорее даже уверен, что перед казнью из тела провинившегося извлекался чип, а присутствующим дистанционно включали возможность ощущать муки сжигаемого. Это была страшная пытка, наблюдать сожжение себе подобного и слышать его истошные вопли, последние вопли. Потому что так вести себя при транспортировке в пылающую камеру чипованное существо не могло. Если бы вы слышали, как бедняги кричали, выли, злились и плакали. Нет ничего более ужасного, чем на глазах других сжигать человека живьем в камере с прозрачной стеной.

– Да, ведь, это идеализированный, возведенный в какую-то немыслимую степень фашизм! Хунта!– не сдержался я, – Какие негодяи! Организовали себе, понимаешь ли, эдакую облаченную в страх преторию и угнетали оставшиеся крохи народа, как им того возжелалось!  Рим ничтожество, детская шалость против гелонов. И, многократно всеправ Творец, что эта гадость бесследно и безвозвратно ушла в небытие. Вот тебе и эволюция!

От моего выкрика, перебившего говорящего,