Галина Полынская - Чужая звезда Бетельгейзе Страница 9

– Интересно, – Титрус тоже подошел к окну и встал рядом с Апрелем. – И что за игра?

– Сама по себе она проста и увлекательна, но для нее кое-что необходимо.

– Что?

– Краски, цветные краски.

– Ну, где ж их взять? У нас два цвета – черный, да красный.

– Надо что-то придумать, жаль, если пропадет такая забава. Давай позавтракаем у тебя здесь и поразмыслим, что можно придумать. Согласен?

– Разумеется.

Откуда они появились, никто не успел заметить. Бесшумно, будто сгустки сумерек, возникли странные создания с мохнатыми сильными лапами и острыми рыбьими гребнями на спинах. Их нелепые клыкастые морды болтались на шеях, будто хребты чудищ кто-то перебил, на боках подрагивали недоразвитые крылья, по земле волочились шипастые хвосты. От неожиданности Кара вскрикнула и взлетела ввысь. Грэм с Захарией долго не раздумывали. Они встали спинами друг к другу, оглядывая смыкающийся круг. Не делая резких движений, Грэм вытянул из пояса цепь, а Захария извлек из кожаных чехлов мечи. Отполированные до блеска руками хозяина рукояти обоюдоострых клинков привычно устроились в ладонях. Болтающиеся головы приближались.

– Чего вы ждете?! – взвизгнула Кара.

Это словно послужил приказом к нападению, и чудовища прыгнули, причем все одновременно, будто хорошо выдрессированные. Заухала цепь, засвистели клинки, во все стороны полетели головы, тяжело падали изуродованные тела.

– Куда вы, дети ада? – услышал вдруг Грэм голос, это был голос старика с белыми глазами. – Куда вы?..

Грэм замер, разом позабыв обо всем на свете, цепь упала. Он огляделся, ища старика.

– Грэм, ты чего?!

Но он не реагировал.

– Я помогу тебе! – крикнула Кара и вдруг выплюнула тонкую струйку огня, но загорелась лишь пара монстров. Для следующего огненного плевка Каре требовалось накопить сил. Теперь Захарии приходилось отбиваться и от чудищ и защищать Грэма, тот стоял неподвижно, лишь смотрел по сторонам остывшими, погасшими глазами. Мечи гудели, от скорости вращения они сделались практически невидимыми. Захария опасался задеть Грэма, ведь ему приходилось буквально кружить вокруг него, отбиваясь от никак не редеющего кольца – откуда брались всё новые и новые уроды, Захария не успевал заметить.

– Сядь, Грэм! Сядь! – пытался докричаться до него Захария. – Опустись вниз!

Грэм стоял, как заговоренный.

– Сядь же на землю! – Кара снова плюнула огнем. – Он голову тебе снесёт!

Бесполезно. Грэм не слышал.

– Надо поговорить с красильщиками, – осенило Титруса. – Они же красят ткани в разные цвета, наверное, можно нанести такую краску и на пластины.

– Конечно, – Апрель смотрел на него, подперев подбородок ладонью, – и как только мне это самому в голову не пришло?

– Бывает, – Титрус разминал лопаткой вареные овощи. – Ты чего не ешь?

– И вправду гадость. Раньше ел и не замечал, теперь заметил. Поваров следует прогнать немедленно.

Он очнулся так же внезапно, как застыл и посмотрел по сторонам с неким недоумением, будто не понимал, что происходит. Через секунду окончательно пришел в себя, и цепь снова ожила в его руках. Втроем вместе с Карой дело закончили быстро, вспыхнула последняя пара монстров, так и не долетев до середины круга, и все кончилось. Разбросанные тела на глазах превращались в хрупкие пепельные скелеты, точно такими же были унизаны прозрачные травы. Захария смахнул пот со лба, вынул из кармана плотную тряпицу и принялся очищать лезвия мечей от грязно-желтой крови и налипших клоков шерсти. В его душе боролись беспокойство за Грэма и злость на него. Бросить оружие, не закончив боя, подвергнув смертельной опасности своего партнера – это ни в какие разумные рамки не вмещалось. Отшвырнув цепь, Грэм сел на землю и обхватил голову руками. Кара спустилась ниже, свет ее был тусклым, она потеряла много сил. Все трое молчали.

– Захария, – глухо произнес Грэм, – кажется, я схожу с ума.

Захария тщательно очищал меч, так тщательно, словно малейшее пятнышко могло навсегда испортить клинок.

– Захария.

– Что? – он не отрывался от своего занятия.

– Я с ума схожу.

– Разумеется!

Злость вытесняла беспокойство.

– Прости меня, – тихо произнес Грэм, – я не знаю, что со мной происходит, не понимаю.

– Теперь я, в случае чего, буду биться один, – ровным тоном произнес Захария. – Это лучше, чем отвлекаться в процессе. Мы могли погибнуть оба.

– Больше этого не повториться.

– Ты уверен?

Грэм промолчал.

– Идемте отсюда, – устало сказала Кара. – Идемте отсюда как можно дальше.

Уже к вечеру у Апреля были краски: зеленая, синяя, желтая, белая. Своего оживления показывать Титрусу не хотелось. Апрель попросил его дать задание резчикам на пятьдесят две одинаковых пластины небольшого размера и подобрать с десяток острейших металлических палочек. Как только Титрус ушел, он бросился в свои потайные комнаты – Апрелю не терпелось поэкспериментировать с цветами. Усевшись за стол, он поставил перед собою полукруглые скорлупки с краской, положил белую пластину с необточенными краями, взял тонкую деревянную лопаточку и занялся смешиванием красок, получением новых цветов. Апрель никогда ничего не рисовал, но он умел проникать в суть вещей, мог схватывать их смысл и значение в мгновение ока. Он уже понял, как это делается, Апрель мог бы немедленно написать масштабное полотно, но ему нужны были всего лишь пятьдесят две картинки. И впредь к рисованию он возвращаться не собирался.

– Чувствуете, как похолодало? – сказала Кара.

– Ты разве способна ощущать холод? – удивился Захария.

– Чем холоднее, тем светлее мое пламя, я белею с наступлением холодов.

– Да, действительно, похолодало основательно, – Захария поднял и застегнул воротник своей тонкой кожаной куртки, – ладно хоть одежда не продувается и хорошо сохраняет тепло.

Голубой Рим вовсю теснил Медиум. Чудилось – именно борьба светил за место на тусклом небосклоне порождает ветер.

– Грэм, ты не хочешь перекусить?

– Давай.

Он не хотел, но если Захария заговорил о еде, значит, основательно проголодался. Выбрав местечко поровнее, Захария развязал мешок, достал тряпицу и расстелил ее на земле. Присев на корточки, Грэм наблюдал, как он выкладывает провизию.

– Не плохо бы костер разжечь, да не из чего, – посетовал Захария. – Никаких веток, или сучьев, земляная пустыня и всё.

– Пока еще можно обходиться без костра, – задумчиво произнес Грэм, – а вот дальше будет тяжелее, там дальше холод, какого мы еще никогда не чувствовали.

– Да? – Захария замер с куском лепешки в руках. – А что там? Что ты видел?

– Ледяные розовые холмы, думаю, розовыми они были из-за света Бесса. Высокие деревья с меховыми ветвями без листьев, а с неба падает легкий пух, холодный и бесконечный.

– Унылая картина, – Захария разломил лепешку и вытащил из мешка мясо. – Глоток вина?

– Давай.

– Вы ешьте, а я взлечу повыше, посмотрю, что в округе и нет ли желающих помешать вашему отдыху.

Захария кивнул.

Ветер усиливался. В его резких порывах ощущался незнакомый неуловимо тоскливый запах.

– Так пахнут ледяные холмы, – тихонько произнес средний голос совсем рядом, над ухом Грэма. – А легкий пух, холодный и бесконечный – это снег. Это сыплются с неба неуслышанные молитвы, их слишком много, да и не все долетают, вот они и падают обратно, под ноги…

– Хватит! – Грэм отбросил кусок лепешки и зажал уши руками. – Хватит!

– Что такое? – Захария поднял голову. – Что случилось?

– Я опять слышу голос непонятно кого!

– Ты выпил вина на голодный желудок…

– Это уже не поможет, Захария, не поможет! Я действительно кого-то слышу, и это больше не получится никак разумно объяснить!

– Ладно, хорошо, успокойся, что он тебе сказал?

– Что-то о ледяных холмах, я толком не понял. Там есть еще фляга с вином?

– Две.

– Дай тогда это допью.

Тихий голос усмехнулся и смолк.

Убедившись, что цвета получаются превосходно и отлично держатся на пластине, Апрель вытер руки и пошел к выходу из тайных комнат. У окна опять сидел Титрус. Такая отъявленная наглость не могла не рассердить, но первый Сенатор пребывал в лучезарном расположении духа.

– Чего надо? – поцедил он, растягивая губы в улыбку.

– Я везде тебя искал, – принялся оправдывать Титрус, – сегодня заседание Сената…

– Ах, да, совсем забыл.

– … и надо будет хоть что-то сказать об отсутствии Грэма. Я хотел это обсудить с тобой.

– Да, да, погоди, я переоденусь.

Он вышел, Титрус присел обратно в кресло. Вскоре Апрель вернулся в широких, длинных красно-золотых одеждах и черной мантией на плечах – парадном одеянии первого члена Сената. Титрус, занимавший положение попроще, одевал красные одежды с темно-синей мантией.