Большая медленная река - Павел Сергеевич Иевлев Страница 5

с бабками. Я, наверное, тоже тебе стариком кажусь, а между тем, я ещё вполне могу того-этого, по амбарам и сусекам… Вот и тот дед свою бабку по сусекам скрёб-скрёб, и наскрёб с ней Колобка. Некоторые считают, что это солярный символ, но я думаю, что это был обычный пацан, типа тебя. Только лысый, как наша быстроногая мадам. Поэтому и назвали его Колобком, что значит «около обкома». Около обкома тогда кто стоял? Ленин! А Ленин какой? Лысый! Вот такая связь партии с народом, да. Колобок посидел-посидел на окошке, поглядел на мир да и свалил от родителей, как все дети делают. Плачет бабка, плачет дед — пацана простыл и след! Идёт он себе по дорожке, символизирующей жизненный путь, и встречает… Ну, например, зайца. Тот такой: «Хоба, привет, лысый пацан! Ты такой трогательный лопушок, что тебя просто невозможно не слопать!» «Не, — отвечает тот, — я от дедушки ушёл и от бабушки ушёл, потому что я нонконформист. Так что от тебя, ушастый, тем более свалю». И свалил. Хотел заяц Колобка догнать, но вспомнил, что вегетарианец, и не стал. Потому что — а смысл? Шурует Колобок дальше, а навстречу ему волк. Это тебе не заяц, зубы — во, пасть как мясорубка. «О, — говорит Волк, — какие пацаны, и без охраны! А ну-ка я тебя сейчас зохаваю, лысый!» «Не, — отвечает тот, — я от бабушки ушёл и от дедушки ушёл, потому что я в подростковом протесте. И от тебя, волчара позорный, тоже моментально сдрисну». И дальше пошёл, посвистывая, типа всё ему нипочём. Подумал волк, подумал и не стал его жрать. Подростки страшно токсичные, это все знают. Идёт Колобок дальше, а навстречу ему медведь. Мощный зверь, серьёзный, на одну лапу положит, другой прихлопнет — только лаваш от Колобка и останется. «Колобок, — говорит, — Колобок, я символ властной вертикали, и я тебя съем!» «Не ешь меня, воплощённая государственность, я тебе песенку спою!» Достал гитарку и давай в три аккорда песни протеста орать, проклятый мир родительского мещанства в рифму бичуя. Послушал это медведь и аж аппетита лишился, такая там чушь была. Плюнул да лапой махнул — авось сам перебесится. Совсем Колобок после этого охамел, шагает такой, ничего не боится. И тут ему навстречу Лиса. Он ей сразу: «Я от бабушки ушёл, от дедушки свалил, от зайца смылся, от волка слился, от медведя когти рванул, так что ты, рыжая, эту ботву даже не начинай. Я парень опытный, практически лидер протеста». А она в ответ: «Ну разумеется, дружок! Они все просто тупые замшелые предки, а ты у нас уникальный бабушкин колобочек, нитакойкаквсе, где уж им тебя понять-поймать! Я же тебя понимаю, тобой восхищаюсь, уважаю тебя как свободную личность и поддерживаю твоё право на протест». «А не брешешь? — усомнился Колобок. — До сих пор меня все только дурачком малолетним называли…» «Что они понимают, эти глупые взрослые? Я не просто тебя поддержу, я предоставлю тебе трибуну и сцену! Чтобы ты, такой прекрасный, мог с неё свободно самовыразиться! А ну-ка, прыгай, дружок, ко мне на язычок…» О, пацан, да ты спишь уже? Ну и ладно, там всё равно плохо кончилось, как всегда. Спокойной ночи.

Глава 2. Дюймовочка

— Надо же, сам проснулся! Рефлексы у тебя правильные, морские — подняли якорь, значит, утро. Ну, как утро… Да, темно. Не спалось мне, решил пораньше с якоря сняться, чтобы лысая сталкерша проснулась — а нас и след простыл. А то как бы опять не ломанулась вдогонку. Там и так смотреть не на что, кожа, кости да жилы, а так бегать — совсем себя угробит. Пусть лучше идёт своей дорогой, а мы поплывём своей. Чего зеваешь? Умойся, вон, из ведра. Давай-давай, приучайся к чистоте. Теперь воду экономить не надо. И зубы почисти — я затрофеил щётки и пасту. Щётку выбери, какая по цвету глянется, я возьму вторую. И не халтурь, потому как стоматолога теперь не сыскать.

— Вот, на человека стал похож. На дикого, первобытного, отродясь не стриженного, но человека. Иди плиту растапливай, кипяти воду в чайнике. Что смотришь? Сам, сам. Я тебе показывал. Сначала мелкие щепочки, потом покрупнее, а потом и самые крупные. Спички в шкафчике рядом. Они, конечно, детям не игрушка, но ты ж серьёзным делом занят, завтраком. Нет, я за штурвалом. Днём дам порулить, обещаю, но сейчас только светает, я лучше сам.

— Что ты мне показываешь? Какую выбрать? Ну-ка… Со вкусом пинирии и со вкусом кувана. Даже и не знаю… Дай сюда обе. Вот, убираю за спину… В какой руке? Значит, пинирия. Куваном пообедаем. Только смотри, не сунь в одну кастрюлю две разные! Нам и одного вкуса за глаза хватит…

— Уже готово? Вот молодец! Совершенно самостоятельно приготовил завтрак на весь экипаж. Отличная пинирия, на настоящую еду похожа. На картошку с патокой. Дрянное жорево нищих фермеров, но такое, и правда, едят кое-где. За это достижение тебе, пацан, присваивается первое корабельное звание — кок минус первого разряда. Чтобы подняться до нулевого, сделай чайку. А вот когда научишься жарить рыбу, станешь первого. Последний разряд седьмой, но ты даже не мечтай, я и сам максимум четвёртого. Другими делами по жизни был занят, до высокой кухни не дорос. Какими? Ну, в основном, бизнесом. Тут купил, там продал, но чаще всё же посреднические услуги. Свести тех, кто продаёт, с теми, кто покупает, и поиметь на этом свой небольшой гешефт. Как тогда, в Африке. Ах, да, я ж тебе не дорассказал, чем дело кончилось. А вышло так. Когда я уже примеривался гордо и не прощаясь свалить в туман… У нас это называется «уйти по-английски», потому что напакостить и свалить, оставив других разгребать последствия, — самый англичанский метод. Так вот, я совсем чуть-чуть, но опоздал — в лагерь-деревню, где обреталась банда «наших», торжественно, на белых, красивых, очевидно, угнанных у миссии ООН джипах, заехали гости. Я тогда в Африке ещё не обтёрся и одних черножопых от других отличал плохо, но тут разница была очевидна — никто из них не носил кость в носу, не раскрашивал морду извёсткой и не рассекал одетым только в набедренную повязку и автомат. Ребятки были в американском камуфле и с эм-шестнадцать,