Янтарное взморье (СИ) - Вран Карина Страница 23

Морем послужил котлован на месте небольшого, метров пятьдесят квадратных, строеньица. Что это было за здание, за давностью лет мало кто помнил, но находилось оно в близком к аварийному состоянии еще тогда, когда будущих друзей привезли из роддома.

Домишко ЖК решило не ремонтировать, а перестроить, но финансирование внезапно прекратилось. Лето выпало в тот год дождливое, почва в районе — сплошь глина, вот оно (море) и набралось. Про ЖК и финансы пацаны узнали попозже, им важен был сам факт наличия «большой воды», а не всякая ерунда с ее возникновением.

Как ребятня просочилась через забор, они оба уже помнили смутно, но первая дыра на штанах появилась у Кости как раз после забора. К воде удалось подойти по настилу из досок, и пробный запуск парусного судна прошел успешно, под не очень дружное: «Гип-гип ура!»

Оказалось, местные недоросли не верили, что миниатюрный кораблик реально поплывет по «волнам», а не черпнет грязной водички и не уйдет ко дну ко всем морским чертям. Будущее светило в области чисел гордо выпятил грудь колесом и не менее гордо укорил невежд. Ведь устойчивость модели зависит от осадки, то есть, глубины погружения в жидкость. Величина погружения, выталкивающая сила и плотность воды: такими параметрами аргументировал свое мнение юный гений. «А ни хрена!» — возражали менее эрудированные отроки.

Рассказчица предположила, что мелюзга не вняла аргументации, потому что звучала она для них примерно: «Быр-выр-быр-хр-хр», — то бишь, буквы вроде бы знакомо звучат, а один фиг не понятно. Вроде как если Хель сказанет какую-нибудь премудрость на китайском, а переводчик заглючит и пустит звук оригинала. Сказано-то умно, но понятно только тем, кто в теме.

Откуда взялись такого рода знания у дошколенка Константина, история (в лице орчанки-сказительницы) умолчала. Возможно, ее суженый уже родился со всеми этими цифрами, расчетами и формулами в голове.

Спор про «поплывет — не поплывет» шел не на интерес, а на щелбаны. Поскольку победила наука, даже с учетом изменения коэффициентов из-за примесей глины в пресной воде, умнику и выпала честь раздать иным спорщикам по лобешникам.

И только спустя некоторое время в болящие головы пришел вопрос: а как бы им заставить кораблик вернуться в порт? Впрочем, это дворовые мальчишки только тогда и задумались, а Костя подготовился заранее. Он захватил с собой сачок. Подсадной складной телескопический. Отцовский.

Кто из мальчуганов толкнул Костю в момент набрасывания сачка, так никто и не узнал. В мутную воду умник полетел вместе с приспособой для ловли рыб и корабликов. Дворовые прыснули в сторону, как тараканы на внезапное включение света посреди ночи, а Слава ринулся к воде.

Друг познается беде — будущий мастер кинжалов в те годы не обладал серьезными показателями ловкости и силы, и был утянут в котлован не умеющим плавать мозговитым товарищем. К счастью, не на дно. На дно отправились сачок и навороченная модель парусного судна, не выдержало оно суровых штормов в мутных подмосковных водах.

Парни выбрались. Не сразу, набултыхались знатно, вымокли, страшно устали, глотнули коричневатой воды и набрались понимания, что не все споры стоит затевать. И уж точно не ко всякому, кто встретится на жизненном пути, можно повернуться спиной.

До дома мальчишки добрели грязнющие, аки два хрюнделя после принятия грязевых ванн. В кроссовках хлюпало, с волос и носа капало, штаны теперь были рваные у обоих. Славкины с треском разошлись по шву в процессе вылезания из ямины, а Костя еще об забор свои разодрал.

Еще по паре брюк пацаны порвали о бляхи отцовских ремней. Пороли их показательно, во дворе, при скоплении соседей. Дабы неповадно было шкодить так, чтоб мамки за сердце хватались. А к финалу экзекуции папаня Кости выпалил в сердцах: «Увижу еще раз возле моего сына — получишь», — и пригрозил кулаком с зажатым в нем ремнем. Отчего-то родители умника надумали, что их послушного сыночка подбил на авантюру именно Слава.

Парни (все еще в положении лежа) обменялись горящими взглядами и стиснули зубы покрепче.

Отец Ростислава, мужчина прямой и лишенный деликатности, тоже в карман за словом не полез. «Мой малец сам решит, где и с кем ему ходить. А тронешь его… Ты, пацан, говорят, башковитый. Сколько в руке костей?»

«Тридцать?» — с долей сомнения ответил Костя, все же анатомия его интересовала куда меньше, чем математика.

«Вот столько у тебя появится переломов, если ты хоть пальцем тронешь сына», — с этими словами родитель Славика ухватил отпрыска за шкирку и утащил домой. И уже там, в приватной обстановке, высказал пожелание, чтоб сын и правда поискал себе других приятелей. Не таких хилых. И чтобы плавать умели, желательно.

Желаниям отцов не суждено было сбыться: Костик и Ростик оказались в одном классе, что не удивительно, одна муниципальная школа на район. Взрослые предпочли сделать вид, что знать друг друга не знают, зато младшее поколение было в восторге. И застолбило одну парту, первую, у окна. На первом ряду настоял Константин, вид из окна притягивал Славу.

«Не водись с хулиганом», — равно как и: «Сдался тебе этот хлюпик?» — стойко игнорировались пацанами.

Когда следы соприкосновения отцовской мудрости с детскими задницами начали подживать, Ростислава отправили в секцию джиу-джитсу. Надо ли говорить, что первым делом Слава затащил на занятия Костика? Втайне от предков, которые слишком нервные и не понимают ничего.

Секция их и переименовала. Костю дразнили по первости за неуклюжесть, слабую физическую подготовку и то, как он падал: «Костик — гремят кости». Константин — это было чересчур пафосно и длинно. Кеном назвал друга Славик за необычайную красоту, полученную после неудачного падения. Красота заливалась под глазом, смещалась на скулу и слегка рассекала губу. За столь впечатляющий вид Кен огреб еще одну взбучку от отца, массу охов и ахов от матери, но секцию не бросил.

Славу тоже поддразнивали, хоть и не так хлестко. «Ростик — малый ростик», — это потому что первоклашкой он был невысок, ниже всех сверстников. Про высокую славу — это о том же звучало… Товарищ Кен уже успел впечатлить друга начитанностью и несомненной пользой знаний, так что Слава начал таскать в спальню книги из родительской библиотеки. Толстой и Лермонтов вгоняли парня в сон, зато Жюль Верн и (особенно) Рэй Брэдбери нашли отклик в душе.

В раздевалке Ростислав с упоением и азартом делился с соучениками впечатлениями от книг, за то был обозван Рэем. Прозвище прилипло на всю жизнь.

С пятого класса родители Кена решили, что обычная средняя школа для их гениального отпрыска — это трата времени. И устроили его перевод в гимназию с математическим уклоном.

Рэй был искренне рад за соседа по парте, но терять друга — не устраивало его категорически. И он пришел к отцу. Не с просьбой, с задачей: сделать так, чтобы и его взяли в гимназию. Оценки под влиянием товарища у парня были хорошие, но до высоких требований к гимназистам он все же не дотягивал. Зато лучше всех бегал, прыгал и всячески восхищал школьного физрука. По росту Рэй, к слову, уже догнал однокашников.

Бывших военных не бывает: папа Рэя хоть и вышел в отставку, но связи не растерял. А директору гимназии с математическим уклоном тоже лестно было бы брать призы на спортивных состязаниях между школами.

Так друзья снова сели за одну парту.

Первая потасовка случилась через неделю. Юные умы отчего-то сочли оскорбительным для них наличие в их классе «хулигана». В честь чего так окрестили Рэя, не совсем понятно, ведь за пределами секции он по сию пору никого не бил. Как-то не было в том нужды.

А тут умники дружно окрысились: на кого-то злыдень косо глянул, кому-то не уступил дорогу и т.п. «Мы его проучим», — решили они. И устроили после уроков сход на заднем дворе гимназии. Кен пришел вместе с Рэем и мягко намекнул, что никуда отсюда не уйдет, пока его другу не принесут извинений. «Да вообще никто не уйдет», — дополнил Рэй.

Такую подначку гимназисты стерпеть не смогли и навалились вдесятером на двоих. Очень плохой расклад — для десятерых. Пяти минут не прошло, как вся десятка в разной степени помятости скулила и подвывала в разных частях двора.