Артефакт темного бога - Владимир Андреевич Кривонос Страница 25

— Кого, интересно, занесло на мой огонек?

Мирон, ничего не замечавший до этого, резко обернулся. Я подошел ближе к нему, готовый в любой момент вступить в схватку.

— Оставь, добрый путник, свой меч в покое. Я всегда рад гостям, и не надо так пугаться.

— Откуда нам знать, что ты не имеешь плохих намерений?

— Ха, это я у вас должен спросить о ваших намерениях. Вы тут гости, а я — хозяин. Вы сидите у моего костра, не спросив разрешения.

— Мы бы рады спросить, но здесь никого не было.

— А теперь я здесь. Но я не собираюсь вас прогонять. Только хочу, чтобы и вы ко мне дружелюбно отнеслись.

— Меня зовут Тахир, а это — мой друг Мирон. Наши лошади устали, и мы, завидев такой уютный костерок, остановились здесь передохнуть. А кто ты будешь?

— Ратибор. Хозяин этого леса, — он присел к костру. — Рассказывайте: откуда вы и куда идете?

Я ответил, что мы из Киева, а путь держим к волхву Горемыслу.

— Не близкий путь, скажу я вам. Слыхал я о Горемысле. Говорят, он поклоняется как светлым богам, так и темным. Я бы посоветовал держаться от него подальше. Он мечется между добром и злом, и никак не может определиться, что из них главнее.

Я спросил, нет ли у него чего поесть. На что Ратибор как-то странно улыбнулся и ответил:

— Чтобы поесть, нужно поохотиться. А время охоты еще не наступило.

Я согласился с ним. Кто же ночью охотится? Вообще, Ратибор казался вполне себе добродушным хозяином. Он подкладывал в костер принесенные с собой дрова и говорил, что в лесу негоже ходить одиноким путникам по ночам. Лучше остановиться на ночлег у его костра. Он предлагал нам улечься на траву, и Мирон даже последовал его рекомендации, но я решил, что лучше скоротаю ночь на бревне, приглядывая за костром и его хозяином. Не нравилась мне та пирамидка из черепов.

В какой-то момент глаза начали слипаться. Но заснуть мне не дал упавший вдруг серебристый свет выглянувшей из-за крон деревьев луны. Сверху прокричала ворона троекратным раскатистым карканьем. Пламя в костре вспыхнуло, будто в него подбросили охапку хвороста, взвились в ночь мириады искр. Я встрепенулся. Глянул в сторону Ратибора, примостившегося на втором бревне, и чуть не закричал от того, что увидел. Наш «хозяин леса» выпятил грудь, развел руки, его начали одолевать корчи. И вдруг лицо его стало вытягиваться, обозначился острый волчий нос с зубастой пастью. Уши поднялись торчком. Он скинул с себя накидку из шкуры. И я увидел, как его ладони начали превращаться в когтистые лапы, покрываясь шерстью. На нем оставалась кожаная куртка с поясом, за который была заткнута рукоять топора. Да и низ тоже оставался человеческим: широкие штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги. Он превратился в монстра: полуволка, получеловека. Глянул на меня горящими глазам и издал грозный рык. Звериной лапой он выхватил топор. Изменившиеся пальцы совсем не мешали этому. Древко ловко легло в то, что трудно назвать ладонью.

Я не успел еще выхватить меч и достать из инвентаря щит, как чудовище, возникшее из Ратибора, кинулось на меня. Еле увернулся. Лезвие топора просвистело у самого уха. Следующий удар я встретил щитом, от чего тот разлетелся в щепки. Ну и силища в звериной лапе. Пришлось отступить. Ратибор прорычал и снова замахнулся. Я прикинул направление его удара и отскочил в сторону. Воспользовавшись моментом, когда зверь оказался ко мне боком, я рубанул его мечом. Но что это? Ему почти ничего не сделалось. А у меня понизился уровень силы. Вот что значит, целый день ничего не есть. Мой удар мечом разозлил его. Он с разворота махнул топором. Я вновь увернулся, но почувствовал, что точность моих движений ухудшилась. Ратибор попер на меня как бык на тореадора. Я отступал и размахивал перед ним мечом, отбивая удары. Но сила моя убывала. Его топор даже не отклонялся. Я пятился, тяжело дыша, судорожно соображая, чем бы остановить этого зверя. И вдруг запнулся о спящего Мирона. Полетел спиной на траву, а старик проснулся и, ничего не понимая, завертел головой.

Ратибор на время остановился, переводя взгляд с меня на старика и обратно. Видимо, выбирал, кого из нас прикончить первым. Я воспользовался его замешательством и прыгнул к нему, выставив перед собой меч. Клинок уперся в живот, но вошел лишь кончик. Схватив лапой лезвие, Ратибор выдернул его и рванул с такой силой, что меч вырвался у меня из рук, а сам я отлетел в сторону.

Мирон тем временем встал на колени и запричитал молитву, неистово крестясь. «Прощается с жизнью», — подумал я, поднимаясь с земли. А Ратибор, засунув топор за пояс, бросился на меня. Не знаю, откуда взялись силы, но я как кошка улизнул из-под лап, готовых впиться в мою глотку. Прокатившись по траве, вскочил на ноги и бросился к ближайшему дереву. Рычание разъяренного Ратибора летело мне в спину. Казалось, его горячее дыхание обжигает шею, и что еще мгновение, и он настигнет меня. Спасительный ствол был совсем близко. Клацанье зубов и звериный рык врывались в уши. Хрясь. Острые когти рванули мою куртку. От удара в плечо я полетел вперед. Мощное корневище, выпершее из земли, оказалось перед глазами. Рывок. Я схватился за ствол. Еще рывок. И исступленно цепляясь за шершавую кору, я полез вверх. Индикатор здоровья уже мигал красным. Подъем давался с трудом, но страх гнал меня к заветной кроне. Зверь хватанул за сапог. Я чудом не свалился, продолжая карабкаться. Разъяренный вой пронесся над лесом. Еще мгновение, и я достиг нижних веток, подтянулся и нырнул в густую листву. Ратибор прыгал внизу, задрав голову, и злобно рычал.

Я перевел дух. Осмотрел сверху место нашей дислокации. Ветерок с Нимфой сливались с деревьями у самого края поляны. Они никуда не убежали при виде страшилища, в которого превратился Ратибор, и рисковали стать его легкой добычей. Рядом с костром появился огненный круг, в центре которого стоял на коленях Мирон. Судя по доносившемуся бормотанию, старик читал молитву.

Ратибор, видимо, поняв, что меня теперь не так-то легко достать, обернулся к Мирону. Рычание монстра не предвещало ничего хорошего. Сейчас он бросится к беззащитному старику и раздерет на мелкие кусочки. Я отвел глаза, боясь на это смотреть. Рычание продолжалось. Но вдруг оно сменилось на жалобный вой. Я глянул в