Янтарное взморье (СИ) - Вран Карина Страница 28

Вскоре завалились шумные приятели с коробками и пакетами. Отвлекли от размышлений о том, что ж такое стряслось у преподавателя, и почему он вместо нормальных информативных объяснений непонятные послания засылает.

Тосю извлекли из ванной комнаты, обустроили в новенькой лежанке. Показали ей миски (Ника выделила место под них в кухне у окна). Между собой разделили прогулки с шерстяным безобразием. Утренние взял на себя Вал, ему было удобно до отъезда в репетиционный зал, дневные застолбила за собой хозяйка квартиры, а вечерние плавно отошли к Анюте.

Дневать-ночевать Тосечка «прописалась» у Ники, благо, на двери в комнату с птицами имелся замок-защелка. Превосходная идея сплавлять через день животину к соседу при рассмотрении оказалась так себе из-за жесткого графика репетиций у музыканта.

Потом они хрустели пиццей на тонюсеньком тесте, наслаждались крепким ароматным кофе, общались обо всем и ни о чем.

«Стас, во что же ты вляпался?» — снова и снова возвращались мысли Вероники к маловразумительному сообщению. И мысли эти изрядно портили вкус еды и напитка.

И почему-то вспоминалась не давнишняя история с бывшей студенткой, не слушки и даже не натянутые отношения куратора с «беретиком», а маленькая подсобка в студии Стаса, в коей обнаружился индивидуальный модуль полного погружения.

«Окей, я приеду к его студии, начну ломиться в дверь», — нахмурилась пуще прежнего Ника. — «Ключей у меня нет. Что дальше? Заявить его в розыск? Глупость. Нет, только ждать».

— Эй, ты чего куксишься? — чуть обиженным тоном вопросила Анюта. — Невкусно? Надо было взять с ананасами?

— Почему ананас — одно слово, а мы её — два? — Вероника с подозрением уставилась на сокурсницу. — А, Ана?

— Всегда она надо мной издевается, — стала жаловаться Потапова Валу с легким присвистом и шепелянием.

Совместный шоппинг со «звездой» явно пошел девушке на пользу. Испуганным сусликом в обществе музыканта Анечка уже не выглядела.

— Ананасам слова не давали, — беззлобно усмехнулась Ника. — По крайней мере, пока они зубы не отрастят.

Так, под возмущенные «фыр-фыр» от Потаповой, потявкивания из коридора (Тося во сне, видимо, с кем-то спорила) и приглушенные стенами песни волнистиков, пролетел остаток вечера. И под болтовню, конечно же.

Поклонница творчества «Мизантропии», услыхав про запись второго альбома, затребовала немедленно что-нибудь исполнить. И чхать ей было, что Вал не вокалист, что он не брал сегодня гитару. «Пожалуйста», — и взгляд с поволокой, с отблеском слезинок в уголках глаз.

— Не под запись, — сдался музыкант.

Побренчал ложкой о края чашки, сморщил нос. Стукнул легонько по поверхности столика. Встал, захватив ложечку, добрался до дубового стола, отбил пальцами некое подобие барабанной дроби. А потом под «аккомпанемент» из постукиваний по дереву и ударов ложечкой по вазе дутого стекла спел про «Самодельный мир».

Вероника почти весь текст пропустила мимо ушей, разрываясь в мыслях между Восхождением и мутным сообщением куратора. Но припев уловила, потому как он повторялся.

Материк из бетона,

Города из картона.

Громкость сбавь на два тона,

Распугаешь планктон мне.

Импровизированный мини-концерт по заявкам Ника сочла занятным («Ага, прикольно», — конец цитаты), зато Анюта пришла в совершенный восторг.

А на утро Ника скаталась в больницу, где ее завернули: больная в реанимации, к ней не пускают. Художница упросила медсестру передать старушке, что нашлась ее драгоценная Тося, она накормлена, умыта и в здравии. И записку с номером телефона оставила.

Решила: оно и к лучшему. Это впотьмах бабуля могла не опознать «хамку засратую», а при нормальном освещении фиг пойми, как на встречу среагирует.

Эту часть внезапного социального квеста можно было считать выполненной.

Недра горы Покоя встретили тишиной. И почти полностью серым списком персонажей в игре. Сама Хэйт, трактирщик Сорхо, квартет дублей наличествовали, да и только.

— Это ли не повод обойти владения? — слегка меланхолично высказала Хэйт в полутьму.

Кивнула сама себе: мысль дельная. Обход без спешки, суеты и лишних глаз мог дать более полную и четкую картину.

— Ш-р-р? — накануне ученица Бестий не стала отзывать питомицу, и та, заметив возвращение хозяйки, прилетела «поздороваться».

— Твои глаза не лишние, — с улыбкой сказала Хэйт, заодно протянула вкусняшку шепчущему ужасу. — Все восемь — нужные и полезные глазоньки. Но пока развлекайся. Мы сегодня никуда не спешим.

«И завтра тоже не спешим. И послезавтра»…

Кто-то мог бы покрутить пальцем у виска: девица сбрендила, с куском кода монологи разводит. Но таковых личностей вблизи (да и вдали) не наблюдалось, а если б и были — чхать на них бы Хэйт хотела.

Так уж вышло, что далеко со своим обходом девушка не ушла. Залипла у стены, которая раньше являлась «дверью» в скрытое хранилище. Больше никаких выемок в форме чаши на стене не имелось, еще и порода почему-то сменилась. Впрочем, на божественное вмешательство можно было списать и более существенные изменения.

Художница застыла у гладкой стены. Черный вулканический мрамор каким-то невероятным образом сходился в одной глади с белым. Чистота и нежность стыковались с непроглядной тьмой, местами даже вклинивались, будто…

— Ленты? — покатала на языке пришедшее в голову сравнение Хэйт. — М-м, не совсем.

В природе такого стыка двух пород существовать не могло. Белый и черный мрамор добываются в разных месторождениях, они отличаются по зернистости, по наличию примесей… Но то мир реальный, с его физикой, в виртуальности же иные законы. Один из них…

«Воображение…»

Словно кто-то щелкнул пальцами рядом с владелицей манора. Переходы, сплетения, тьма, свет…

— Шерри, нам нужно в город.

Инструменты резчика по камню — то, что должно было найтись если не в гильдии художников, то в гильдии строителей. Хэйт по итогу зашла и туда, и туда. Вернулась в манор с забитым инвентарем: стамески, напильники, спицы, терки, резцы и прочие полезные штуковины заняли кучу слотов. Также место занял сундук, который художница планировала установить неподалеку от места будущей работы, и в нем уже хранить инструментарий.

Скульптура не являлась ее профилем в обучении, но азы в училище давали. Некоторые навыки работы с камнем у нее имелись, фантастическое полотно ей предоставило вмешательство Балеона, а на воображение художница не жаловалась от рождения.

Найти в глади — форму, обнажить ее, высвободить из тисков породы, явить… пусть не миру, но тем немногим, кто сможет ее посетить.

Пойти немного дальше, объединить две формы, раз черное и белое уже сошлись так близко, что почти слились…

Хэйт переоценила свои способности. Да, она увидела четкую и ясную картину перед глазами, но навыков для воплощения ей явно не хватало. А любое грубое, неверное движение — и всё насмарку, посему каждое действие приходилось вымерять.

К моменту срабатывания таймера даже первый контур не был проработан. И отложить выход ей не позволила совесть. Там, вне мира черно-белых видений, ожидали пернатые и шерстяная (временная) питомцы.

— Мы в ответе за тех, кого приручили, — озвучила известнейшую цитату Антуана де Сент-Экзюпери. — Шерри, до завтра. Выход!

— Хаф-хаф!

— Чив-чиви, чиви-чиви-чи…

— Хаф-хаф!

«А в моей пещере было тихо и спокойно», — вздохнула Ника, покидая уютное ложе капсулы.

За предусмотрительно запертой дверью безостановочно тявкала собачатина, явно требуя прогулки. В комнате на два голоса (Зеленкин пел громче, но и Вив старалась) отвечали на вызов птицы. Они вообще любили звуки, всему и всем стараясь подпеть… перепеть… перекричать.

— Ну здравствуй, — Вероника вышла из комнаты, уперла руки в бока и уставилась на тявкалку. — Муза моя нежданная.