Георгий Смородинский - Звездное небо Даркана Страница 41

— Т-ы-ы, зн-а-ешшь, где м-еня н-а-йти, — произнес старик, когда они дошли до городских ворот. Он тронул его за руку, понимающе улыбнулся и растворился в толпе спешащих по своим делам горожан.

А потом был тот памятный разговор с матерью…. Он просто выслушал ее, развернулся и, едва сдерживая слезы, ушел. В тот день он плакал последний раз в жизни.

Следующие два года он прожил у Боло.

Городские катакомбы по площади едва ли не превышают Вайдарру. Фактически целый город под городом. Да, в них обитает множество неприятных тварей, но если знать их повадки и места обитания, то вполне можно жить. Боло знал. Он вообще много чего знал и умел.

Раз в неделю они выбирались в город на заработки. Ровно половину своих денег Райнек тратил на шлюх, которых в катакомбах и городских трущобах жило предостаточно. Но вторую половину всегда откладывал. Где-то глубоко в душе он надеялся, что мать все-таки поймет его и простит. Но ни мать, ни сестру, ни племянниц он так больше ни разу и не увидел. А Боло… он не учил Райнека жить. Он просто его учил. Учил бесшумно передвигаться, заметать за собой следы, открывать любые замки.

Общались они в основном жестами. В те редкие припадки, которые порой случались у старика, Райнек бессменно сидел у его постели. Вытирал с его губ выступающую на них желтоватую пену и слушал безумные речи. Припадок заканчивался, его старший товарищ на неделю уходил в себя, а потом все возвращалось на круги своя. Старик фактически заменил ему отца, и те два года Райнек чувствовал себя почти нормально. Нет, ненависть не делась никуда. Просто немного притупилась боль.

Они никогда никого не убивали, их тоже никто не трогал, а те редкие облавы, которые городская стража иногда устраивала в катакомбах, до них не доходили ни разу. Так все и продолжалось бы, если бы не тот день. День, когда его дар проснулся окончательно.

Райнек очнулся от воспоминаний, по привычке огляделся и, тронув собаку за шею, молча двинулся вперед. Гончая так же молча пошла следом за ним. «Интересно, зачем вообще нужны все эти памятники с надписями?» — думал он, вглядываясь в буквы на перекошенных надгробиях. Кому какое дело до того, кто под ними лежит? Их привозят в святилища и порталом отправляют на кладбище. Чтобы никогда больше не увидеть. Служители отрабатывают взимаемую за погребение плату? Чушь! Кто будет проверять? Даже если захочет? Тут же можно сто лет бродить и не найти нужную тебе могилу! Вдруг рисунок на одном из камней привлек его внимание. Он подошел поближе, остановился и внимательно разглядел надгробие. Коряво выбитый и перечеркнутый крест-накрест гроб. В этой могиле когда-то похоронили отрекшегося. Под таким же камнем когда-нибудь закопают и его. Райнек пожал плечами, махнул рукой собаке и, не оборачиваясь, двинулся дальше. Да не все ли равно, под каким камнем ему лежать? Боло говорил, что главное — это то, что ты успел сделать при жизни, а не то, в какой именно яме будут когда-нибудь гнить твои кости. Лично он, Райнек, умирать пока не собирается. Слишком много у него скопилось неоплаченных счетов.

Дар… Он был у него уже тогда, когда он жил у Боло. Убивая изредка появляющихся в их жилище крыс, Райнек замечал необъяснимые приливы сил. Но кто же тогда мог знать, что это такое. Настроение улучшалось, зарубцовывались небольшие раны, пропадали ночные кошмары — уничтожение грызунов стало едва ли не любимым его занятием. Боло только улыбался и качал головой. Может быть, он догадывался? Кто знает? Но окончательно дар проявился только в день его смерти…

Тот небольшой серебряный медальон с тремя сапфирами и полустертой гравировкой, что они забрали на восточной площади из лавки оценщика, принадлежал жене сотника городской стражи. Камни они вытащили и продали скупщику, а серебро расплавили, подписав себе тем самым смертные приговоры. Эта никчемная, по сути, безделушка была так дорога той корове, что её муж объявил негласную награду за их головы.

Сдал их трактирщик Хеск — один из тех скупщиков, которым они сбывали краденные вещи. Когда шестеро солдат перекрыли узкий переулок, что вёл от трактира на набережную, а сзади послышался топот окованных сталью сапог, Райнеку вспомнился медный рудник и его ненавистная подруга кирка. Он не знал, что их сейчас будут убивать, и поэтому проморгал тот момент, когда трое арбалетчиков шагнули вперёд и слитным движением вскинули своё оружие.

— С-ыно-ок! Б-еги! — промычал Боло и шагнул вперёд, закрывая его своим телом.

Треск ударов металла о дерево, глухой противный звук и из спины старика вылезли три стальных острия. Вора отбросило на Райнека, он машинально поймал бьющееся в агонии тело и почувствовал, как мир для него сузился до размера булавочной головки. В следующую секунду пришло осознание того, что только что произошло, и тогда что-то чёрное, чужое поднялось из самых глубин его души.

— Ну что, крысёныш, отбегался, — оскалив в щербатой ухмылке рот, один из выстреливших в Боло солдат отбросил арбалет и, выхватив меч, шагнул в его сторону.

И тогда он ударил! Всей своей ненавистью! Выпустив наружу всю накопившуюся в нем боль и ярость на этих закованных в железо ублюдков. Черный вихрь прошел по перекрывшим переулок латникам, изломал их тела и обрушил стену стоящего справа дома. Мгновенно проржавевший металл доспехов вместе с костями с грохотом рухнул на брусчатку. Оглушительно заскрипели ломающиеся бревна, а в Райнека ударили океаны силы. Качаясь, словно пьяный, он бережно положил на землю тело своего мертвого друга и развернулся навстречу набегающим из-за спины солдатам. В бок ударила стрела, но боли он не почувствовал. Только ненависть и ничего кроме ненависти! Ещё удар — и тела выбежавших из-за угла солдат истлевшими мумиями валятся на камни мостовой. И снова потоки силы! Райнек нащупал торчащий из спины наконечник болта и резким движением вырвал его вместе с древком и хвостовиком из своего тела. «Я ещё жив?!» — склоняясь над трупом старика, отстранённо подумал он. Но как?

Стена наконец рухнула, и переулок заволокло целое облако пыли. Откуда-то донеслись тревожные крики. Из-за обрушившегося дома выбежал какой-то щуплый бородатый мужик. Замер, прикрыв ладонями рот, и убежал в сторону набережной, размахивая руками и что-то крича.

— Прощай, отец, — сквозь стиснутые зубы прошептал Райнек и ладонью осторожно прикрыл мертвому старику веки.

Затем он поднялся на ноги и нетвердой походкой пошел в сторону трактира. Мстить… Хеск перед смертью визжал как свинья, и его крики волшебной музыкой звучали для только что инициированного некроманта. Он убил там всех. Не тронул только дочь Хеска Ларку с двумя ее маленькими детьми. Она всегда так напоминала ему сестру. Потом спустился в катакомбы, обрушил за собой вход и, покачиваясь, пошел в свое опустевшее жилище…

Жалел ли он о смерти всех тех людей? Да ничуть. Когда забирали тела отца и Экима, один из жрецов сказал, что насильственная смерть, возможно, подарит им обоим лучшие перерождения в будущем. Вот и он подарил им эту возможность. И солдатам и всем остальным. Пусть перерождаются. Ему, Райнеку, не жалко.

Некромант пожал плечами и двинулся дальше в обход кладбища. Спать совершенно не хотелось, и он решил продолжить эту свою ночную прогулку. Сказать по правде, он ничего интересного найти тут не надеялся. В простых могилах пусто, можно даже и не смотреть, а могилы Древних скрыты от постороннего глаза. Опыта поисков у него нет никакого. А все эти легенды и рассказы старших учеников можно в расчет не брать. Еще трое суток отведенных ему на задание он будет бродить среди этих могил и ждать. Эрл Ллойсо — мастер призыва Ан Клауда — советовал не торопиться с призывом и тщательно к нему подготовиться. Но Райнеку вся эта муть с очищением сознания была не нужна. Спасибо мастеру Ургаму. Общую могилу повешенных в каком-то баронстве разбойников он нашел через пару часов после того, как случайным порталом отправился на территорию Хельстада, и кости преступников как нельзя лучше подошли для призыва. Сам призыв — формальная процедура. В Ан-Клауд он, скорее всего, больше не вернется. А если и вернется, то только тогда, когда там появятся новые хозяева. Осталось только дождаться того, кто откликнется на его, Райнека, зов.

В тот день, когда погиб Боло, он с трудом добрался до своего жилища и понял, что умирает. Боль, что рвала его тело на части, усиливалась с каждой минутой. Его сил хватило только на то, чтобы допить остатки воды из стоящей на небольшом столике чашки. До кровати он дойти уже не сумел. Потерял сознание. Но даже в беспамятстве боль не прошла. Он прекрасно осознавал, что лежит на потрескавшихся от времени половых досках, что входная дверь, в сторону которой был направлен его взгляд, открыта. Понимал, но пошевелиться не мог. Он не мог даже стонать. Перед его глазами плыли неясные образы. Какие-то жуткие твари, отец с рваной раной на горле пытался ему что-то сказать… Потом все это заслонила улыбающаяся морда барона Айзека, и когда Райнек понял, что умирает уже окончательно, до него долетел Зов. Кто-то неизмеримо далекий пытался дотянуться до его затухающего сознания. Он выглядел искоркой, неясным лучиком в закутывающей разум тьме. Собрав всю свою волю, Райнек потянулся к нему, дотронулся и… тут же провалился в темноту.