Ленивое мужество (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович Страница 44

Глава 17

Деревня ведьм, как и большинство поселений, заложенных в густом и диком лесу, была обнесена высоким частоколом, высоту которого я навскидку определил метров в семь. Пробравшись вдоль высоченной стены до распахнутых настежь ворот, я аккуратно заглянул внутрь, встречаясь взглядом с пузатым и заросшим мужиком самой затрапезной наружности, сидевшим на скамеечке. Дело было к вечеру, от чего сидящий индивид был слегка пьян и небрежен, в том числе и в районе ширинки.

— Эк! — подивился он на меня, силясь собрать глаза в кучу.

— Здрасти, — вежливо ответил ему я, нагло заползая в ворота, — А я к вам в гости.

Вообще, соваться в априори враждебно настроенное к гостям поселение было не самой умной затеей в моей жизни, но кроме того, что бытие электриком откладывает свой отпечаток, я никак не мог избавиться от картины радужного будущего, где я вольной ланью бегаю по просторам какого-нибудь большого театра, собирая за собой толпы жаждущих моей крови зайчиков и лисичек, а послушная моей воле (ибо некуда деваться) волшебница накладывает какой-нибудь огненный шторм на местность. В результате этого меняются лужайки, лисички и зайчики, а мы с ней растем в уровнях ни по дням, а по часам.

Риск мучительной смерти для вторженца? Да ладно! Это добрый, веселый и милый мир, где от меня бегают высокоуровневые приключенцы и генералы армии демонов. Разве ведьмы могут быть злее?

— Ауээээ… — прокомментировал моё вторжение мужик, старательно пуча маленькие и пьяненькие глазки. Но не встал.

— Тебе тоже хорошего дня! — кивнул я ему, проходя мимо.

Деревня оказалась большой и во многом похожей на Гаватанарту — множество деревянных зданий, увитых плющом, вдоль стен которых стояли кадки с большими красивыми цветами. С населением тоже был полный порядок, ведьмы самой разной комплектации двойками и тройками куда-то спешили, наводя суету и оживленно размахивая руками и языками. Прислушавшись, я понял, что в селении творится какая-то нетипичная, но явно праздничная суета — девочки, девушки, женщины и даже старушки, которым уже стукнуло двадцать пять лет, все они тащили корзины со снедью, стулья и прочие горшки в центр селения.

Гм, товарищ Пушкин, как ты мог сочинить те строки, про вошедшую в комнату женщину, которая «была немолода, ей стукнуло уже двадцать лет»? Они ж со мной на всю жизнь остались! Или это был не Пушкин?

В целом, душой я кривил не со злобы, а скорее из чувства социальной справедливости — на моих глазах откровенно эксплуатировался возраст. Чем моложе была ведьма, тем больший груз она волокла и тем сильнее была понукаема старшими, важно шествующими почти ни с чем. На меня все эти дамы, просто обожающие робы темных оттенков и широкополые шляпы с острыми концами, не обращали ни малейшего внимания. Ну идёт мужик в доспехах, и что?

Ну я и шел туда же, куда и все. А почему бы и нет? Бегать с криками? Брать заложников? Задрать мантию вон той вон величавой старушке в шляпе с красивым бантом изумрудного цвета? Нет уж, я не на распродаже китайской электроники с огромными скидками.

Топая по направлению с остальными, я вскоре вышел на площадь, тут же поняв, почему дома в деревне стоят так тесно и часто. Она, эта самая центральная площадь, была роскошно большой для поселения, а также имела в центре здоровенный могучий дуб, украшенный тысячами свисающих с его ветвей бумажных лент. Под этим самым дубом и царила праздничная суета — стояли столы, дымили костры, бегали и смеялись дети. Лепота!

Нельзя сказать, что вокруг были лишь разумные женского пола в мантиях до травы. Местами на глаза попадались просто одетые мужики и подростки, занимающиеся тяжелым физическим трудом вроде перетаскивания бочонков, возле колодца стоял с упоением чесавший собственный круп кентавр с поросшей густым волосом грудью, а на паре веток дуба я заметил существ, сильно походящих на гарпий. Правда, в отличие от настоящих западных гарпий, эти частично покрытые яркими перьями девушки были очень молоды, весьма милы лицами, а еще носили нечто, похожее на нижнее белье закрытого типа. Что-то мне подсказывало, что проверять траву под этими «птичками» в поисках помета не стоит.

— Так! Ты что тут ходишь? — налетела на меня крепко сбитая запаренная девица, настолько рыжая и конопатая, что я даже сначала принял её за существо неизвестной расы, — Зачем доспехи напялил, дурак?! Стражника изображаешь?! Отлыниваешь?!! А ну за мной!!

Отточенные за годы жизни в Саратове инстинкты тут же встрепенулись, четко сигнализируя мне, что рыжая самым бесстыжим образом планирует меня припахать к бесплатной трудовой деятельности, но я себя переборол, удерживая от справедливого возмущения, а потом поспешил за ней, меняя броню на потасканное цивильное тряпье. Оценив мой наряд, конопатая возмущенно фыркнула, коротко мотнув головой, а затем действительно загрузила работой.

— Тащи эти бочки к Дубу! Только аккуратнее, в них вино! Перетаскаешь, потом сразу найди меня! Будешь отлынивать — пожалуюсь старейшине!

Ну, что же. Я, конечно, противник бесплатного труда, но сейчас легко могу вообразить себя шпионом. Здесь очень много женщин, сотни три, наверное, бегает. Я куда больше узнаю, если буду слушать, а не бегать и кричать «я вас нашел, верните Саяку!». Вдруг удастся её тихо вытащить, пока все тут будут пьяные танцевать и дубу поклоняться? А судя по количеству винища, это будет самая главная часть праздника!

Через час я понял, почему ведьм называют ведьмами — вовсе не из-за пристрастия к мантиям, шляпам и колдовской силе! Эти волшебные феминистки, оказывается, имели острейшую аллергию на бездельничающих мужиков! Меня дергали из стороны в сторону, давая под десяток поручений за раз, взахлеб орали на ухо с угрозами, чтобы не смел уходить налево (к другой работодательнице), а обязательно вернулся к этой, которая ждет и верит. Ну а если я предам доверие, то пожалею не только о дне, когда родился, но и о том, когда зачался! Я таскал бочки, мешки, бегал с огромными подносами нарезанных салатиков, таскал копченые туши невиданных зверей, среди которых, вроде бы, была и избушка на курьих ножках и даже ученый кот (по-моему — фаршированный сухофруктами).

Трудовой ажиотаж и неразбериха плавно переходили в легкую панику.

— Мы не успеваем! — взвыла волком одна из самых активных ведьм среднего возраста, хватаясь за собственную шляпу, — Нужна помощь! Матушки старейшины!

— Сестры! — тут же плавно встала одна из гордых, но страшненьких старушек, что тусили за отдельными столиками под самым дубом, — Предлагаю малый круг!

— Разомнемся… — прокряхтела другая.

Пенсионерки быстро организовались в две пятерки, споро начертившие мелом на почве пентаграммы, а затем хором забормотали не очень длинное заклинание. Возле каждой из пятерок стояла ведьма помоложе с сосредоточенным видом.

Пух! Из пентаграммы почти одновременно возникли молоденькие и полуголенькие суккубы весьма знакомого мне вида. Они начали соблазнительно улыбаться и изгибаться, но каждая из них тут же отловила по голове короткой палкой от сторожащей пентаграмму ведьмы, затем получая шлепком какой-то рисунок на плечо, и пинок к нетерпеливо ожидающей группе ведьм с засученными рукавами. Бедненькие демоны похоти и разврата, ничего не понимая, летели к злым и коварным колдуньям, сующим им разные гадости вроде швабр, тряпок и ценных указаний. Клуб престарелых продолжал конвейером вызывать демониц, палки мелькали туда-сюда, суккубы ойкали, семеня к новым начальницам едва ли не шеренгой.

Вот тут все закипело куда серьезнее, но отвлечься и поглазеть на много голой демонятины мне никто не дал — физической силы по-прежнему был серьезный дефицит. Я снова впал в трудовую повинность, но вскоре вновь был отвлечен — мимо вели огромную свинью. Та была размером с автомобиль «Газель» грузового варианта, розовой, чрезвычайно чистой и опрятной. Морда у свиньи была добрая и довольная донельзя, хвост закручивался лихим крючком, а походка была полна уверенности и, даже не побоюсь этого слова, грации.