Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 7 (СИ) - Афанасьев Семён Страница 5

— Ну, тут я бы поспорил на тему профессионализма и личных компетенций, — обнимаю её сзади и с некоторым усилием начинаю перемещаться спиной к двери.

Она, повинуясь моему нажиму, вынуждена тоже перебирать ногами.

— Возрастом не вышел, со мной спорить, — достаточно зло огрызается Нозоми, пытаясь выкрутиться из захвата.

— И снова я бы поспорил. Джи-ти-груп не стала искать руководителя со стороны, — больше ничего не говорю, поскольку намёки хороши недосказаными.

А Нозоми Асада, насколько я вижу, понимает даже четвертьтона.

Мать, так и не передавив собственной силой мою таблетку в животе (я научился подключать последнюю для увеличения производительности мышц), вдруг ударяет пяткой в пол (на самом деле — в большой палец моей правой ноги, но я успеваю среагировать и вовремя его отдёрнуть).

— Ничего себе, ты разошлась, — удивившись, поднимаю её на всякий случай воздух.

Слава богу, руки первой жены Ватару прижаты моими к её телу.

Кога то ли под влиянием эмоций и нервов, то ли под действием какого-то непонятного мне расчёта, как по команде, именно в этот момент подрывается с пола и с нечленораздельным криком бросается вперёд, на нас.

С другой стороны, логично: руки матери заблокированы, сама она не имеет даже опоры под ногами.

Логично, но как-то неблагородно.

Не знаю, чем бы это всё закончилось, потому что убрать живой груз себе за спину я не успеваю физически.

С запозданием приходит мысль: бить Мивако, пожалуй, тоже не смогу. Во всяком случае, однозначно не буду бить её так, как надо — боевой частью кулака, расчетливо выводя из строя.

А полумерами её сейчас не остановишь: вон, глаза сверкают, только что пена изо рта не летит.

Однако старшая супруга Ватару Асады не зря занимает главенствующее по возрасту положение в семье. Она за одну десятую секунды находит своё решение: правая пятка Нозоми стремительно и быстро ударяет снизу под челюсть набегающей на нас Коги. Моя грудь при этом используется как точка опоры для спины матери.

Ноги секретарши ещё по инерции бегут вперёд, но глаза уже закатываются в момент последнего шага. Затем подгибаются и колени.

— Бл*. Вот и поговорили в узком семейном кругу, — обескураженно возвращаю мать на пол, впадая в растерянность. — Выяснили отношения. И что теперь делать?

Мивако осела, как подрубленная. Её затылок звонко треснулся об пол.

— Что делать: спросить у хозяйки дома, какой был её изначальный план! — раздаётся голос дочери Томиясу откуда-то сзади.

Кажется, у неё не только обоняние и слух прокачаны; она ещё и ходит бесшумно, как кошка. Во всяком случае, два коридора и лестницу она преодолела без единого шороха. Лично я ничего не услышал.

Какой полезный навык, хм.

— Нозоми-сан, у вас ведь наверняка был какой-то план? — Рисако подхватывает меня под руку, как ни в чём ни бывало, абсолютно игнорируя при этом Ю.

— Был план. — Хмуро соглашается мать. — И я его только что перевыполнила.

— А после выполнения этого плана вы что собирались делать? — деликатно уточняет обладательница зелёного топа.

Словно намекая, что на таком рубеже останавливаться не следует.

— Собиралась заказать маринованного лосося в ЗОЛОТОМ КАЛЬМАРЕ. Пока доставляют, хотела заварить чаю, — ворчит Асада-старшая. — Разогреть рис, овощей нарезать. Больничная диета изрядно надоела.

— Кажется, в данный момент это всё отчасти неуместно, — произносит младшая Томиясу, задумчиво глядя на тело под ногами. — Извините, что лезу под руку, Нозоми-сан! Вы в своём доме; ещё раз извините.

— Ничего, девочка моя. Ты права, конечно же, — вздыхает мать, одной рукой притягивая голову Рисако и целуя ту в лоб.

— Кажется, это был несколько однобокий план, — вздыхаю я. — Он не учитывал событий после активной фазы. Вернее сказать, вообще не рассматривал, что делать после мордобоя. С опавшим телом и обстановкой.

— Не учитывал и не планировал, — Нозоми вздыхает повторно и ещё глубже. — Но уж какой был.

— Зато сработал на все сто, — философски отмечает Рисако. — Ладно. Ваш дом — ваш сценарий. Я вообще в гостях, если что.

— Вообще-то, она сейчас беременная! — недовольно подаёт голос молчавшая до сего момента Ю. — И неясно, как это всё на ней скажется! И на её будущем ребёнке тоже!

— Вообще-то, я тоже сейчас беременная, — неприязненно обжигает сестрицу взглядом мать. — И мне очень досадно, что о чужих людях ты думаешь в первую очередь! А о родных — постольку-поскольку.

— Ой, вот только не надо этого всего! Я отлично помню, что приёмная! И всё внимание всегда доставалось ему! — Ю злобно тычет пальцем в мою сторону. — Ты и сейчас бросилась за него топить! Даже не спросила, как мои дела!

— Может, потому, что ты отлично нашла общий язык с ней? — Нозоми, указывая на лежащее под ногами тело, со скоростью звука успокаивается до олимпийского состояния. — И я вообще не сильно много места занимала в твоих мозгах?

— Откуда тебе знать? — огрызается сестра.

— Видимо, из банковской выписки? — ехидно предполагает Рисако, без комплексов вмешиваясь в беседу близких родственников. — Если она, — тычок вниз, — что-то покупала или заказывала на вас двоих в последнее время, то в семейном онлайн банкинге это видно. Даже если вы рыбу на двоих из гипера ели.

— А ты кто такая?! И вообще, какое твоё дело?! — неподдельно бесится удочерённая Асада, перенося фокус внимания на новый объект. — Не лезь в разговор, который тебя не касается! Правилам приличия не учили?!

— Ну-у, я бы поспорила, кто из нас обеих в семье Асада больше седьмая вода на киселе, — походя замечает младшая Томиясу. — Особенно с учётом позиции Нозоми по вопросу…

Мать неодобрительно оглядывается на дочь первого оябуна, но ничего не говорит.

— НО ТЫ ПРАВА! ИЗВИНИ! — Рисако коротко кланяется.

— А ведь ты — очень опасная дама, — шепчу ей на ухо. — Потенциально, как минимум.

— Ты о чём? — моментально подбирается она.

— У тебя улыбка сейчас была, не предвещающая ничего доброго, — поясняю. — Псевдологика: вроде бы и извиняешься, а на самом деле кусаешь ещё глубже. У Ю даже глаз дёрнулся. От ненависти.

— Я не всех кусаю, не опасайся, — шмыгает носом дочь Гэнки. — Уж тебе точно можно не переживать, поверь!

— Значит, мне можно и по морде смазать? А ему — материнское тепло? — продолжает поступать к матери моя местная сестрица. — И с чужой девкой ты тоже разговариваешь нормально! Вот как после этого всего я буду к тебе относиться?!

Лицо Нозоми удивлённо вытягивается:

— А ты что, вообще не понимаешь причинно-следственных связей? Ты сейчас дурочку корчишь или реально мозг заклинило?

— Да по***у эти связи! — срывается на крик Ю. — Ты просто любишь кого угодно, только не дочь! Не меня! Бл*, как же мне это надоело! Идите все на**р!

Она вскакивает с дивана и в целом почти грамотно проскальзывает под оплеухой Нозоми, ухитряясь технично разминуться с тяжёлой материнской ладонью.

Ух ты.

А затем Асада-средняя, словно разогревая истерику внутри себя, принимается бросать в нас посудой с кухонного стола.

***

— Уф-ф. Ушла, слава я… помидорам. — Рисако на всякий случай закрыла входные двери на задвижку изнутри и мазнула взглядом по царапине на лбу Масы. — Слушай, может, всё-таки к врачу?! Ну к чему сейчас эта детская претензия на героизм? Всё-таки не пятнадцатый век за окном!

— Не надо ни к какому врачу, — отмахнулся блондин. — Если бы было сотрясение, я бы почувствовал. А так — просто царапина. Даже кровь уже почти остановилась.

— Чашкой в лоб — там может быть не просто царапина, — отстраненно возразила сыну Нозоми-сан. — Лучше бы эмэртэ сделать. Чисто чтобы исключить.

Это её, как менее поворотливую, блондин вынужден был закрывать собой (сама Рисако технично прикрылась большой и единственной подушкой с дивана).

— Чашка лёгкая, фарфоровая, — не согласился Масахиро. — Если бы была глиняная — тогда да. Или если бы она до заварочного чайника дотянулась.