Алёна Алексина - Перехлестье

Алёна Алексина

Перехлестье

Автор выражает глубокую благодарность за помощь и советы своим замечательным друзьям: Chelcy, Sauria, БруСтар и Лизке, а также всем читателям, чья внимательность и неравнодушие помогли значительно улучшить эту историю.

Пролог

Много-много лет назад

Обнаженная нога покачивалась, отвлекая внимание. Белая, с мягким округлым коленом, она должна была притягивать взор, заставлять думать о теплой шелковистой коже и прохладных простынях. Мужчина опустил взгляд, чтобы не поддаваться на молчаливый призыв.

– Эта нахалка просто издевается надо мной! – Гневное восклицание заставило его все-таки перевести взор на обладательницу соблазнительного тела. – Я даже не удивлюсь, если выяснится, что она спит и видит, как я отойду к праотцам!

– Морака? – то ли спрашивая, то ли утверждая, произнес мужчина.

Действительно, только родная сестра могла так легко вывести эту женщину из себя.

– Что на этот раз вы не поделили?

– Не поделили?! Она выразила соболезнования относительно твоей неверности! – Молодая пышнотелая женщина сердито отбросила за спину белокурую косу. – А еще поинтересовалась, как часто в постели со мной ты повторяешь ее имя! Да как она посмела!

Мужчина вздохнул, слушая эти гневные восклицания, но промолчал.

– Почему она все делает мне назло? Ей больше нечем заняться? Маркус?!

– Вы – богини, Талис, – мягко напомнил Маркус. – Ей просто скучно, вот она и… развлекается.

– Развлекается? Она пыталась присвоить себе мое творение! И решила, что это ей сойдет с рук.

– Ну ты же вернула «свое творение», – Маркус грустно усмехнулся. – Я здесь, у твоих ног, где мне и место.

Талис застыла и смерила собеседника пристальным взглядом:

– Ты недоволен?

– С чего ты так решила?

– Отвечай!

Мужчина поклонился:

– Ты – богиня. Как я могу быть недоволен? Ты сделала меня тем, кто я есть. Разве я могу сказать «нет»?..

– Кому? – Она вскинула бровь.

– Твоей сестре, например. – Голос Маркуса звучал ровно. – Тебя не было. Ты посещала свои храмы. И что в результате? Я наказан, а она шлет тебе издевательские письма.

– Зачем? – топнула ножкой прекрасная дева. – Зачем она это делает?! Она моя сестра, в конце концов!

Мужчина склонил голову, всем видом показывая, что божественное провидение – дело не его ума.

– Не смей молчать, когда я с тобой разговариваю!

– Моя богиня, речь идет о твоей сестре…

– Говори. Немедленно.

Узник вскинул глаза на красавицу, стоящую напротив:

– Талис. Ты младше. Она привыкла опекать тебя. А сейчас ты вырвалась из-под этой опеки. Стала сильнее. Красивее. Она просто пытается насолить из зависти. Твои храмы переполнены, твои слуги возносят молитвы в твою честь, а ее…

В покоях ощутимо похолодало, и через миг звонкая пощечина нарушила тишину комнаты.

На щеке пленника отпечатался инистый след маленькой, но такой сильной ладони. Маркус вздрогнул всем телом и снова склонился перед своей властительницей.

– Ты говоришь о моей сестре, – напомнила она.

– Прости, моя богиня. – Мужчина замер, а кожа там, где ее коснулась ледяная рука, стремительно немела и наливалась жгучей болью.

Но Талис не беспокоили его мучения. Она задумалась.

– Отчего ты прыгнул в ее объятия?

Пленник едва сдержал нервный смешок. «Прыгнул в объятия…»

– Меня к ней не влекло, но у… – Он хотел сказать «у вас», однако вовремя осекся: – У Мораки множество способов убеждения. Я не мог не подчиниться.

– И… и ты не сказал?! – разъяренная богиня снова топнула ногой. – Почему?!

– Когда, моя повелительница? Когда ты заковала меня в наказание или когда…

– Хватит! – Талис щелкнула пальцами, уничтожая цепь, тянущуюся от ног мужчины и крепящуюся к кольцу в стене. – Я ужасна, да?

– Ты – Талис. – Маркус провел костяшками пальцев по шелковистой щеке женщины. – А я… никто.

Она улыбнулась, считая его слова прощением, а мужчина смотрел на богиню и поражался тому, с какой легкостью она забывает свои прегрешения.

– Наше соперничество становится даже забавным, – промурлыкала красавица, наслаждаясь лаской. – Сам посуди: маги, колдуны…

– Зачем они вам? – негромко спросил Маркус, продолжая поглаживать нежные скулы Талис. – Зачем вам понадобились маги и колдуны? Для чего вы их создали?

– Богам нужны верные слуги – вершители их воли… Те, кто будет вселять страх, сеять хаос…

– …и тем самым побуждать людей верить и возносить молитвы? – закончил он.

– Мм, ты умен… – Женщина усмехнулась. – Это так… волнует.

Он напрягся, пытаясь совладать с глухой тоской. Некогда сильный правитель, владыка огромной страны, Маркус и впрямь был неглуп, и Талис часто пользовалась его проницательностью и подсказками.

– Я лишь человек, моя богиня, – негромко сказал пленник, с любовью глядя в прекрасное запрокинутое лицо. – Мой век скоро закончится. Как я оставлю тебя?..

В его голосе было столько горечи, что Талис распахнула глаза и внимательно посмотрела в лицо, обезображенное ударом, – кожа на правой скуле почернела и начала отслаиваться.

Нежная ладонь скользнула по изуродованной щеке, исцеляя.

– Кто сказал, что скоро? И кто сказал, что ты меня оставишь? Я богиня. И рядом со мной может быть только бог.

– Я… смогу… стать равным тебе? Помогать? – медленно проговорил мужчина, глядя с обожанием на женщину. – Защищать?

Она улыбнулась:

– Меня не надо защищать, Маркус. Но ты будешь рядом. Всегда. Я так хочу. И у меня на это достаточно сил. Кроме того… мне нравится злить дорогую сестрицу.

– Талис… – Он замолчал, потому что дыхание перехватило.

Впереди вечность…

– У тебя такое лицо, будто бы ты счастливейший из живущих. – Она рассмеялась.

– Так и есть.

– О да… Что ты хотел сказать?

– Я знаю, как сделать так, чтобы Морака больше нам не докучала…

Женщина кивнула, позволяя рассказать, а выслушав, улыбнулась:

– Раз ты все это придумал, тебе и расхлебывать.

Маркус поклонился.

Путь первый. Грехобор

Когда придет полночный час и стук раздастся в дверь,То не смыкай усталых глаз, обманным снам не верь.Быстрее гостю отворяй, и пусть он в дом войдет,Ведь только дэейн – ты так и знай! – от волшебства спасет!

Малышка напевала под нос, возясь на лужайке перед большим добротным домом. Девочка была очень занята – она строила из веточек шалашик для лыковой куклы. Солнце немилосердно палило с неба, припекая кучерявую макушку. В деревне царила тишина. Не горланили петухи, не блеяли овцы, даже цепные псы и те предпочитали лежать в тени, тяжело и прерывисто дыша, вывалив розовые языки до земли.

Жарко!

Может быть, именно поэтому сморенные зноем собаки не учуяли пришлеца? Он вошел в поселение никем не замеченный и медленно брел по дороге, загребая ногами пыль.

От магов дэйн спасет всегда, то знает млад и стар,Он уничтожит без труда творца запретных чар…

Путник остановился в нескольких шагах от маленькой певуньи и замер, словно заслушался безыскусным мотивом. Осунувшееся темное лицо, иссеченное глубокими бороздами стариковских морщин, окаменело. Только растрескавшиеся губы сжались в тонкую линию, а ладони – в кулаки. Да еще старый шрам, едва заметный в складках морщин, стал белее.

Мужчина судорожно вздохнул и посмотрел на свои руки. Кончики пальцев стремительно сковывал мерцающий иней. Странник медленно разжал кулаки. Растер холодными ладонями уставшее лицо в попытке взбодриться и успокоиться. Все ведь правильно она поет. Дэйны и впрямь защищают от волшебства, подчиняясь укладу, завещанному людям от богов. Стоят на страже порядка. Вот только цена этого порядка уж слишком высока. И платили ее не жители деревень или городов, не служители храмов и уж точно не сами дэйны или ви́дии.

«Уймись». И сразу отпустило. Во всяком случае, глухая, непримиримая ярость как-то поугасла. Холодный голос трезвого рассудка, эхом отозвавшийся в больной голове, прозвучал вовремя. Ой, не надо еле живому путнику думать о справедливости. Нет у лишенца права рассуждать о божественнном провидении. Да и пользы от подобных мыслей никакой. Маета одна.

Поэтому странник шагнул прочь от безмятежно играющего ребенка. Шагнул… и остановился. Видимо, недостаточно он успокоился, потому что ноги против воли понесли его ближе к девчушке.

Вот ведь птаха беспечная! Она заметила незнакомца лишь тогда, когда мрачная тень упала на почти готовый шалашик. Девочка вскинула голову, жмурясь против солнца. Курносая. И верхняя губа трогательно вздернута. Ни испуга, ни оторопи. Смотрит на чужака с любопытством, даже прикрылась ладошкой от слепящих полуденных лучей. Взрослый как взрослый. Только тощий, запыленный, весь в морщинах, а седые патлы сосульками висят вдоль лица и спадают, не убранные, ниже плеч.