Карина Демина - Механическое сердце. Искры гаснущих жил Страница 11

Глава 5

Этой ночью сон вернулся.

Вначале был звук. Глухой удар. Еще один и снова.

Мерные. Ритмичные. Гулкие.

Медленно оживало механическое сердце дракона, и эхо катилось по металлу костей. Вздрогнули и зашелестели сложенные крылья, и в нос шибало запахом железной окалины.

Руки Брокка – обе живые, целые – лежали на чешуе.

Дракон был жив.

Почти.

В желтых глазах его Брокк видел себя. И сам себе казался донельзя жалким, ничтожным.

– Вперед. – Хлопок по шее, и дракон, окончательно очнувшись, делает шаг.

Темнота. И светлый прямоугольник – ворота ангара. А за ними – обрыв, ущелье, в котором ярится запертый меж скал ветер. Небо низкое, разодранное, и сквозь прорехи его лезет мучнистая взвесь облаков.

– Мастер, вам не следует…

…подходить к обрыву. Вдоль него протянулась узкая лента ограды, но дракон ее не замечает. И Брокк позволяет себе переступить эту границу.

Скала уходит вниз. Резко. Ровно. Словно давным-давно, когда мир стоял на одном Камне, том самом, на котором приносились клятвы, эту скалу рассекли пополам. Клинок был остер, и срез вышел гладким. Синие, зеленые, алые ленты пород сменяли друг друга. А где-то далеко, на дне ущелья, громыхала река. Но сегодня и она, и противоположный берег скрывались за туманным пологом.

Прохладно.

Странно, что во сне он способен ощущать холод. И вкус воды на губах: воздух напоен влагой, и она оседает, что в волосах, что на куртке, прозрачными каплями.

– Мастер, он сейчас…

Дракон, добравшись до края, застыл. Шея его опустилась. Выгнулось змеевидное блестящее тело. И тяжелые крылья сомкнулись за спиной. Зверь раскачивался, опираясь на хвост, и Брокк, сколько ни вглядывался, вновь пропустил момент, когда дракон соскользнул со скалы.

Вот он сидит. И вот уже, расправив полотнища крыльев, летит вниз.

Ревет воздух. Порыв ветра опрокидывает Брокка на спину, и он кувыркается через ограду, но к счастью – не в пропасть. Хотя в этот миг Брокка невыносимо тянет броситься за зверем. Шагнуть к краю и дальше, скрыться в туманном облаке.

Но чьи-то руки удерживают, помогают подняться.

А ветер стихает.

И вообще только во сне возможна подобная тишина. Густая. Тяжелая. Непробиваемая. Брокк оборачивается и видит искаженное криком лицо Олафа. Рука его тянется, указывая на что-то за спиной Брокка. И губы кривятся.

Уступ накрывает черная тень. И Брокк оборачивается.

Медленно. Невыносимо медленно.

Из наполненной туманом пропасти, заслоняя солнце, поднимается дракон. Слепит сиянием черная чешуя. И вспыхивают узоры энергетических контуров. Полупрозрачные крылья преломляют свет, и тень дракона меняет окрас. Она не черная, но темно-лиловая, как мамины крокусы.

– Поздравляю, мастер, – говорят Брокку и спешат пожать руку. Бьют по плечу. Кричат. Кто-то, кажется Ригер, достает шампанское. И хлопает пробка, а пена льется на камни. Пьют из горстей и перчаток, смеясь и фыркая. Инголф и тот сбрасывает маску надменного равнодушия и не отворачивается, когда Риг в приступе дружелюбия, ему несвойственного, хлопает Медного по плечу.

Сегодня можно. Особый день: у них получилось.

А над ангаром, пробуя на прочность подаренные крылья, кружит дракон. Брокк смотрит на него до тех пор, пока шею не начинает ломить от боли. И глаза слезятся. Ему суют в руки его же перчатку, наполненную шампанским.

– За вас, мастер! – Олаф подпрыгивает от избытка эмоций. И шампанское выливается из перчатки.

Брокк пьет. И пузырьки щекочут нёбо, покалывают язык.

Даже проснувшись, Брокк ощущает это покалывание и кисловатый вкус шампанского. А перед глазами стоит тень дракона. Ему недолго выпало летать на свободе.

Вставать смысла не было. До рассвета далеко, дождь шелестит, ласкаясь о стекла. И пустота комнаты давит на нервы. Снова ноет отсутствующая рука, а голову сжимает знакомая тяжесть. Еще немного, и сон вернется.

Брокк знал. Не сопротивлялся.

Он закрыл глаза и раскинул руки – кровать была слишком велика для одного, и, странное дело, даже под пуховым одеялом Брокк мерз. Он лежал, смирившись с неизбежным.

…Тени гор у самого горизонта. Шаг назад, и растворятся, сольются с белой лентой, разделяющей небо и землю. Пока же горы почти игрушечные, фигурки из сине-зеленого стекла на ладони Брокка. Но с каждым взмахом драконьих крыл они приближаются. Растут. И вырастают, добравшись вершинами едва ли не до неба. Узкая полоса Перевала – рваная рана на гранитном теле, и застывшая лава подобна сукровице. Брокк слышит голос земли. Стоит позвать, и рана раскроется, выпустив нестабильные жилы.

Странно, что в этом сне нет ветра, хотя дракон летит быстро.

И в какой-то миг он падает, скользит отвесно, лишь в последний миг расправляя крылья. Хлопают. Выгибаются. Гудят от напряжения жилы суставов, и гнется змеевидное тело, почти переламываясь. А механическое сердце сбивается с ритма, но все же выдерживает перегрузку.

Брокк вновь отмечает, что надо увеличить энергоемкость кристалла. Выше девятого уровня не прыгнуть, но если попробовать расширить емкость одной ячейки за счет сжатия…

Мысль была знакомой и несвоевременной.

И сон от нее отмахнулся.

Дракон же пересек границу Перевала и, спустившись к самой земле, скользил над лоскутным ее покрывалом. Мелькали и исчезали ленты рек, желто-зеленые пятна полей и лугов, темная насыщенная полоса леса… черные прорехи человеческих поселений.

– Не надо. – Брокк хлопнул по чешуе дракона, но сотворенный им же зверь не услышал.

Он двигался к цели, и цель была близка.

– Разворачивайся.

Знакомая синева озер.

– Слышишь, разворачивайся! – Брокк кричит, и голос рвется.

Сон забирает звуки, оставляя лишь мерное щелканье механического драконьего сердца, скрип суставов и стеклянный перезвон шаров, в которых заперто пламя.

И Брокк, свесившись с седла, пытается развязать страховочные ремни. В этом сне рука одна. Левый рукав подколот, и культя мешает удержать равновесие. Но Брокк справляется.

Одна за другой раскрываются защелки, и ремни падают. А он пригибается к драконьей шее, пальцами пытаясь ухватиться за чешую, которая оказывается слишком плотной. И Брокк скользит, почти соскальзывает на неровную плоскость драконьего крыла.

Наяву его бы сдуло, но во сне есть шанс все исправить.

– Я тебя создал…

Зверь не слышит.

А цель близка. Он снизился настолько, что Брокк видит белые стены Аль-Ахэйо, мраморного дома, который много больше, чем дом.

Дворец хозяйки Лоз и Терний укрыт под холмами, но Аль-Ахэйо беззащитен. Вот проплывает колоннада королевского пути, где каждая колонна украшена статуей. Их создал Экайо, безумный скульптор, что был влюблен во все свои творения и не находил в себе сил расстаться с ними.

Сама дорога, убранная тяжеловесным крапом гранита, видится Брокку рекой.

Вспыхивает солнечный янтарь окраин, в которых нет ничего от обычной грязи, присущей бедным городским кварталам. Кольца трех стен. И белоснежное великолепие дворцов, которые растут, обласканные здешним солнцем.

Аль-Ахэйо не знает зимы.

И горя.

Золотой иглой торчит шпиль Альтийской библиотеки.

И люди. Множество людей. Брокк знает, что сон лишь сон и вряд ли все на самом деле было так, но…

Он тянется, пытаясь добраться до сети, на которой висят гроздья шаров.

Бессмысленная попытка. Если разожмет пальцы, то скатится по крылу и вниз на камни и острые пики сторожевых деревьев, что защищают Аль-Ахэйо. А если будет держаться, то… культя бессильно дергается, неспособная даже коснуться сети.

А дракон расправляет крылья и, перевернувшись в воздухе, отпускает груз.

– Нет!

Собственный голос почти будит Брокка. Но сон слишком цепок.

И да, Брокк должен видеть это собственными глазами.

Шары летят.

И сеть раскрывается, раздирая гроздь. Бусины разорванного ожерелья. Огненный жемчуг, который вот-вот коснется земли. И уже в воздухе срабатывают запалы, трещат, ломаясь, энергетические контуры клеток. Вспыхивает пламя, освобожденное, злое.

И дракон поднимается выше, спеша уйти от волны жара.

А шары пламени распускаются один за другим. Падают, оказавшись на пути огненной бури, старые колонны. Раскалываются, плавятся статуи. И сторожевые деревья становятся пеплом. А стены, некогда выдерживавшие не одну осаду, сгорают. Плачет мрамор. Исчезают люди.

Так быстро… было ли им больно?

Хриплый клекот дракона бьет по ушам. И Брокк вздрагивает, пальцы разжимаются, и он сам летит в ласковые руки огня. Еще немного, и… когда жар опаляет волосы, наступает пробуждение.

Оно резкое.

Всегда.

И Брокк вздрагивает всем телом. А пальцы железной руки вновь немеют. И живое железо не сразу откликается на призыв. Несколько секунд влажной тишины, прерываемой лишь собственным хриплым дыханием.

Пальцы все-таки сгибаются, хотя мерещится, что скрипят, и скрип этот действует на нервы. Выше локтя рука ощущается раскаленной. Кость греется, и мышцы того и гляди начнут оползать, расплавленные сетью управляющего контура. Боль отдает в плечевой сустав, и рука подергивается сама собой, словно Брокк все еще пытается зацепиться за воздух.