Анна Гаврилова - Астра. Шустрое счастье, или Охота на маленького дракона Страница 28

Почему решила вернуться? Ну… ну как вам сказать. Во-первых, повзрослела и поумнела. Во-вторых, я всё-таки женщина, и вам ли не знать, что…

Да. Да и ещё раз да! Я, как любая нормальная женщина, хочу детей. И, как любой метаморф, зачать от человека попросту не способна. А зачать хочется! И выносить, и родить, и прижать к груди. Хочется увидеть, как начинает держать головку, ползать, ходить… Услышать, как говорит первое слово. Узнать первые мысли, помочь решить первые проблемы! Посмотреть, как взрослеет, тоже охота. И это важнее, чем обеспеченный мужчина-человек в городке N.

Смешно? Ну так смейтесь, кто ж вам мешает? А подтверждение моих желаний и намерений у вас перед глазами – я здесь, в Рестриче. Собственной потрёпанной жизнью персоной.

Более того, я готова понести заслуженное наказание. Я на всё готова, только…

Нет. Просьба о том, чтобы приказали не трогать герцога Кернского сейчас не в тему. Но я обязательно что-нибудь придумаю! Обязательно добьюсь такого приказа. А сейчас я готова без всяких условий. Делайте, что хотите, только дайте возможность остаться и жить!

Гертон? Ну… если вы так настаиваете, то скажу. Мы встретились случайно, и он немного перегнул планку.

Противоречия? Лично я никаких противоречий не вижу – да, я очень хочу детей, но не до такой степени, чтобы…

Ой, простите, старейшина Нил. Я ничуточки не хотела вас обидеть и выражалась скорее фигурально. Ваш внук, конечно, не подходит под определение «кто попало», но видите ли… он действительно перегнул!

В общем, сижу.

Уверенная, с прямой спиной, но без тени улыбки – просто улыбка сейчас неуместна.

И вру!!! Всё так же вру этой незабвенной троице, которая… ну если смотреть на вещи здраво, именно эта троица поломала мою жизнь. Ведь именно они пришли к выводу, что я для работы негодная. А Лосс только подтвердил вынесенный старейшинами вердикт.

Поэтому желания раскаяться нет. Угрызений совести нет тем более. Я вообще начинаю слегка… борзеть. В том числе потому, что допрос заходит на второй круг. А потом и на третий.

Вопросы прежние, некоторые даже в той же формулировке. Эта попытка поймать на лжи настолько топорная, что становится откровенно скучно. Вот если бы мною, как раньше, владел страх – тогда да. Тогда бы у старейшин были шансы вывести на чистую воду, а так…

Сижу. В какой-то момент не выдерживаю и начинаю поправлять перчатки. Затем оборки и шарфик. Потом волосы.

Когда же уровень моего интереса доходит до стадии подавления зевков, борзею окончательно.

– Вы извините, но, по-моему, я всё уже рассказала. Просто ответьте, можно мне остаться или…

Старейшины, не привыкшие к столь непочтительному отношению, дружно кривятся. Зато спустя пару секунд я слышу ответ…

– Из города ты не выйдешь никогда, – говорит Дурут. – Это единственное, что нам сейчас известно. А о твоём наказании и судьбе мы будем думать позже, когда приедет Гертон.

В том, что меня захотят помучить неизвестностью, я не сомневалась. Но упоминание бывшего конвоира было подобно острой, мастерски вонзённой шпильке. И пусть я даже не вздрогнула, точно знаю – старейшина Нил всё-всё понял. Его губы скривились в неприятной улыбке.

Я, не выдержав, оскалилась в ответ и тут же встала.

– В таком случае, может, закончим? – Скорее предложение, нежели вопрос.

– Мм-м… может, и закончим, – спустя целую вечность отвечает Дурут, и я…

Нет, разрешения дождаться не смогла. Сделала книксен, развернулась и поспешила на выход. Прочь из душного кабинета! Почти бегом по лестнице. Ещё быстрее через огромный холл, где обычно проходят важные собрания. К тяжелым массивным дверям, за которыми… нет, не свобода, но почти.

Одного не учла, одного не смогла предвидеть – старейшина Ждан помчался за мной. И когда взялась за ручку в намерении вырваться из ратуши, окликнул:

– Астрид!

Пришлось остановиться и обернуться. А бывший учитель стремительно одолел разделяющее нас расстояние и, прежде чем успела угадать его намерения, сгрёб в охапку.

Если учесть, что комплекцией Ждан напоминал медведя, это было сильно. А ещё я оказалась повисшей в воздухе, так что только ногами болтала.

– Я очень рад, что ты выжила, – прошептал метаморф.

А едва на глаза навернулись слёзы счастья, добавил с бо-ольшим чувством:

– Дура!

Я была в принципе согласна, но рык оказался настолько неожиданным, что перепугалась и попыталась вырваться. Только старейшина Ждан не пустил – сжал ещё крепче и вновь перешел на шепот:

– Ну вот зачем ты так поступила, а? Чего сбежала? Неужели действительно думала, будто там, – мужчина неопределённо мотнул головой, – будет лучше и проще?

Вопреки желанию, я всхлипнула. Потом ещё раз, и ещё… И это уже не счастье было, а самая настоящая боль. Очень хотелось казаться сильной и уверенной, но в голосе Ждана такая горечь звучала, что нервы не выдержали.

Да, я искренне верила – «там» будет лучше. Думала, что смогу. Надеялась доказать всем, что способна на большее, нежели рожать из года в год. В какой-то миг даже начало мерещиться, будто у меня получается, но… Леди Судьба любит злые шутки, а Леди Удача столь переменчива.

– Дурочка… – В этот раз в голосе Ждана слышалась нежность, и я едва не разрыдалась.

От потока слёз спасло лишь осознание – снаружи дожидается мама, которой совершенно незачем видеть меня в таком состоянии. А потом подумалось – отца тоже, должно быть, уже известили. Зато Торизас, скорее всего, по-прежнему в Лабиринте торчит и ничегошеньки о возвращении сестры не знает.

Тем не менее, несмотря на предполагаемое отсутствие Торизаса, пришлось собраться. Отринуть слёзы, растянуть губы в улыбке, вздёрнуть нос.

– А вот это правильно, – заметив мои старания, сказал учитель. Лишь теперь поставил на пол и выпустил из объятий. – Пойдём, Астрид.

Я кивнула.

Когда Ждан открывал дверь, украдкой вытерла нос кончиком шарфа. А сообразив, что творю, тихо хихикнула. Просто… я же явилась в Рестрич в образе леди, а тут такие некультурные жесты. Вот как мне не стыдно, а?

Эта мелочь сильно улучшила настроение, и из ратуши я вышла не с фальшивой, а самой настоящей улыбкой. Тот факт, что старейшина Ждан шагает рядом, придал дополнительную уверенность и позволил взглянуть на толпящихся на площади сородичей без дрожи.

Зато через миг сердце всё-таки споткнулось – просто там, внизу, у основания лестницы, стоял папа. Такой же худой и сутулый, немного бледный и… бесконечно родной.

Конечно, я не выдержала. Конечно, сорвалась с места и стрелой помчалась к нему. А оказавшись в капкане рук, вновь попыталась разреветься.

– Ну здравствуй, малышка, – прошептал папа. – Здравствуй, моя хорошая.

– Здра… – А вот дальше я не смогла. Просто ком в горле встал. Непреодолимый!

Несколько минут тишины и попыток совладать с собой. Причём не я одна в этих минутах нуждалась – папа тоже вдруг расклеился, даже плечи в какой-то миг задрожали. Но всё прошло, когда к нам приблизился старейшина Ждан…

– Трим, доброго дня, – сказал он тихо. – Астрид пока что остаётся у вас, но очень прошу, давайте обойдёмся без глупостей.

– Я хочу попросить о том же, – отозвался папа.

Слова прозвучали очень резко, и я вздрогнула. Просто говорить в таком тоне со старейшинами, да ещё при свидетелях, крайне опасно. Сомневаться в решениях вообще запрещено, а ведь отец… нет, он даже не намекал, а напрямую отсылал к решению девятилетней давности, которое и спровоцировало мой побег.

Впрочем, в прошлый раз папа зашел ещё дальше. Он же тогда ударил Ждана, причём в лицо. И это был дополнительный аргумент в пользу побега – я слишком хорошо знала, что отец не смирится. А к несогласным у нас относятся не многим лучше, чем к чужакам.

Но Ждан в бутылку не полез…

– Трим, не перегибай, – сказал он. – Я не враг твоей дочери.

Отец то ли не поверил, то ли просто не посчитал нужным ответить. Просто взял меня за руку и повёл прочь.

И лишь теперь я поняла, что чего-то не хватает. Вернее, кого-то!

– А где мама?

– Пирог печёт, – обернувшись, отозвался отец. – Твой любимый. С земляникой.

На душе стало стократ теплей, а счастье, вспыхнувшее в сердце, послужило щитом от бесчисленных взглядов.

Увы, но на площади перед ратушей практически весь город собрался. И все, без исключений, таращились! В большинстве глядели с осуждением, но были и те, кто смотрел с любопытством.

Толпа очень неохотно расступалась, пропуская Трима и его блудную дочь, которая пыталась выглядеть равнодушной, и ответных взглядов, в общем-то, не дарила. Но в какой-то момент всё-таки не выдержала и огляделась, чтобы едва не споткнуться.

В толпе обнаружился ещё один очень важный для меня человек. Моя лучшая подруга. Моя Юдисса!

О… сколько всего было прожито вместе! Сколько дней и ночей! Сколько прогулок, шуток, секретов…

А теперь я шла, а она стояла и смотрела. Всё такая же рыженькая, но повзрослевшая, похорошевшая и… с огромным круглым животом!