Светлана Борминская - Станция Мост Страница 12

— Тряси меня, давай!.. Ты ж у нас силач! — выворачиваясь, кричал ему наш Миша. — Я тут!..

— У вас вобла не пропадала? Это ваш оболтус?.. Курил в тамбуре!

У Миши из карманов торчала вобла…

— Вобла? А что?..

— Тормози! — крикнул Миша.

— Не мотай кочаном! — пытаясь удержать в руках рвущегося во все стороны Мишу, зарычал Стасик.

— Воблой торговал, — Стасик запалённо огляделся и, втащив Мишу в наше купе, добавил: — И гашишем…

— Вобла у нас есть, а гашиша нет, — убеждённо сказали мы и переглянулись, а когда Стасик ушёл, бросились к мешку — сверху он был доверху заполнен рыбой, а на дне лежали завёрнутые в полиэтилен несколько плиток гашиша, похожие на такие же, как в фильмах про наркомафию.

Пока мы разглядывали гашиш — Миша под шумок улетучился, только голова лохматая мелькнула.

— Стой! — крикнули мы, но поезд уже тормозил у очередной станции. В тамбуре толпились пассажиры, мы открыли двери, пропуская их, из туалета вышел Миша и бросился мимо нас наутёк.

— Хорошо, Стасик не видел, что на дне, а то бед не обрались бы, — сказала Пушистая и перекрестилась.

— Ага-ага, — согласилась я.

— А ты ещё шикарным мужчиной его назвала!.. — выговорила мне Пушистая.

— А сами-то! — вспомнила я.

Вышли восемь пассажиров, зашли семь, пока разобрались с билетами и бельём, прошёл час. Под сиденьем — мешок! Что с ним-то делать?!

— Давайте его выкинем!.. — Я распахнула окно и потащила к нему мешок.

— Нас убьют за него! — взвыла тётя Клава. — Света, стой!..

— А если собака на вокзале его унюхает?.. Нас посадят, тётя Клава, и разбираться не будут! Мешок у нас?..

— У нас! — кивнула моя напарница, держа мешок двумя руками и одной ногой. — Не дам!.. Убери руку!

— А вы помните терьера Гошу?

— А кто ж его не помнит?!

Тойтерьера Гошу знал весь Казанский вокзал — этот маленький отважный пёс с умной мордой и грустными выпуклыми глазами находил наркотики каждый день!

Гоша — воплощение собачьего ангела на земле. Воинственный и очень правильный пёс. Если бы все люди были такими, как Гоша, — неподкупными, на Земле давно установился бы рай.

И мы выкинули в четыре руки мешок с воблой и гашишем в гудящее чрево окна. И страшно довольные уселись и рассмеялись.

— Выкрутимся как-нибудь! — беспечно махнула рукой тётя Клава. — Если будут на нас наседать, эти наркодельцы чёртовы, я на них такого сглаза нашлю — чирьями изойдут!

— Нашлите-нашлите, Клавдия Егоровна! — закашлялась я. И отодвинулась подальше.

И ТУТ ИЗ ОКНА МЕШОК С ВОБЛОЙ И ГАШИШЕМ ВВАЛИЛСЯ ОБРАТНО… Вслед за мешком из окна появился Коля Пылинкин и, присев на откидную скамью у окна, стал раскуривать толстую самокрутку.

— Какой у тебя причесон, Свет! — глядя на мои поднявшиеся волосы, сказал Пылинкин.

Я посмотрела на него, на лице Коли была криво надета маска, изображающая обезьяну.

— У тебя такое выражение, — сказал Пылинкин, — убери его! А то хуже будет… — И, сняв маску, протянул её мне. У него почти не было лица на лице. Сквозь кожу проступали фрагменты мышц и… пустота.

Я вытащила из сумки баночку со святой водой и плеснула ему в лицо.

Николай молча вытерся.

— Моя красавица, — сказал он. — Узнай про меня!.. Или я за себя перестану отвечать.

Я повернулась к Клавдии Егоровне Пушистой, та молча укладывала себя спать.

— Света, — как ни в чём не бывало, пробурчала она. — Разбуди меня через час, я просто с ног валюсь! — И, закутав голову одеялами, задышала, как паровоз. Я поняла, что помощи мне не дождаться.

— Что тебе надо?! — сквозь зубы, зло спросила я.

— Ты знаешь, душенька, — выдыхая дым прямо из дырок на щеках, сказал Коля. — Если не узнаешь, почему я так плохо помер, я вас сдам милиции прямо в Москве, на вокзале! Гоша, между прочим, мой кореш!..

Тут тётя Клава шумно откинула одеяла и села.

После недолгой борьбы мы вытолкали Пылинкина прямо в окно, и мешок полетел туда же! Но уже через минуту Пылинкин с мешком снова возник у нас в купе, причём материализовался он через закрытое окно. Мы снова выкинули его… два или три раза! И снова Пылинкин с воблой и гашишем трижды появлялся в нашем проводницком купе. Мы вывалили всю воблу в окно, и она разлетелась! И туда же по очереди кинули десять толстых плиток гашиша… Пылинкин через три с половиной минуты сидел у нас в купе с гашишем, но без воблы!..

Мы устали…

И, переглянувшись с тётей Клавой, решили начать переговоры.

— Ты, дурак, Коля? — возмутилась я. — Ну, как, скажи, я ещё раз отстану от поезда? Меня же выгонят…

— Как рецидивистку! — кивнула Клавдия Егоровна.

— Узнай! — упрямо повторял Пылинкин. — Свет, ты такая горлопанка: тебя палкой гони не выгонишь!

— Сам узнай! Вон они скоро на обратном пути влезут, спроси у них!.. Надоел! — отрезала я.

— Света! — крикнул Коля.

— Нет! Сам спроси, Коля!..

— Нет, уж ты сама, — стал вытаскивать гашиш из пакета Николай. — Спроси у них… Спросишь, ну?.. Я так плохо помер! — заныл он. — Зачем я жил, чтобы так помереть?.. Зачем это было со мной?

— Спрошу, ладно, — запихивая гашиш обратно в пакет, согласилась я. — Только убери его! А то нас Гоша на Казанском искусает.

И в тёмном купе я увидела его смирное лицо. Коля посидел, снова надел на лицо обезьянью маску из папье-маше и, рассовав гашиш по карманам, вышел куда-то в окно.

И я спросила их. Между станциями, когда все улеглись. И не получила ответа, они даже не взглянули на меня, как следует… Так, посмотрели.

Я повторила:

— Топотушки, уважаемые, скажите, почему Николай Иванович Пылинкин умер как собака… или пёс? Он мне надоел хуже собаки — скажите, очень вас прошу!..

И та, что поменьше, в ореоле пушистых медных волос, смилостивилась:

— Если повезёт, ты можешь узнать об этом сама… Очень просто, — на мой немой вопрос, предложила она: — Просто приди на место его смерти и сядь там…

— И долго мне там сидеть? — похолодела я.

— Ночь.

— Или две, — глядя в окно, сказала мне вторая, с громадной копной оранжевых волос на голове. Как она с ними ходит, изумилась я. На неё ж, наверное, оборачиваются.

— А вы не можете?.. — ухватилась я за соломинку.

— Нет! — сказали обе и нахмурились, и я отступила.

— Это было когда? — спросила маленькая.

— Год назад.

— Год?! Ты не сможешь вернуть его, зачем тебе это надо?..

— Он приходит и спрашивает, — пожаловалась я. — Приходит и спрашивает.

— Побрызгай на него святой водой. — Они переглянулись.

— Брызгала!

— Или крестом…

— Стукнуть? — уточнила я. — А почему не во сне?..

— Что во сне? — подняла брови оранжевая.

— Я в прошлый раз попала на место преступления во сне, — пояснила я. — Скажите, в чём тут механизм и отличие?..

— Ты попала туда благодаря своей интуиции, — начала говорить маленькая.

— Совсем необязательно засыпать, чтобы попасть куда-то, — перебила вторая.

— А механизм всего этого попадания в чём?.. — два раза, как попугай, повторила я.

— Ты нестерпимо должна этого захотеть, — грустно глядя мне в глаза, сказала та, что поменьше.

— Да, только так ты попадёшь туда, — кивнула вторая.

Я взглянула на них и вдруг поняла — они несчастливы. Но почему они не люди, в таком случае?.. Они же обычные женщины, я глядела на них во все глаза и не видела различий между нами. И волосы я могу покрасить в такой же радикально оранжевый цвет, а что?..

— Что ты от них ещё хочешь, рыбка золотая?.. На какой вопрос тебе ещё ответить, — меня сзади обняла какая-то женщина.

Я подскочила.

— Тётя Клава!..

— Пойдём, — потянула она меня за рукав.

— Тётя Клава!.. — в купе я просто закричала.

— Ты спрашиваешь у цыганки механизм гадания?

— Спрашиваю! А как же?.. Всегда! — я не покривила душой. — А что?..

— И тебе отвечают? — с подозрением взглянула на меня Пушистая.

— Когда как, — ответила я. — А вообще-то ни разу! Но я всё равно спрашиваю.

— А не надо ничего спрашивать! — сердито попросила тётя Клава. — Они вот в следующий раз не поедут с нами…

— Ну и что? Велика потеря, — махнула я рукой. — Я ведь так и не поняла — кто помог мне тогда на станции Мост. Кто услышал меня?!

— Велика потеря… — повторила Пушистая. — Ты не понимаешь… Не беспокой их больше, — вздохнула тётя Клава. — Заставь дуру Богу молиться…

— Я с умными людьми очччень умная, тётя Клава. А с остальными — какие люди, такая и я! Много их, умных-то? С кем поведёшься — того и наберёшься! — ворчала я про себя весь остаток пути в Москву.

— А почему они не люди, тётя Клава? — всё-таки спросила я, когда мы прощались после рейса.

— Они не умрут, — сквозь зубы сказала Пушистая и, помахивая сумочкой, побежала в сторону метро. Только икры в колготках цвета лосося замелькали быстро, словно спицы на колёсах велосипеда…