Погружение - Евгений Анатольевич Аверин Страница 14

Света считает пульс. Сто шесть ударов в минуту. Было не до тошноты и головокружения — из них легко выйти, не двигаясь и не думая о них. Потом перед глазами реальность подобралась и ушла вверх, свернулась до половины. Не банальное видимое изображение перед глазами, а та реальность, в которой ходят, где кружится голова и тошнит. И ранее не досаждала, а тут свернулась, обособилась. Попыталась говорить — слоги в словах менялись местами.

И стало все восприниматься через ощущения. Пришло понимание, что мы думаем и говорим ощущениями. Слова — весьма условные и неточные эквиваленты реальных ощущений. Реальных «слов» оказалось в сотни раз больше, чем в обыденной жизни. В голове возникло множество понятий, которыми в нашей реальности и обозначить то нечего. Но, тем не менее, за каждым понятием стояло ощущение. Каждое ощущение что-то обозначает и чем-то является, но аналогов в нашей реальности нет, поэтому описать невозможно. Можете представить слова, воспринимаемые не звуком, а запахами, вкусом и еще чем-то? Причем, именно слова — с четкими «фонемами», а не набор плохо понимаемых и сумбурных сигналов, каковым являются запахи в обычной жизни.

Кроме привычных зрительных, тактильных, слуховых, обонятельных ощущений оказалась масса других, реальных, чем-то воспринимаемых, но не никак не описуемых. Причем, все ощущения по значимости были равны, не зависимо от канала восприятия или совокупности каналов, особенно поразил обонятельный, который давал не запахи и размытое восприятие, а четкие понятия. Стало понятно, как общаются пчелы и собаки, кошки и муравьи. У них насыщенная жизнь. Свои доски объявлений, новости, визитки.

Но от такого объема информации мозг врывается. Стараюсь приглушить, но даже на минимуме это пугает. Остается раз в тридцать больше «слов», чем в человеческом языке. Поразили предложения смешанные, состоящие из запаха и вкуса, звука и осязания.

Мне все понятно. Надо с этим заканчивать. Я иду на улицу. Темно, но я вижу каждый листочек на смородине, траву и мышь у забора. Света оказалась права. Вытошнить не получилась. Напилась воды, пусть с мочей выходит.

Утром к 7 часам язык еще не ворочался, все явления остались, но по силе уменьшились в три раза. Слабость, тошнота и все время головокружение, от которого теперь не уйти.

Люба со Светой меня берегут, как больную, осматривают по переменке. И ничего не спрашивают. Правильно, как можно рассказать то, для чего слов нет.

На вторые сутки затылок еще схватывало, как электрическим обручем. Острота ума и концентрированность исчезли. Осталось только механическое понимание. «Колбасило» дней пять.

Зато я поняла смысл приспособлений, и почему Люба их избегает. Ты получешь неконтролируемый результат. Не там, где надо. А личные способности гаснут. Начинаешь надеяться на ритуал и предметы. Не ты управляешь ими, как я, когда создаю рисунки, а активированные предметы держат ситуацию. И еще это очень жестко для человека. Только для крайних случаев.

Придя в себя, я только рисую. Люба говорит, что еще надо время для восстановления. Но все прошло хорошо.

Никто не мешает уйти с планшетом на полдня. Наоборот, как с маленьким ребенком возятся — поела ли, платок на голову возьми, воды с собой и лепешку. Я беру и иду дышать и изучать мир. Рисую речку, кусты, домики, разные травы. Света показала нужный вид мухоморов и научила правильно сушить. Но я и слышать про них не желаю. Ближайшие пять лет близко не подойду. Другое дело — писать акварелью, чувствую, как сознание заново встает в нужной позиции.

Скоро учеба. Женщины уедут через несколько дней. Дядя Витя собирается зимовать. Ему привезли печатную машинку, будет приводить в порядок записи и дневники. Меня называет неразумным дитем, а Любу со Светой — аферистками. При этом смеется. Пора собираться. Таких насыщенных дней у меня давно не было. Надо Егора Тимофеевича поблагодарить. Теперь все знания буду переваривать и отрабатывать, иначе забудется все через месяц.

Глава 5

Меня провожают все. Сергей сначала хотел со мной вместе, потом решил прихватить пару дней от традиционного колхоза. Одну на попутках не отпустили. Не для девушки автостоп в Союзе. Автобус поднял пыль с обочины. Дверь запыхтела, складываясь внутрь. Со всеми обнялись и расцеловались.

Водитель забрал два рубля и мотнул головой. Народу много. Места не досталось. Сейчас надо сразу уйти в конец. Заднюю дверь не открывают, поэтому можно притулиться на ступеньках. Я постелила газету и уселась. Сумку поставила рядом. В Большом Селе народу набился целый салон. Как в городе, в часы пик.

После автобуса, вся в мыле, еле добралась до бочки с квасом. Удивительно, очередь всего три человека. Вкусный квас, сразу жить захотелось. А так, только газировку в магазине покупать. Можно лимонад за тридцать пять копеек. Но я его боюсь открывать. На жаре всегда струя пены течет на асфальт и на ноги, если не увернешься.

Пока пила, увидела вдалеке красную будку автомата. Точно, надо маме позвонить. Две копейки нашлось. Трубку взял доцент.

— Ох, Машенька! Здравствуй. Приезжай прямо сейчас к нам. Вон, мама идет.

— Алле, мама. Я приехала. Домой еду. В автобусе духотища и пылища.

— Дочь, давай к нам. Здесь и помоешься. И поешь. А потом к себе. Если решишь, так переночуешь. Заодно и расскажешь про свой отдых. Целый месяц пропадала.

— Я же письма передавала. Их из Углича отсылали. Три письма целых.

— Три? Я только что второе получила.

— Странно. Кидали в ящик в тот же день, как от меня получали. Говорят, обычно за два дня доходит. Ну, три, если с накладкой. А тут две недели, получается.

— Да кто их там поймет на почте. Так как?

— У меня переодевки нет. Давай, я в себя приду, потом к вам заеду. Завтра.

— Давай так. А то я к тебе приеду?

— Чего гонятся? У меня все хорошо. Ополоснусь, поем да спать лягу.

На том и порешили. В последние минуты успела в магазин. Взяла овсяных хлопьев в картонной пачке с желтыми колосками, булку городскую за двадцать копеек. Появилась карамель кофейная. Наверное, выкинули перед закрытием. Взяла две пачки. Пачку чая грузинского, второго сорта. И пару десятков яиц, из которых одно битое подсунули. Дома прохладно и темно. Вечерние сумерки подсвечивают далекие факела НПЗ, скрывая звезды на рыжем небе. Воду уже дали. Видно, не давно. Дождалась, пока стечет ржавая. У городского душа свои преимущества. Дров