Поцелуй небес - Людмила Григорьевна Бояджиева Страница 16

Жан-Поль прибыл к Йохиму с небольшим саквояжем, половину которого, как выяснилось потом, занимали дискеты с его научными изысканиями, стихами и библиографией интересующих исследований. Уже третий год Жан-Поль Дюваль по уши увлекся генной инженерией, намереваясь поступать этим летом на биофак Принстонского университета. Даниель, очень поверхностно посвященный в изыскания своего друга, направил сына к нему «на собеседование», как к консультанту и советчику с надеждой получить от Йохима здравые рекомендации.

От одного взгляда на прибывшего Жан-Поля у Йохима улучшилось настроение: заметнее стал колеблющийся воздух, поднимающийся от политого газона, острее запах расцветший у крыльца куста жасмина, теплее пригрело солнце, а в жилах весело застучала помолодевшая кровь. — Рад, рад! Честное слово, очень рад твоему приезду, — Йохим протянул парню руку и они быстро, оба стесняясь этого жеста, обнялись, вернее, неловко ткнувшись подбородками, потрепали друг друга по спине. — Знаю, тебе нужен совет.

— Я все уже для себя решил… Хочу лишь, ну как бы Вашего благословения.

— Ты ведь не ждешь от меня удобоваримой формальности?

— Нет, я всего лишь хочу знать, если бы Вам было сейчас восемнадцать, выбрали бы Вы ту дорожку, на которую собираюсь свернуть я? Начистоту, конечно… — Жан-Поль смутился. — Вопрос для уличного интервью, наподобие того: а каким стиральным порошком воспользуетесь Вы, если, к примеру, провалитесь в отхожую яму?

— Отлично, сегодня после ужина планируем первую научную дискуссию. Я представляю команду вынырнувших из навоза — а ты спасительное моющее средство. Пока занимай свою комнату, поплавай в бассейне… Да, если наткнешься в саду на юную леди — не стесняйся, это твоя давняя подружка, Тони Браун. Десять лет назад во время визита на Остров Браунов, она запустила тебе за шиворот лягушонка. Такие вещи настоящие мужчины не прощают.

— Помню, помню. Энергичная крошка. Она тоже нуждается в вашем совете по поводу выбора профессии? Или на повестке дня программа улучшения фигуры?

— С фигурой у нее все в порядке. Да и с профессией тоже. Тони упряма, уверена в себе и рано выбрала свой путь. Ты, наверное, профан в этой сфере, хотя и являешься наследником фамильного дела, впрямую связанного с «высокой модой». — А, от кутюр! «Высокая мода»! От одного звучания несет высокомерием. Эти мастера швейного дела, никак не могут смириться с тем, что рядом с именами Данте или Петрарки так же, как, скажем, Планка или Эйнштейна, история не поставила имена их портных и парикмахеров, демонстрируя пренебрежение к этому виду деятельности, Жан-Поль снял мешковатый клетчатый пиджак, небрежно наброшенный поверх футболки, и запустил в сторону стоящей на ступеньках сумки.

— Думаю все же, портных Беатриче и Лауры можно было хоть помянуть благодарностью. Они были соучастниками создания Образа Музы, поразившего воображение поэтов. Кто знает, заметил бы Данте Лауру, не будь на девятилетней кокетке, заметь, — подкрашенной (!) и затейливо причесанной, пунцового платья с золотистыми каменьями, удостоившегося поэтического описания? — возразил с неожиданным знанием дела Йохим. — Ну ладно, сворачиваем дискуссию, а то не о чем будет шептаться ночью… А девчушку, Антонию, не обижай — у нее серьезное переутомление… Да, к тому же… ну, ты, известно — рыцарь — допрос устраивать не станешь. — Йохим потрепал парня по плечу и заторопился к звонившему телефону.

Жан-Поль устроился в гостевой комнате очень быстро: вывалил дискеты рядом с компьютером, поставленным сюда уже два года назад специально для него, натянул плавки и босиком пошлепал вниз. Уже с первого этажа вернулся, взял в ванной махровое полотенце — прихватил большое яблоко с вазы в гостиной и захрустев сочной мякотью, спустился в сад. Он знал здесь все тупички и тропинки, гаражи и хозяйственные постройки, помнил наперечет экземпляры жуков и бабочек, пойманных здесь, как и места их поимки. Подобно псу, вернувшемуся на знакомое место и совершающему ритуальный обход с целью проверки оставленных меток, Жан-Поль начал осмотр, все время испытывая на вкус интервал времени, разделивший его нынешнего и прошлогоднего шестнадцатилетнего, шагавшего по этим же дорожкам. Выходило, что он стал серьезнее и умнее, не разучившись все так же остро с жеребячьим восторгом воспринимать цветущую прелесть июньского дня.

В эту пору здесь все еще стояло в самом бурном цвету: кусты жасмина, и даже отдельных сортов поздней сирени, деревца кусты восточной айвы и очень породистой теплолюбивой сливы, газоны крупных алых тюльпанов за штабелями плетущихся роз, перемежались полянками с чудесной дикой мелкотой, преследуемой садовниками: желтого и розового клевера, кустистой ромашки, мака, высоких стрелок закрывшего голубые бутоны цикория, на которые так охотно присаживались бледно-желтые лимонницы.

Жан-Поль валялся в траве, дожевывая яблоко, подставив солнцу по-зимнему бледную кожу и наблюдая за ходом стайки пухленьких мелких облаков. Потом, разомлев от жары, он быстро зашагал к бассейну, стараясь не растерять жажду прохлады. Швырнул в плетеное кресло полотенце, вдохнул с присвистом и с бортика плюхнулся в голубую прозрачную воду. Он плавал, подныривал, отфыркиваясь как морской котик, попробовал стиль «дельфин», который никогда не осмелился бы продемонстрировать на людях и полностью довольный собой и жизнью выбрался на песок. Попрыгал на одной ноге с заткнутым в ухо пальцем, затем на другой, чтобы освободиться от попавшей внутрь воды, Жан-Поль осмотрелся, ища полотенце, и остолбенел: в тени большого куста цветущего шиповника на распластанном шезлонге лежала девушка, бессильно раскинув касавшиеся травы руки. Она, кажется, спала, не замечая парня и он тихонько двинулся к брошенному полотенцу.

— Привет! — прозвучало ему в спину. — Я тебя узнала. Конечно, потому, что профессор Динстлер предупредил. Хотя я представляла младшего Дюваля совсем по-другому, — девушка села, тяжело откинув голову. Густые черные кудри покрывали ее спину и грудь «пышным плащом». «Пышным плащом» затертый штамп старомодных литераторов. Но оказывается — вовсе не преувеличение! — подумал Жан-Поль и еще больше смутился, поняв, что никогда еще не видел более красивой девушки. Вообще вся эта картинка, до пошлости сладенькая, так и просилась на открытку: старый куст шиповника, густо покрытый тяжелыми белыми цветами и полураспустившимися бутонами той изысканной формы, которую так любили вплетать в свои изысканные орнаменты прерафаэлиты, подобострастно служил фоном для вытянутой тонкой фигуры, словно светящейся изнутри плавленым золотом. В каждой линии, в каждом изгибе — нега и легкая боль. Большие, прозрачные как льдинки глаза, смотрят внимательно и чуть насмешливо, губы полураскрылись, собираясь произнести что-то, да так и замерли, боясь отпугнуть крупного узорчатого Махаона, кружащего у ее плеча. Лицо девушки замерло.