Гротески - Ганс Гейнц Эверс Страница 17

даму так не чествовали на палубе «Самодержца», как эту смешливую шестилетнюю девочку. Тот, из чьей чашки пила Голубая Ленточка свой чай, чувствовал себя счастливым в течение целого дня! Девчушка постоянно показывалась в белом батистовом платьице; пышный голубой бант диковинной бабочкой трепетал поверх ее белокурой головки.

Сто раз на дню ее спрашивали:

– И почему только все зовут тебя Голубой Ленточкой?

А она отвечала, хихикая:

– Чтобы меня можно было найти, если вдруг пропаду!

Но она не пропадала, несмотря на то что совершенно одна бегала в каждой новой гавани; в Техасе, откуда она была родом, все дети, что доживают до таких лет, умны и чутки, точно лисицы.

Сегодня никому не удавалось ее поймать. Она побежала к концу стола и взобралась на колени к капитану. Старый мореход улыбнулся; Голубая Ленточка всегда предпочитала его всем остальным, и это было единственное, чем он тут гордился.

– Чаю! – попросила девочка и обмакнула сухарик в его чашку.

– Где ты опять пропадала сегодня? – спросил капитан.

– О-о-о, – протянула она, и ее голубые глазки засияли ярче ленточки в волосах. – Ты не поверишь. Мама должна пойти со мной! Все-все должны пойти! Мы в краю чудес!

– В краю чудес… это в Гаити-то? – недоуменно переспросил капитан.

Голубая Ленточка засмеялась:

– Я совсем не знаю, как называют тут эту страну, но это волшебное царство! Я сама их видела, этих прекрасных чудиков – они собираются на мосту у рынка. У одного руки, как у коровы, а у другого голова, как у двух коров вместе! А у одного чешуя, как у крокодила… о, все они еще прекраснее, еще чудеснее, чем в тех сказках, что рассказывают мне на ночь! Хочешь пойти со мной, а, капитан?

Тут она подбежала к красивой даме, только что вошедшей в залу.

– Мама, скорее пей свой чай! Скорей, скорей! Ты должна пойти со мною, мама: мы в краю чудес!

Все последовали за нею, и даже старший механик. Казалось бы, все время был этот малый чем-то занят – даже на завтрак сегодня не пришел, ведь в машинном отделении что-то не ладилось, и нужно было все поправить, пока пароход стоял в гавани, – но и он пошел, ведь Голубая Ленточка очень его любила: он вырезал такие прекрасные штучки из панцирей черепах! Поэтому и он должен был пойти, ибо Голубая Ленточка повелевала всем и всеми на этом судне.

– Я поработаю ночью, – сказал механик капитану.

Услышав это, Ленточка промолвила серьезно:

– Да, это ты можешь, ведь ночью я сплю.

Итак, Голубая Ленточка шла впереди, и они бежали по грязным улицам гавани, где всюду, и в окнах, и в дверях, торчали любопытные и лукавые рожицы негров. Они прыгали через широкие лужи, и Голубая Ленточка весело рассмеялась, когда корабельный доктор оступился и грязная вода обрызгала его белый костюм. Они заходили все дальше – мимо жалких рыночных палаток, сквозь раздирающий ухо шум и гам крикливых негритянок.

– Смотрите, смотрите же, вот они! О, эти милые создания! – Вдруг Голубая Ленточка вырвалась из рук матери и взбежала на маленький мостик, перекинутый через высохший ручей. – Идемте все, идемте скорее, посмотрите на них, на великолепных этих чудиков! – Она от радости захлопала в ладоши и быстро помчалась сквозь пыльное и жаркое марево.

…Там лежали нищие; там выставляли они напоказ свои ужасные болезни. Негр шел мимо них равнодушно, но ни один иностранец не миновал их, не запустивши руку к себе в карман. Они это хорошо знали – и приценивались: тот, кто отпрянет назад от их ужасного вида, тот уж точно бросит четвертак, ну а дама, которой сделается дурно, меньше целого доллара не заплатит…

– О, мама, ты посмотри только на того, что в крокодильей шкуре! Ну разве же он не хорош? – Голубая Ленточка показала на негра, которому отвратительный разъедающий лишай изуродовал все тело. Зеленовато-желтым, как болотный ящер, казался он; и правда: ужасные струпья растащили кожу страдальца на треугольные чешуйки.

– А вот тот, капитан, взгляни, вон тот! Ах, как весело смотреть на него! У него голова, как у быка, a меховая шапка, видать, крепко приросла к нему!..

Голубая Ленточка своим зонтом от солнца хлопнула по голове громадного негра. Этот нищий страдал от кошмарных последствий слоновой болезни – распухший череп напоминал гигантскую тыкву; при этом слипшиеся от пота всклокоченные волосы толстыми длинными лохмотьями спадали со всех сторон. Капитан пытался увести от него малютку, но, дрожа от восторга, та сама потащила его к другому.

– О, милый капитан, видел ли ты когда-нибудь такие руки? Разве они не прекрасны? Разве они не ужасно прекрасны? – Голубая Ленточка сияла от воодушевления. Она близко наклонялась к нищему, у которого от той же слоновой хвори руки распухли до чудовищных размеров. – Мама, гляди, его пальцы много толще и длиннее всей моей руки! О, мама, если бы и у меня были такие же, вот какая потеха была бы! – И она опустила свою ручонку в протянутую руку негра; маленькой белесой мышкой зашмыгала та по раздутой бурой коже.

Красивая дама громко вскрикнула и в глубоком обмороке упала на руки инженеру. Все засуетились вокруг нее, доктор смочил свой платок одеколоном и приложил ткань к ее лбу, а Голубая Ленточка, порывшись в карманах, разыскала нюхательный флакон и сунула даме под нос. Она припала на колени, и крупные слезы закапали из ее голубых глаз на лицо матери.

– Мама, милая, дорогая мама, прошу тебя, проснись! Очень-очень прошу тебя! Ну же, проснись, милая мамочка, я покажу тебе еще столько прекрасного! Сейчас совсем не время спать, мама, мы же в краю чудес!..

Порт-о-Пренс (Гаити)

Июнь 1906

Бледная дева

Когда Лотар вошел, Дональд Маклин, дожидавшийся его в кафетерии, воскликнул:

– Наконец-то! Я уж думал, вы явиться не соизволите…

Лотар сел и стал помешивать оранжад, который ему подала официантка.

– В чем дело? – спросил он.

Маклин слегка наклонился к нему.

– У меня для вас кое-что интересное, – сказал он. – Вы ведь изучаете метаморфозы Афродиты? Возможно, я дам вам шанс узреть Рожденную-из-Пены в новой инкарнации.

Лотар зевнул:

– Вот как… что, правда?

– Чистейшая! – подтвердил Маклин.

– Позвольте минуточку, – продолжал Лотар. – Венера – истинная дочь