Как стать богом - Михаил Востриков Страница 19

«А тепевь, Сынуля, довогуша моя, займемся вами певсонально…»

Так вот этих двоих мучают совершенно особенным образом. Вообще-то, что именно с ними делают, я не знаю, и никто из нас этого не знает. Они кричат. День и ночь кричат, по нескольку суток подряд. Врачи около них бегают, перекошенные, со шприцами, с капельницами, туда-сюда, отгораживают их от нас в дальнем конце, да что толку — они же кричат, в полный голос, до смертного хрипа… Тогда их вообще увозят и держат где-то вдалеке, аж за второй процедурной, но, бывает, лежишь пластом в первой процедурной с кишкой в этом самом месте и слышишь, как он там криком кричит через четыре стены и коридор. Не понимаю, как такую муку можно перенести, и однако же, ничего — перенесли как миленькие. Человек — он на все способен. Пять дней вопит от непереносимой боли, пусть даже и в полной бессознанке, а потом сутки проспится — и снова как зеленый огурец. Только не помнит ничего, что с ним было эти дни…

— Я говорил тебе, что из них хотели там сделать? Нет? Ну и правильно поступил: нечего об этом трепаться. Вдруг, правда? Не дай Бог, если правда…

— … А про дом, в котором вас держали? Про само здание? Неужели ничего не помните?

— Ничего. И не то чтобы не помню — не знаю. Привезли меня туда ночью, в закрытом фургоне… помню: какой-то двор, дождь проливной, черные стены вокруг, ни одного окна горящего… Даже сколько этажей там было, и того не скажу — не знаю. Загадка, полная тайн…

— А на прогулку вас никогда не выводили?

— Какая прогулка, милок? Когда? Между процедурами? Так между процедурами ты спишь нездоровым сном и смотришь кошмары про баб… Вот что я очень хорошо запомнил, так это вестибюль. Бывал на Витебском вокзале? Так вот точно такое же зал, кафель двухцветный под ногами, потолок застекленный, и какие-то, вроде железные, ажурные решетки по стенам…

— … Вместо прогулок были у них заведены регулярные встречи с товарищем оперуполномоченным. Два раза в неделю плюс как потребуется. Кто что кому сказал, когда, зачем и кто при сем присутствовал. Обычная система, очень удобная, между прочим, для сведения личных счетов. В Библии как сказано? Око за око, блин, зуб за зуб. Я человек мирный, но задевать меня никому не советую. Морды бить — это занятие для слабоумных. Я тебя помимо морды твоей так вдарю, что всю жизнь помнить будешь и десять раз задумаешься, чем меня в другой раз задеть…

Сцена 9. Настойка на фиолетовых муцзинь

,

СЮЖЕТ 9/1

— … Нет, ни с кем он из них не видится. Откуда? Столько с тех пор прошло! Был, правда, интересный случай: приходит один, приводит свою, говорит, жену. Бабе лет пятьдесят и еще с довеском, а ему от силы лет тридцать, ну пусть даже тридцать пять. Баба красивая, надо признаться, но совсем плохая… ладно, не об том речь. А я смотрю не на нее, я смотрю на него и глазам своим не верю: Дениска. Один к одному, в натуральную величину.

«Дениска! Браток! Не узнаешь?»

Он смотрит бесцветными глазами: ошибаетесь, говорит, я вас не знаю.

«Как так не знаешь⁉ Денис?» «Денис». «А я Лешка-Колошка! Лабораторию помнишь?»

Нет, не помнит он никакой лаборатории, плечами только пожимает.

«И Сынулю, что ли, не помнишь?»

И Сынули никакого не помнит… Вижу же, что врет нагло, в упор, но ничего поделать не могу. И, главное, не понимаю: почему? Почему не признается? Боится? Так сколько лет прошло, никто ничего давно уже про те дела не помнит… Я даже злиться на него начал:

«Не понял, говорю, чувства юмора! Тебе что — мозги в голову ударили?», — но очень быстро спохватился: какой Дениска⁈

Дениске сейчас под семьдесят должно быть, старый должен быть пердун, вроде меня… Родственник, может быть? Сынуля?.. Не признается и как Сынуля. Полностью проглотил дар речи. Ладно, я от него отстал, а потом, много спустя, подумал: неужели же и на самом деле получилось у Папаши? Неужели же он с тех пор так и не стареет, а злобу на меня держит, что я тогда про них с Сынулей куму доложил?..

— … Что-то там произошло между ними. Что-то неблаговидное, стычка какая-то. Что-то он случайно подслушал: как они орали друг на друга в курилке, ослепшие и оглохшие от собственной злобы — куренок этот, малолетка, Денис, и Сынуля, человек уже на возрасте, солидный, казалось бы, не из крикливых, высокомерный барин, седой, плешивоватый, с огромным родимым пятном на ползатылка… Он подслушал и, видимо, стукнул на них куму, не по злобе даже, а просто, чтобы барин этот не слишком много о себе воображал, буржуй недорезанный… А спорили они о товарище Сталине, причем произносились какие-то странные, несусветные слова: «вытяжка из грибов жоучжи», «настойка на фиолетовых муцзинь», но это еще ладно, китайская медицина, а там были слова и похлеще: «мучения нечеловеческие», «проклятия», «бессмертие»…

Совершенно несвязная, не в лад, невпопад, история (как обычно) без начала, без конца, и Юрий не успевает даже толком зацепиться вниманием за эти примечательные слова о «родимом пятне вползатылка», как хозяин неожиданно, сам себя обрывает на полуслове, скрипит вдруг почти с надрывом:

— Все, все, все! Валите отсюда. С песнями. Сеанс окончен. Какать сейчас буду. Хотите полюбоваться, как паралитик какает? Зрелище, достойное кисти пера. Самсон, раздирающий пасть манекену-пис…

И тут же ниоткуда, нипочему, без зова, без приказа, неслышно, появляется дебелая красавица в неприлично прозрачных шелках; и сам собой включается, сияет вдруг спектральными красками гигантский безмолвный телеэкран у левой стены; в руках у красавицы обнаруживается вдруг бело-фарфоровое чудо сангигиены; жаром пышет из черных недр комнаты совершенно уж нестерпимо, и Юрий, рта не успев захлопнуть, обнаруживает себя в медицинском предбаннике, в атмосфере божественной прохлады и внезапной безопасности, и дежурный вышибала за столом показывается ему старинным и до слез добрым знакомцем…

СЮЖЕТ 9/2

В машине они некоторое время молчат, и хотя дорога по-прежнему дрянь, Работодатель тихонько посвистывает сквозь зубы. Юрий вытягивает из-за пазухи диктофон, отматывает немного назад и