Тайны старого дома - Ульяна Каршева Страница 2

На втором этаже барака нашлась комната, числившаяся за дальним родственником, но пустовавшая уже несколько лет. Разве что родственник тот (то ли дядя, то ли кузен какой-то далёкой дальности — так и не выяснили) время от времени приезжал проследить за жильём да подремонтировать его на всякий случай. Известили его — он предложил Нине платить лишь квартплату и поддерживать комнату в порядке.

Когда Нина впервые вошла в эту комнату, её сердце стиснуло глухим чувством, трудно определимым. Наверное, это всё-таки печаль по несбывшемуся. Пустая, оттого иллюзорно огромная комната — нет, помещение! — с запахом пыльной безысходности, угнетала. Потом-то стало легче — когда Нина отмыла всё, что могла, и сумела заполнить пустоту игрушками детей и своими вещами.

Рядом стояли тётки — родителей уговорили не провожать сюда дочь: а вдруг этот изверг проследит за ними? Спустя минуту к ним подошла довольно полная женщина, лет — где-то за шестьдесят, с жёсткой завивкой сиреневато-седых, явно крашенных волос; в потрёпанном, но чистом и отглаженном костюме. Она немедленно осведомилась:

— Здрасьте. И кто тут у нас? Новые жильцы?

Нина, к которой жались дети, обернулась на заметно начальственный голос и только хотела огрызнуться: «Не лезьте не в своё дело!», как женщина представилась:

— Я управдом здешний. Марья Егоровна. Поэтому спрашиваю.

Нина только стиснула рот, не желая именно сейчас всё объяснять. Помогли тётки. Они быстро, взахлёб рассказали о ситуации с Ниной и детьми, и управдом кивнула:

— Ладно. Вселяйтесь. Я потом подойду и ознакомлю вас с нашими порядками.

И ушла. А тётки переступили порог помещения и тоже стали оглядываться, оценивая жильё и горестно вздыхая. Ну, что… Квадрат помещения был разделён: возле входной двери, справа, — круглая печь, в которой нельзя готовить, но которая нужна для отопления зимой — батарей в бараке нет, и кухонный стол с пустыми, естественно, пока ящиками, над которым нависали полки едва ли не старинного буфета. Напротив — у другой стены, — остов металлической кровати. Эти два закутка отделялись от «большой» комнаты шифоньером и сервантом — тоже старинными, советских времён. В самой комнате — только облезлый от старости диван.

Нина чуть не рассмеялась в истерике, вдруг вспомнив, как перевозили из родительской квартиры вещи: уже бывший, муж орал под дверью и лупил в неё кулаками; сторожил его и держал у двери, отвечая ему и тем самым не давая выйти из подъезда, отец; мать же в это время, сначала вновь вызвав полицию, сбрасывала вещи с балкона на другой стороне дома, а их ловили двоюродный брат Нины и его жена, после чего их набитая тряпьём машина буквально удирала от дома, пока бывший Нинин муж их не заметил.

К вечеру тётки уехали, а Нина, усадив детей на расстеленное по дивану одеяло, принялась за уборку. С трудом разогнулась на деликатный стук — и растерянно захлопала глазами: при входной двери стояли три женщины, из которых ей уже была знакома лишь та самая управдомша (так её здесь порой шутливо называли) — Марья Егоровна. У всех трёх в руках были какие-то кастрюльки и посуда. Не успела Нина рот открыть — спросить, что происходит, как женщины вдруг оглянулись и отошли в стороны от входной двери. А секунды спустя загомонили мужские голоса. Совершенно обалдев от происходящего, Нина, с прилипшими к ней детьми, немо следила, как первый мужчина задом пятился в её комнату! Пятился так, что стало ясно: он держит в руках нечто тяжёлое и громоздкое. Ещё немного — и посередине комнаты был водружён старенький круглый стол. Двое мужчин поспешно поздоровались с новой жиличкой и тут же принялись, как они объяснили, укреплять этот стол, чтобы не развалился.

Деловитый стукоток молотков не помешал управдомше и двум другим женщинам поставить на широкий подоконник единственного окна всё принесённое с собой: горячий суп, картофельное пюре с котлетами и чайник с заварником. И ещё там же очутилась пара пакетов с таким ароматным запахом печёного, что Нина только сглатывала слюну, а детей втихаря отгоняла от того подоконника, пока одна из женщин не велела ей напоить их чаем с пирогами.

Полчаса спустя удалились все, кроме Марьи Егоровны. Она помогла растерянной Нине перенести с подоконника на стол закутанные в полотенца кастрюли и кастрюльки и расставить посуду. После чего уселась вместе с детьми и Ниной за ужин и принялась рассказывать о правилах жития-бытия в бараке.

— У нас тут дежурят по коридорам, — говорила она, помогая кормить детей, которые стеснялись «габаритной тётеньки». — Мы уж тебя в этом месяце трогать не будем, пока не приживёшься, но со следующего включу тебя в список дежурных.

— А что надо делать? — спросила Нина.

— Наш этаж ты видела. При входе-то зал такой небольшой — это общий коридор с туалетами, от него два коридора в разные стороны. Каждая комната, кто в каком коридоре живёт, по списку моет в своём полы. Список висит на стене — рядом с входной дверью в дом. Там есть фамилии всех, кто на втором этаже живёт. Магазин у нас тут продуктовый — прямо возле остановки. Но, если не захочешь пока выходить, пиши, что тебе купить надобно. Живём мы тут дружно. Есть, конечно, кое-какие личности — любители поскандалить. Но эти к тебе не сунутся.

— Почему? — невольно улыбнулась Нина.

— А наши бабы уже пообещали отмутузить тех, кто попробует полезть к тебе, — ухмыльнулась Марья Егоровна.

И продолжила рассказ о тех, кто живёт в соседях с Ниной и её детьми. Нина пока не запомнила даже тех, кто приходил с кастрюлями, не то что с мебелью, но убедилась в главном: если надо — можно обратиться за помощью почти ко всем.

— Марья Егоровна, а вот стол… — сконфуженно начала Нина, глядя, как дети, утомлённые новизной обстановки и множеством незнакомых лиц, таращат сонные глаза, но стараются не засыпать. — Мне за него… платить? И кому?

— Да какое там — платить за эту развалюху! — откликнулась управдом, махнув рукой. — У нас ведь только с твоей стороны коридор весь с жильём. А с другой стороны, где вход с улицы — только две комнаты, а напротив — большой общий балкон, между туалетами-то. Да только он так называется — общий, а на деле на нём ни воздухом подышать, ни посидеть — на природу полюбоваться, хоть там природы той — дорога да школа. У нас тут как получилось? Кто из барака съезжает,