Мелкий писец - Олег Мамин Страница 2

— Моя личная усыпальница уже строится!

— Её разграбят! Или похитят, заменят твоё имя на своё. А мои ученики — их много, десятки, сотни — каждый помянет меня! И моё имя преодолеет время! Я очень хороший учитель.

В тот момент нетрезвый Саптах восхитился такой стратегией. Ведь и в самом деле, почти все грамотные люди не только упоминают свою родню, но и цепочку передачи знания. Даже если кто-то собьёт имя Рахотепа на статуе, похитит её, то скорее всего остальной текст останется. И потомки прочтут его, Рахотепа имя.

— Думаешь, я не способен научить тысячу человек? — вспылил уязвлённый Саптах. — Сколько тебе требуется для того, чтобы сделать из глупца знающего? Десять лет? Я справлюсь за год!

— За год нельзя научить бабуина петь!

— Мне хватит и половины года!

Так, слово за слово, они достали чистый лист папируса и написали соглашение о споре.

Ох, что делает настойка мандрагоры с порядочными людьми!

Прописали даже то, что в ученики надо обязательно взять деревенского парня, чтобы исключить шанс на то, что у него уже было какое-то образование. И обязательно ещё носящего локон юности. С той же целью, ведь после начала обучения наджесам (авт.: простолюдин. Дословно: «мелкий») его нередко сбривают, так что не прогадаешь.

Вообще-то, жрецы принимают в школы при храмах уже с пяти лет, но в этом и состоит суть спора: талантливого ребёнка может научить любой, а ты попробуй научить глупца! Они обговорили и возраст: не младше десяти лет, в это время уже заканчивают первый этап обучения, так как дети достаточно взрослые, чтобы начинать работать в поле или помогать отцу в семейном ремесле.

Если до десяти лет мальчик не научился писать, то он скорее всего совсем пропащий. Выбрать из таких «остатков» способного — очень трудно.

Трудно сказать, хорошо или плохо учить почти взрослых, даже если у них есть талант: с одной стороны, их проще призвать к дисциплине, но с другой — разум со временем костенеет, обучить новому ребёнка проще, чем старого.

Хорошо ещё, что только одного придётся натаскивать, а ведь сначала спор вёлся о нескольких. Но всё-таки даже в одурманенной мандрагорой голове промелькнула мысль, что Саптах не учитель, у него есть и прямые обязанности, некогда ему возиться со столькими непослушными балбесами.

Не иначе боги вели его в тот момент. Не зря же мандрагора применяется для пророчеств и вещих снов. Так что всё случившееся — не просто пьяный спор. Два человека фактически провели пророческий ритуал, и боги вели их в процессе. Так что всё более чем серьёзно.

Правда, чтобы обосновать то, что одного ученика достаточно, пришлось втянуть в спор Рахотепа: тот тоже обучит одного мальчика, и победит тот, чей ученик преуспеет больше. Так что теперь не удастся отмахнуться, научив писать пару знаков — это же тоже результат. Теперь нужно действительно быть лучше, чем опытный наставник, воспитавший сотни (если ему верить) школяров.

Вот он и вынужден плестись непонятно куда, ведь выбор места, откуда взять ученика, предоставили сопернику. К счастью, это тоже случилось в момент опьянения, и в указании его немало воли божеств.

Рахотеп выбрал место о котором ни один гусь не гогочет ничего доброго. Сказал: «Пойду на уступки. Твой город на западном берегу Реки, так что выберу для тебя что-то привычное».

Дурная репутация у этих мест. Кто-то говорит, что именно здесь обитает Апоп, в его пасть опускается заходящее солнце; кто-то уверен, что это место — родной дом для духов болезней и несчастий, которыми повелевает Сехмет.

Из-за такой славы в этих местах не селятся достойные люди. Даже сборщики податей стараются не задерживаться в краях, где из западной пустыни веет дыханием воплощений хаоса.

Но это дарит и надежду — возможно, жрецы и чиновники просто не заметили таланта какого-нибудь юнца, а уж он-то, Саптах, точно его не пропустит.

Впрочем, и Саптах не был милосерден к оппоненту: в ответ указал на самый разбойничий край, и эта мысль вызывала у него кривую злобную ухмылку. У войска будет работа. А у Саптаха новые работники на каменоломнях.

— Остановись там, — Саптах указал на необработанный камень, выступающий из воды, кажущейся бесконечной.

Хорошее место. Чем не первый холм бен-бен, первым показавшийся из изначальных вод?

Почтив утреннее солнце Хепри чтением гимнов и поклонами, знающий приступил ко второму ритуалу, ради которого и просил разбудить себя до восхода.

Бросил в воду две фигурки павианов, моля их, промотать великий свиток жизни быстрее, если в нём встретится имя Саптаха. Надеялся, что Сехмет не успеет заметить и вычеркнуть его из списка живущих. Он всё равно решил проделать ритуал, хоть время сейчас для него не подходящее, он опоздал сразу в двух смыслах. Во-первых, это подношение нужно делать в последний день уходящего года. А во-вторых, Саптах уже вычеркнут: ему был сон, в котором он видел, как Великая проводит на его имени красную черту.

Но боги не были бы богами, если бы не возвестили о способе избежать смерти. Ему было сказано, что спасение он найдёт на западе, вблизи самой границы с пустыней.

Он решил, что раз уж оказался в западных землях, которые по мнению местных жителей принадлежат этой гневливой богине, да ещё и почти у самой пустыни, почему бы не воспользоваться шансом и не провести ритуал? Вдруг именно об этом шла речь?

Солнце взошло и лодка отправилась дальше. Осталось совсем недалеко, час-два и прибудут. Дымы поселения уже ощущаются носом, можно понять, что готовят на очагах.

Рыбу и хлеб.

Разыгрался аппетит: эти голодранцы готовят с приправами, которые так приятно пахнут! Не какие-то лук или чеснок, обычная еда простого люда, а что-то вроде тмина и кориандра!

Съеденный ранее виноград утолил голод, но ароматы «настоящей» еды напомнили о том, что его диета, на которой настаивала супруга, ссылаясь на лекаря, не такая уж и сытная.

Саптах покосился на лодочника, подумал, что можно считать, что пришло уже время второго приёма пищи, и достал хлеб, отломил немного, пожевал, скрипя песком на зубах, запил пивом. Почувствовав себя намного лучше физически, но на сердце стало тяжело: будто обманул дражайшую возлюбленную супругу.

Разливы Великой Реки не являются неожиданностью, так что само поселение расположено выше уровня полей, Хапи не поглотил маленькие домики.

Лодку на большой воде заметили заранее, и встречать его вышел заспанный староста деревни — почтенный мужчина с седой щетиной на щеках.