Дорога на Рейншедоу (ЛП) - Клейпас Лиза Страница 20

Чего Сэм никак не ожидал, так это чувства, которое он испытает при виде наморщенного лобика Холли, сосредоточенно старавшейся справиться со шнурками. Наверное, это и было чувство отцовства. Чёрт его побери, если при виде крохи, воюющей со своей обувкой, у него от умиления не вышибло слезу. До чего же он жалел, что не может рассказать Вик об этом. И о том, как он раскаивается, что так мало общался с сестрой и малюткой, когда это ещё было возможно.

И в этом только его вина.

Пяточки маленьких летних кроссовок легонько ударяли по груди.

– Так сколько ты мне заплатишь? – повторила Холли.

– Сегодня мы с тобой будем трудиться бесплатно, – ответил Сэм.

– Детям за так работать нельзя. Это противозаконно.

– Холи, Холли… неужели ты сдашь меня за малюсенькое нарушение закона о детском труде, а?

– Ага, – бодро заявила маленькая проныра.

– Как насчет доллара?

– Пять!

– А если доллар и мороженое? Обещаю днём свозить тебя во Фрайдер-Харбор.

– Идёт!

В раннее воскресное утро виноградник ещё окутывала серебристая туманная дымка. И тут мирную тишину нарушил грохот заработавшего комбайна, медленно поползшего между рядами.

– А зачем над виноградником растягивают сетку? – спросила Холли.

– Чтобы птицы не склевали ягоды.

– А почему сетку натягивают только сейчас?

– Раньше был начальный период, когда из цветочков появлялась мелкая завязь. А вот теперь наступила следующая стадия – versaison .

– А что это значит?

– Виноградинки увеличиваются, накапливают сахар и становятся слаще и слаще, пока не созреют. Точь-в-точь как я.

Они остановились, и Сэм осторожно спустил Холли вниз.

– А почему нужно говорить versaison, вместо того, чтобы просто сказать «созревание»? – спросила девочка.

– Ну, наверно потому, что французы первыми придумали слово. Что неплохо, потому что их названия звучат приятнее.

Потребуется два-три дня, чтобы укрыть защитной сеткой весь виноградник, что сохранит урожай от пернатых разбойников и позволит сборщикам с ножницами пропускать недозревшие грозди.

Когда уложили первые несколько метров сетки, Сэм снова посадил Холли себе на плечи. Один из работников показал девочке, как при помощи небольшой деревянной палочки скреплять прочным шпагатом края сетки.

Тоненькие ручки Холи ловко сшивали вместе концы сетки. Розовая бейсболка посверкивала вышивкой под утренним солнцем, когда мастерица вертела головой, оценивая свою работу.

– Будто к небу пришиваю, – наконец выдала труженица, и Сэм заулыбался.

* * *

Меж тем подошло время обеда, работники устроили перерыв, и Сэм отправил Холли домой, наказав, как следует вымыть руки. Он шёл по винограднику, вслушиваясь в мягкий шёпот листвы, и время от времени останавливался, чтобы коснуться лозы и почувствовать под пальцами едва ощутимое биение жизни, почувствовать, как под тонкой корочкой бежит сок, поднимаясь от самых корней к плотной зелени листьев, жадно впитывающих солнечный свет, как час за часом тяжелеют виноградные гроздья, наливаясь нежной сладостью.

Стоило пальцам ненадолго замереть у верхушки лозы, как листики заметно поворачивались в сторону Сэма.

То, что у Сэма «зелёный палец», выяснилось ещё в детстве, когда ему пришлось ухаживать за садом Фреда и Мэри Харбисонов, пожилой бездетной пары.

Лет в десять Сэму на день рождения подарили бумеранг. Вот им-то во время игры он и расколотил окно соседской гостиной.

Фред, прихрамывая, выскочил наружу. Долговязая, словно скрученная фигура, напоминающая белый орегонский дуб и простоватое доброе лицо.

– Погоди, не убегай, – крикнул он, видя, что Сэм готов задать стрекоча. И тот остался, поглядывая на мужчину с настороженным интересом.

– Ты получишь назад свою игрушку, если, конечно, согласишься немного поработать у нас, тем самым, возместив стоимость нового стекла. Можешь начать с сада, моя жена как раз хотела заняться прополкой.

Миссис Харбисон сразу же понравилась Сэму. В противоположность супругу она была невысокой и пухленькой. После того как Мэри показала, какие ростки сорняки, а какие – цветы, Сэм принялся за работу.

Опустившись на колени, он усердно полол, копал ямки под луковицы и рассаду. Он будто чувствовал, как цветы говорят с ним, безмолвно поверяя свои нужды. Даже не спросив разрешения, Сэм взял из хозяйской кладовки маленькую лопатку и пересадил в солнечное место примулы, а затем по указанию Мэри рассадил по всему саду молоденькие саженцы дельфиниума и белоснежного махрового нивяника.

С тех пор Сэм едва ли не каждый день после школы спешил к Харбисонам, даже после того, как Фрэд вернул бумеранг. Свои домашние задания Сэм теперь делал у Мэри на кухне, где его всегда ждал стакан молока и горка хрустящих крекеров. Миссис Харбисон дала ему прочесть свои книги по садоводству, после чего они вместе начали удобрять землю… золой ламинарии, богатой йодом, разнообразной подкормкой для семян и толчёной яичной скорлупой, известняком и доломитом, пошли вход даже специально добытые на рынке рыбьи головы. Наконец стараниями Сэма сад преобразился, радуя глаз ярким пышным цветением. Даже проезжающие мимо автомобилисты ненадолго останавливались, чтобы полюбоваться на эту красоту.

– Боже мой, Сэм, – не раз радостно восклицала Мэри, и на её добром морщинистом лице расцветала улыбка, которую мальчик очень любил, – да у тебя «зелёный палец».

Но Сэм-то знал, что дело не в этом. Каким-то непостижимым образом он и сад оказались настроенными друг на друга. И к нему пришло осознание, как и немногим людям до него, что весь этот мир разумный и единый организм. Сэм каким-то внутренним чутьём угадывал, какие семена лучше высеивать на убывающей луне, а какие – на растущей. Без чьих-либо подсказок знал, какие цветы любят влажную почву, а какие солнечный свет, как с помощью мыльного раствора победить вредоносную плесень или как предотвратить нашествие тли, высаживая ноготки.

В дальнем конце сада Сэм разбил небольшой огород, чтобы к столу всегда были свежие сочные овощи и зелень. Как-то интуитивно он знал, что тыква, к примеру, не против соседства с огурцами, а фасоль хоть и благосклонна к сельдерею, но лук рядом не потерпит, а цветную капусту ни в коем случае нельзя сажать подле помидоров. Деловито жужжащие повсюду пчёлы Сэма никогда не жалили, а деревья по возможности растопыривали свои ветки, чтобы защитить мальчика от солнца.

Именно Мэри заронила в сердце Сэма мечту о собственном винограднике, сказав однажды: «Настоящее вино, детка, это не выпивка, а квинтэссенция самой жизни и любви».

Погрузившись в воспоминания, Сэм завернул в укромный уголок виноградника, чтобы проведать свою особенную лозу. Её ствол был живым, толстым и скрюченным, но без единого цветочка или ягодки, лишь плотно сомкнутые бусины почек. Как Сэм ни бился, ему ещё ни разу не удалось заставить эту упрямицу плодоносить. Но главное, он совсем не чувствовал её и не знал как помочь… лоза упорно молчала.

Когда Сэм купил участок с домом в Рейншедоу-Роуд, он решил немного осмотреться и нашёл на отшибе чудом выжившую виноградную лозу. По виду она сильно напоминала European vinifera, впервые завезенную в Новый Свет колонистами… но Сэм мог и ошибаться. Лоза сильно пострадала от безжалостных вредителей, болезней и непогоды. Французы, скрестив чужестранку с местными разновидностями, вывели здесь немало урожайных гибридных сортов, не нуждавшихся в прививке на стойкое к болезням корневище. Может, его строптивица как раз из предшествующей «старой гвардии»? Ни с чем подобным Сэм прежде не сталкивался. До сих пор ни специальная литература, ни даже эксперт, которому были отосланы биоматериалы и фотографии не помогли идентифицировать эту странную лозу.

– Чем же мне тебе помочь? – тихо бормотал Сэм, ласково поглаживая большие, широкие листья. – Что ты скрываешь?

Обычно он чувствовал потоки жизненной энергии в земле и корнях, улавливал сигналы о необходимости смены температурного режима или дополнительного полива, большей освещенности или подкормки. Но больная лоза хранила глухое молчание, никак не откликаясь на присутствие Сэма.