Татьяна Форш - Призрачный бал Страница 25

Она не заметила, как задремала, и когда на плечо опустилась тяжелая рука, то вздрогнула от неожиданности. Он присел на придвинутый стул подле нее. Лицо графа было совсем близко к ее лицу.

Казалось, целую вечность их взгляды были скрещены, как боевые мечи. Еще немного и посыплются искры.

– Не хотел напугать тебя, – улыбнулся седовласый мужчина. Только в словах его не было ни капли искренности. Он упивался своим положением, ему нравилось, что Варя при виде его робеет и теряется. – Хотел поблагодарить за помощь моей супруге. Если честно, сомневался в твоих способностях и считал их несколько преувеличенными. Мало ли что народ болтает.

Варя не знала, что ему ответить, и сказала первое, что пришло на ум:

– Если так, то отпустите меня. Я расскажу, какие травы нужно пить графине, и очень скоро она будет здорова.

Мужчина поднялся на ноги и прошелся взад и вперед, после чего снова заговорил.

– Если ты не против, я бы хотел просить тебя задержаться еще на несколько дней. До тебя было множество докторов, которые не смогли сделать и десятой доли того, что сотворила ты. И потом, нам надо договориться об оплате твоей работы. Достойной оплате.

На последних словах голос графа понизился до интимного полушепота, а колючий взгляд ощупал Варю с головы до ног.

– Мне ничего не нужно, – поспешней, чем следовало бы, затараторила Варвара. – Задержусь ровно настолько, сколько потребует сама Мария Федоровна. Потом сразу же уеду.

Графу ее дерзость не пришлась по душе. Резко, точно хищный зверь, он бросился в сторону Вари и, подхватив ее подбородок двумя пальцами, приподнял голову девушки.

– В этом доме пока еще я хозяин, и мне решать, кто его покинет и в какие сроки. Моя драгоценная супруга это давно уяснила и спорить со мной не станет. Очень рекомендую брать с нее пример.

От неожиданности Варя даже не нашлась что ответить. И куда вдруг подевалась ее колдовская сила, когда она так нужна?

– Вот и славно, – граф расценил ее замешательство по-своему, – рад, что мы поняли друг друга.

А Варя почувствовала, насколько остро ей сейчас не хватает Захара. Он ни за что не дал бы ее в обиду. Но ведь именно он привез ее в это ужасное место. В любом случае она решила его дождаться и попросить помощи. Не убьет же ее граф, в самом деле.

Тогда она еще не знала, что будущее намного ужаснее, чем она могла себе его представить.

После разговора с графом прошло пять дней. Захар все еще не вернулся, и Варвара опасалась показываться на глаза хозяину дома. А тот словно забыл о ее присутствии и никак о себе не напоминал. Варя проводила все время в спальне Марии Федоровны. А когда женщина смогла встать на ноги, то сопровождала ее на коротких прогулках по саду.

Как оказалось, графиня не помнила ничего из того, что говорила Варваре, когда только очнулась. Или же притворялась, что не помнит.

В одну из таких прогулок женщина заговорила о том, что Варваре пора и честь знать.

– Милочка, я очень вам благодарна за помощь. И сожалею, что вам пришлось потратить на меня свое время. Я сегодня же поговорю с Дмитрием Алексеевичем о том, чтобы дать вам расчет.

– Мне было совсем не сложно, – слукавила Варвара. Она давно поняла, что богатеи крайне редко выказывают свои истинные чувства, и догадывалась, что графиня ненавидит ее всей душой, но ни за что не покажет этого, дабы не терять лица. – И если Дмитрий Алексеевич посчитает мою работу завершенной, я покину усадьбу в тот же день.

– Можете собирать свои вещи.

Вечером того же дня Варвара ждала графиню в спальне, пока та разговаривала с супругом в его кабинете. Разговор оказался коротким. Мария Федоровна вернулась разъяренной фурией и, накричав на Варвару, выставила за дверь. Граф запретил покидать дом кому бы то ни было без его на то разрешения. Варя успела заметить на щеке графини яркий отпечаток ладони. Неужели Воронцов поднял на жену руку?

Следующим утром обнаружилось, что Мария Федоровна пропала. Никто из прислуги не видел, чтобы она уходила из дома. Граф был в бешенстве, он громил мебель, велел высечь слуг, которые недоглядели. И только Варвары не коснулся его гнев. Она выбежала в сад, где хотела переждать бурю, бушевавшую в доме, и там увидела графиню.

Тело Марии Федоровны висело на толстом суку старой яблони, той самой, под которой Варя говорила с Захаром…

Звук колокольчика заставил Лизу распахнуть глаза. Сон? Она задремала, и ей приснился сон! Но почему на душе такая пустота и безысходность?

Может, стоит последовать совету Сигизмунда Марковича и пропить курс таблеток? И поменьше смотреть на старые портреты!

Нехотя выбравшись из порядком остывшей воды, Лиза завернулась в полотенце и с сожалением посмотрела на брошенное на полу в ванной комнате черное платье. Почему она должна ходить в этом? Сигизмунд Маркович ей даже не родственник! Жаль, что она не взяла купленные накануне наряды.

Мысль заглянуть в шкаф пришла внезапно. Едва Лиза потянула за массивные ручки, как дверцы шкафа с протяжным скрипом распахнулись, точно на что-то жалуясь, и девушка обомлела, разглядывая шитые бисером, блестящие парчой, манящие бархатом, струящиеся настоящим атласом и шелком платья. Внизу была пристроена полка под обувь. На ней размещалось около двадцати пар туфель, но каких! Блестящие, на каблучках из белого, похожего на серебро металла, и еще из чего-то кремового, теплого на ощупь. Мелькнула мысль о слоновой кости.

Изнутри дверцы шкафа оказались зеркальными, будто маня широко их распахнуть и вдосталь налюбоваться на отражение. Тут Лиза вновь услышала бряканье колокольчика, не иначе как зовущее к ужину, и принялась доставать платья, раскладывая их на кровати.

Вряд ли милейшая Зоя Павловна будет против, если гостья наденет один из этих чудесных нарядов. Ну а что? Форс-мажор обязывает! Можно сказать, что ее одежда испачкалась.

Разглядывая фасоны, словно сошедшие с театральных подмостков, Лиза не переставала удивляться. Неужели все эти наряды принадлежали хозяйке дома, жившей бог знает в каком, даже не году – веке, или это искусный антураж для приманки туристов?

Впрочем, не важно. Уж лучше она наденет одно из этих карнавальных платьев. Это с золоченой вышивкой по открытому лифу изумрудное платье в пол или это нежно-розовое, украшенное на плечах нитками такого же розового жемчуга, и с невероятно пышными юбками? А может, это, атласное? Или это бархатное?

Понимая, что пока она будет выбирать, рискует остаться без ужина, Лиза решительно схватила первое попавшееся, но тут ее взгляд упал на портрет девушки, восхитившей ее вначале. Она была одета в темное платье, украшенное по лифу розами, а красоту обнаженных плеч скрывала светлая шаль-паутинка.

Розы… где-то Лиза видела набитые из ярко-красной тафты розы. Бархат платья, ласкаясь, коснулся ее ладони. Лиза выхватила из-под вороха одежды темно-бордовое платье и изумленно уставилась на него. Затем медленно перевела взгляд на портрет девушки. То самое! Неужели эта одежда и впрямь принадлежала хозяйке дома? Кто она? Дочь? Жена? Сестра?

Невольно вспомнился уже позабывшийся кошмар, и Лиза нашла взглядом изображение мужчины со шрамом. Тот смотрел на нее. В упор! Какой тяжелый взгляд. Взгляд хищника, обнаружившего желанную добычу.

Лиза поспешно отвернулась. Господи, что за бред? Как портрет может смотреть? Видимо, сегодня день такой, вот и лезут в голову всякие кошмары!

Стараясь больше не отвлекаться, она надела платье, застегнула крючки и уставилась на себя в зеркало, разглядывая точно сошедшую с картины незнакомку. Неужели это она? Незаметная серая мышка, еще пару дней назад боявшаяся хоть как-то привлечь к себе внимание!

Поведя обнаженными плечами, украшенными вязью ярко-красных роз, Лиза пальцами причесала непослушные пряди волос и, не оглядываясь, вышла из комнаты. Жаль, что не нашлась шаль-паутинка.

Макс уже минут пятнадцать сидел в небольшом уютном кресле, стоявшем у камина. Удобная позиция. Блики огня ярко освещали обеденный зал, а также тех, кто в него входил, а полумрак скрывал ото всех самого смотрящего. Сперва в зал заглянул Вова, водитель Аристахова, но не найдя своего босса, скрылся в коридоре, потом замельтешили Зоя Павловна и Тимофей, но… его никто не замечал, пока садовник, деловито расставляющий тарелки, не бросил быстрый взгляд в сторону Макса. Охнув, он едва не выронил тарелку, а затем шумно выдохнул: