Мария Александрова - Око за око Страница 25

Вечером Барбара пришла к ужину попозже и, заметив, что Евсеев тоже здесь недавно, нарочно ела как можно медленнее. Один за одним слуги стали расходиться, и даже Гришка, вечно со всеми болтавший и потому обычно заканчивавший последним, не стал дожидаться Ярослава. В поварне остались только Ярослав и Барбара.

Ярыш не выдержал первым и в конце концов, словно ужаленный, сорвался с места. Попробовал бы только Ярослав сейчас присесть на лавку к Барбаре, и наверняка она осыпала бы его целой грудой ядовитых слов, на какие только была способна. Однако он ушел, даже на нее не взглянув, и Барбаре стало ужасно грустно.

Склонив голову, чтобы никто не заметил выступивших слез, Кучиньская поплелась в свою комнатку. Благо, она наконец отвоевала право жить одной, иначе бы «заботливые» соседки тут же начали выспрашивать, что да почему, принялись утешать. «Как же хорошо, что меня никто не увидел», — подумала Барбара — коридор был пуст, а до комнатки оставался один шаг.

Барбара прикрыла дверь и чуть не взвизгнула от неожиданности — у нее в комнате был незваный гость. Однако он успел предупредить ее намерение — просто-напросто зажал ей ладонью рот и не отпускал руку до тех пор, пока испуг Барбары не прошел.

— Не кричи, глухих здесь нет, — отпуская руку, попросил Ярослав.

— Что ты здесь делаешь? — возмутилась Кучиньская. — Твоя комната, кажется, совсем в другой стороне.

— Ты ведь как-то сказала: «Надо будет, придешь сам». Вот я и пришел.

Барбара в изнеможении опустилась на скамью — на этот раз возразить ей было нечего!

— Ну и чего тебе от меня надо? — пытаясь скрыть слезы, спросила Барбара.

— Во-первых, я не хочу, чтобы ты плакала, — садясь рядом со служанкой и бережно отирая слезы, — сказал Евсеев.

Барбара опять не знала, что ему ответить — кто бы мог подумать, что этот задиристый конюх может быть таким нежным.

— А во-вторых, — поднимая Барбару на руки, продолжал Ярослав, — ты самая лучшая девушка на свете.

— А той ночью ты тоже был с самой лучшей девушкой на свете? — все еще пыталась не сдаваться Кучиньская.

— Той ночью самая лучшая девушка просто не пришла… — грустно заметил Ярослав.

Барбаре было так хорошо в крепких объятиях этого зеленоглазого красавца, и его слова прозвучали так убедительно, что Барбара не стала больше возмущаться и сопротивляться, поддавшись просто колдовскому обаянию Ярослава…

Глава 22

В последнее время жизнь Ярослава превратилась в какой-то удивительный сон. Едва дождавшись темноты, он чуть ли не бегом отравлялся в комнатку голубоглазой Барбары, и с ней вновь становился веселым угличским парнишкой, а следующую ночь он проводил уже с темноокой красавицей Анной.

Ни та, ни другая даже и не подозревали, что пылкий Ярослав шепчет страстные слова не только ей. Да Ярыш и сам не знал, как же у него получается выдумывать тысячи причин, вовремя уходить, вовремя приходить, а после почти бессонных ночей умудряться объезжать горячего жеребца.

Казалось бы, теперь, когда ему все-таки удалось завоевать Барбару, Ярослав должен был совсем охладеть к Анне, однако все случилось совсем наоборот. Зелинской даже казалось, что Ярослав стал без нее скучать.

Анна и вправду не ошиблась — он действительно скучал по ней, когда был с Барбарой, но стоило только ему оказаться в объятьях Анюты, и он начинал тосковать по Барбаре. Обе очень разные, и на вид, и нравом, Кучиньская и Зелинская одинаково нравились и были одинаково необходимы Ярославу. Почему так произошло, Ярослав не мог понять, но твердо знал одно — если ему придется расстаться с одной из них, то вскоре прекратятся и встречи с другой…

Проснувшись рано утром, Евсеев долго смотрел в потолок и никак не мог понять, где же он: то ли у Кучиньской, то ли у себя в комнате, и понял, что не у себя, только когда перевел взгляд на Барбару. Ярослав тихонько, чтобы ее не разбудить, поднялся — пора было уходить, уже светало.

Едва успел Ярослав перебраться к себе, как услышал в дверь тихий стук. «Неужто Анна приходила? А вдруг она видела, откуда я пришел?» — бешено заколотилось сердце Ярыша. Евсеев распахнул дверь, уже готовясь к объяснению, но на пороге стоял Януш.

— Ты чего в такую рань? — облегченно вздохнул Ярослав.

— Рыжий захворал, — опустив голову, сказал Януш.

— Что с ним? Лекаря вызвали?

— Вызвали, только он еще не пришел. Не знаю, что с ним, но жар у него сильный.

— А ты как узнал, что он захворал?

— Ну… — Януш замялся, — меня к нему Зося еще вечером послала корзинку отнести, а я забыл. Утром как вспомнил, тут же и помчался к нему, а то Зоська мне всыплет как следует. Я постучал, никто не отвечает, а дверь, сразу видно, что не заперта, — с виноватым видом произнес Януш.

— Ну?

— Ну я и вошел, а рыжий лежит весь красный. Я ему: «Рыжий!», а он не отвечает. Я поближе подошел, потрогал — живой вроде. Вот тогда он и очнулся. Я спрашиваю: «Рыжий, ты чего?» А он мне в ответ как прохрипит: «Худо мне», — сбивчиво рассказывал Януш.

— А лекаря кто вызвал?

— Я потом в коридоре Иоанну встретил, она и послала за лекарем.

«Или ко мне шла, или от меня, — подумал Ярослав. — Нет, наверное, ко мне, иначе бы Януш сюда не прибежал».

— А ты ко мне сам пришел или Гришка послал?

— Иоанна. Говорит, мол, иди, Ярослава разбуди…

— Ладно, пошли к Гришке.

Гришка и впрямь выглядел худо: красный, потный, он лежал, как-то непонятно запрокинув голову, и на все вопросы отвечал странно хриплым голосом что-то несуразное.

— Похоже, у Григория бред, — решила Анна.

— Да ну? — возразил Ярослав, не хотевший верить в болезнь своего друга.

— Да ты только послушай, что он говорит, — тихонько возразила Анна, и Ярославу на самом деле нечего было ей ответить. Гришка и впрямь шептал что-то странное. То ли молитвы, то ли каноны святым в его речи переплетались с вообще непонятными словами о няньке, о каком-то ноже, крови.

Понять, почему Гришка шептал молитвы, было несложно — ведь Ярослав прекрасно знал, что Отрепьев почти всю жизнь провел в рясе, но вот другая картина никак не хотела складываться в голове Евсеева. Вроде бы ничего похожего с ним не случалось. Ан нет, ведь он мальчонкой был, когда у него отца зарезали…

Вскоре появился лекарь, и всем переживавшим за Отрепьева пришлось удалиться. За то недолгое время, что Гришка с Ярославом служили у Адама конюхами, Григорий всем успел полюбиться, потому печальная весть, мигом облетевшая замок, повергла всех в уныние.

— Что с ним? — в один голос, но на разные лады произнесли несколько человек у вышедшего от Григория лекаря.

— Глоточная, — с сомнением в голосе произнес лысоватый Стефан, похоже, и сам не знавший, какая хворь напала на Отрепьева.

— Жить будет? — заметив тон лекаря, спросил Ярослав.

— Это уж одному Господу известно. Мужик он, конечно, крепкий, но хворь тяжелая. Если до завтрашнего утра доживет, то бояться нечего будет, иначе Адаму придется нового конюха искать.

— Да чем же ему помочь можно? — допытывалась Зося, то ли неровно дышавшая к Григорию, то ли просто по доброте душевной желавшая ему помочь.

— Это дело нехитрое. Жар снимать обтиранием, примочки, отвары из трав… Держи, Зося, — обратился Стефан к служанке, протягивая ей какой-то пакет, и лекарь начал подробно рассказывать, что нужно делать, как готовить и принимать отвар.

Евсеев стоял и ушам своим не верил — неужто завтра утром Гришка может отправиться на тот свет? Ему не только было жалко друга — вместе с Григорием могла погибнуть и частичка его души.

Нет, этого просто не может быть! Ведь по большей части из-за Отрепьева он согласился покинуть отряд Герасима, в котором к тому же был не последним человеком. А теперь, если Гришки не станет, что же, ему так и придется конюхом служить на чужбине?

Кажется, только сейчас Ярослав стал осознавать, что именно Отрепьев наполнял его жизнь хоть каким-то смыслом. Ведь не будь Гришки, он бы ни за что не поставил перед собой никакой цели, и не стань его сейчас, Евсеев никогда не попробует сам осуществить его задумку…

— Ярыш, я знаю, что ты переживаешь за Гришку… — в раздумьях Ярослав и не заметил, как к нему подошел Стовойский, — но ты ему ничем не сможешь помочь. Прости, дружище, — хлопая Евсеева по плечу, виновато добавил Ян, — но тебе придется сегодня заменить Отрепьева на конюшне.

— Да, конечно, — уныло пробормотал Ярослав, и попросил Анну:

— Анюта, забежишь ко мне, скажешь, что и как.

Однако Ярославу больше не пришлось забивать голову мрачными мыслями — работать пришлось за двоих, и дела совсем замотали почти не спавшего Евсеева. До обеда Анютка забегала несколько раз на конюшню, но в ее словах не было ничего утешительного.

Поначалу его состояние никак не менялось, потом жар усилился, а вскоре прекратился даже бред. Ярослав, отправляясь к обеду, заскочил на минутку проведать Отрепьева, но расстроился еще больше — Гришка был похож на труп, только что еще дышал.