Дороги богов и демонов - Константин Андреевич Чиганов Страница 25

Когда он появился на пустынном, припорошенном инеем поле неподалеку от дороги, его окружила ночь, а по небу катилась родная, желтая, ущербная луна! Он долго любовался ею, пока мимо не проревел грузовик. Он приспособил глаза к темноте и долго, долго видел красные огоньки на массивной корме «КрАЗа».

Родина, милая Родина!

Он оставил себе только пистолет, с которым сроднился за это время. Ни земных денег, ни документов. Ха! Была бы забота. Дома и стены помогают. Илья повернулся кругом и зашагал к шоссе.

Он чуть не споткнулся, когда в глаза ударил белый свет. На обочине стоял черный автомобиль с включенными фарами. Секунду назад там ничего не было. Илья узнал родной «порше», и с колотящимся сердцем подошел ближе. Дверь открылась без сопротивления, в замке зажигания торчал ключ. Илья уселся за руль, выключил дальний свет и в темноте различил на соседнем сиденье предмет. Увесистая статуэтка сокола тончайшей работы из тяжелого, тусклого золота на порфировом основании. Рубиновые глаза слабо засветились, когда Илья взял ее, подивясь изяществу. На подставке у лап птицы мастер высек египетский анк, символ вечной жизни. То был прощальный подарок Гора.

В машине он включил CD-плеер, диск оказался вставлен. Залюбопытствовав, что же слушал в дороге Отшельник, он сделал музыку погромче. Выпал «Аквариум», Борис Гребенщиков глуховато запел «Мается».

…Мается, мается, то грешит, то кается,

А так и не признается, что дело в нем…

Антрацитовый «порше 911 турбо» со скоростью почти двести километров в час катил к притихшему городу, уйдя через локальный переход от дороги, где его нашел новый хозяин. Илья вернулся домой. Ибо всякая тварь стремится туда, к своему дому, и счастлива, вновь обретя его.

…Может, голова моя не туда вставлена,

Может, слишком много врал и груза не снесть.

Я бы и дышал, да грудь моя сдавлена.

Я бы вышел вон, да только там страшней, чем здесь…

Если бы он прислушивался к себе, он понял бы, что покачивает головой в такт аккордам. Он никогда ни до, ни после не испытывал такого состояния души и помнил эту поездку много, много лет спустя, когда уже другие, более важные дела и заботы волновали ему душу. Когда становилось тяжело, когда жизнь накрывала его голову серым резиновым плащом тягот, Илья встряхивал себя воспоминанием об этой полночной гонке навстречу темному ветру, и глядел вокруг иначе. Болен и беден тот, у кого не было греющих память моментов жизни, или же он не заметил их, упустил в песок времени эти теплые капли. И еще он вспоминал Отшельника.

На горизонте уже расширялась светлая полоска, намекающая, что утро не за горами. Первая бензоколонка по пути. До города оставалось сорок километров. Ярко освещенный павильон и бело-зеленый навес над площадкой: там продавали нормальный, обычный бензин. Илью кольнуло неприятное и смутно знакомое ощущение. Чей-то страх впереди и тяжелое, душное облако агрессии. Он привычно, не задумываясь, подключил особые свойства слуха.

— Давай, давай, сука! Выгребай лавье…

Далее следовала нецензурная брань.

«Вот теперь я точно дома!» — устало подумал Илья. Он выключил фары и, пользуясь ночным зрением, повернул туда, где светила габаритами маленькая белая «Хонда», которой поодаль преграждал дорогу темный, неряшливо отремонтированный джип. Илья прекрасно видел всю картину: вокруг «Хонды» стояло четыре человека, и тот, кто говорил в окно водителя, в кулаке сжимал нечищеный пистолет. Илья сверхчутьем уловил жженый и маслянистый запах сквозь бензиново-пластиковую вонь машин. «Ну, а ля герр ком а ля герр». Илья остановился позади и вышел, еще раз полюбовавшись на яркую голую луну.

— Господа, думается мне, что здесь преступают закон. Я прав? — До них еще доходило.

— Ты откуда еще взялся? Тоже в морг захотел?

— Ты глянь, это же «Порш»! — Еще один оказался наблюдателен. Илье уже было не интересно, кто это, как они одеты и что чувствуют. В «хонде» испуганно молчали. Четверо были люди. Очень типичные, если можно это сказать о таком сложном существе, как сапиенс. Очень родные и близкие. Плоть от плоти Ильи. Предыдущий виток эволюции.

Он одним плавным движением достал оружие и описал им плавный полукруг, прострелив щиколотки всем четверым. Послал последнюю пулю в джип. Потом поскорее сел в машину, спасаясь от криков и грохота взрыва: каждая пятая пуля в обойме была бронебойно-трассирующей. Пожар отбросил блики на заднее стекло удирающей подобру-поздорову «хонды». Пламя может добраться и до подранков: им лучше бы не терять сознания вблизи горящего автомобиля.

Когда он вырулил на трассу, то взял между сиденьями изогнутую трубку спутниковой связи, набрал номер милиции и только потом — скорой помощи. «В жизни всегда есть место гуманизму, но не стоит превращать его во всепрощение», — где-то Илья слышал такие слова, и они зацепились в памяти.

13

«Снега не выпадет до Нового года». Илья не мог бы сказать, откуда это знает, но в своем прогнозе не сомневался. Положение сверхчеловека имеет свои плюсы, — он мог не опасаться попасть в снежный буран. Он уже позвонил домой из машины, как только рассвело, и теперь миновал городские окраины, слегка нервничая от предстоящей встречи и на нее надеясь.

Илья остановил машину у подъезда. Поднялся по лестнице и поглядел на часы. Было 9:25. Потом надавил белую кнопку звонка слева от коричневой кожаной двери.

Странно, но, глядя внутрь себя, Илья должен был сознаться, что ждал этого момента в самые тяжелые времена. Именно той минуты, когда откроется знакомая дверь. Дальнейшего он как-то не представлял и о нем не думал.

Легкие шаги — дверь открылась и в проеме явилась Виктория. Одетая по-домашнему, в легких серых брючках и кремовой рубашке. Она всегда вставала рано, как Илья, была «жаворонком», и он не боялся разбудить ее. Илья слабо улыбнулся и пожал широкими плечами:

— Привет! Вот и я вместе с солнышком. Если не нужен, могу и уйти.

— Господи, Илюша! Ты зарос весь. Ты что, на полюсе был?

— Ну, почти.

— Ты проходи, проходи скорее, я сейчас чаю…

— Это правильно. — Одобрил Илья, входя и расшнуровывая ботинки. (Боги, во что они превратились!) Только сейчас, когда Вика ускользнула на кухню, он понял, как она изменилась. Она была рада… Но к сердечной радости примешивалась тревога и… Уж не страх ли? Он не мог пока понять. Отшельник разобрался бы лучше, но он в таких палестинах… Раньше лицо ее было не просто красиво — словно бы светилось изнутри. Теперь