Олег Мизгулин - Морок Страница 37

— Завтра перед нами стоит боевая задача! — Гремел голос Звирчева. — Сломить сопротивление «духов» и взять приступом ещё один объект! Объект — бывший административный центр. То ли Горсовет, то ли ещё что… Не важно! Сейчас, это здание — огневая амбразура для нас, а для врага — крепость. Бой никогда не бывает лёгкий. А завтра, он будет особенно тяжёл, для молодых прибывших, ещё не обстрелянных бойцов. Сержантам взводов — морально проработать личный состав! Их боевой дух, ставлю под вашу ответственность. А сейчас, раз-зойтись!!! Сержантам подойти, для ознакомления плана…

Спустя час, их строил старший сержант Мишин. Только на того Володю, что сидел с ним у костра, он похож не был.

— Здание двухэтажное, длинное. Расположение — клюшкой. Разведка доложила, что чичей там сотни две, но это не факт. Может быть больше. Наша задача — прихватить клюшечную часть дома. Ну, там… Где он заворачивает. Боковуха здания с тыла — наша, четвёртого взвода. Третий взвод одновременно рубит этот же сектор, только с фронта. Все знают, что есть фронт, а что есть тыл? — Мишин смотрел на молодых.

В четвёртом взводе их было чуть меньше половины от всего состава.

— Теперь, что касается вашего морального подъёма…

Речь сержанта обрела ярко выраженный, ненормативный лексикон, и сводилась, в общем, к тому, что всех «блядей», «затормозивших» в бою, он лично «отымеет» во все сквозняки, если им повезёт остаться в живых.

— Бежим в пригиб на полусогнутых! Кричу лежать — лежим! Стреляем по команде! Всё остальное тоже по сигналу. Акимцев! Сэвэдэшку проверил?

— Нормалёк, Володь. — Неуставно ответил Акимцев, чуть качнув правой рукой, в которой держал «оптику» — снайперскую винтовку Драгунова (СВД)

— Идёшь чуть позади всех! Пока стреляем, выбираешь позицию. Удобную. Знаешь, да? Свою задачу? Пулемётчики — все твои!

— Не впервой замужем, знаю…

— Ладно, дальше что…

Мишин ещё долго объяснял, что и как, но Вадим дальше слушал всё больше рассеянно, уходя мыслями в завтрашний день. Он пытался представить себя там, в первом бою, но воображение, как он, ни старался, не выдавало чёткого рисунка.

Потом уже, когда легли спать, он думал, что вырубится сразу. Усталость давно давила на плечи. От непривычной среды обитания, что ли… Но тут сон, на отсутствие которого, он никогда не жаловался с начала службы, впервые не забирал его. Тоже самоё происходило с Валькой.

— Не спиться ни хрена. — Скрипел рядом Бравин. — Чё, Вадич, сон тоже не катит? Перед боем как перед смертью не надышишься.

— Не каркай. Если будешь думать об этом, накличешь беду обязательно. Настраивайся на хороший исход.

— А ты-то сам, разве не думаешь, Вадя? Если б не думал, давно бы спал.

— Думаю, конечно. — Согласился Вадим. — Только стараюсь не загоняться по смерти. Поживём ещё, Вал. С прыжками тоже мандраж был, но потом попривыкли. И здесь своюемся. Чё, мы не десантники, что ли…А, Вал?!

Они помолчали, в надежде окунуться в облако дрёмы. Однако, мысли настырно лезли в голову, разгоняя зародыши сна. Потом плюнули, видя, что не уснуть и возвратились к своей негромкой беседе.

Они разговаривали долго: о прошлом, о будущем, делились своими личными переживаниями и откровениями. Мечтали и спорили, переходили с шёпота на полутон и громче. Их одёргивали спящие. Они снова шептались, пока незаметно и непонятно как, не выяснилось, что в небольшом отрезке сна они всё-таки пребывали, так как зычный голос капитана: «Четвёртый взвод. Подъём!» заставил разлепить веки.

Вадим, несколько минут соображал, что он делает в этой полустройке, где повсюду горели костры. Через мгновение вспомнил. В голых оконных проёмах не было и намёка на рассвет. «Разве ночью выступаем?» — Подумал Зорин. Словно отвечая его мыслям, капитан Звирчев отчеканил:

— Через час светает. Личному составу — умыться, влёгкую позавтракать, проверить оружие, боекомплект и…Строиться. Сержантам — доложить о готовности!

После, вглядываясь в хмурые лица бойцов, Звирчев скажет:

— По данным, посты чеченцев плотные, в десяти метров друг от друга. Угол поворота здания — уязвимое место. Там пост закрыт для обзора соседствующих, поэтому некоторым образом разобщён. Оторван от других. Наш первый удар — по ним. Это сигнал для остальных взводов, что пойдут с фронта и флангов. Каждый из взводов самостоятельно стягивается к дому на допустимую дистанцию, к месту выжидания. Далее — сигнал из ракетницы и тут же гранатчики 4-го взвода «мухами» делают боковину дома. Желательно, поприцельней, в часовой развод и пару гранат по первым окошкам. Мишин?!

— Я, товарищ капитан!

— Кто у тебя с «мухами»?

— Дорофьев, Сильченко, Магдеев.

— К месту «А» вас проведёт Грачевский. Там ждёте сигнала. Остальноё знаешь, обсуждали. Вопросы?

— Никак не имею, товарищ капитан!

— Молодняк воодушевил на дела ратные?

— Так точно!

— Ну, всё! С богом!

Небо стало фиолетовым, предвещая скорый рассвет. До места добрались неожиданно быстро. Вывернув с ближайшего перекрёстка, бойцы по команде, крайне пригнувшись, засеменили вдоль ограды, некогда ограждающей ясельный дом.

— Стоп! — Грачевский, впереди идущий, поднял как упреждение руку и присел на корточки. Это был угол ограждения, за ним открывался вид на «объект». Мишин гуськом подобрался к Грачевскому. Тот, что-то тыкая пальцами, пояснял и указывал в сторону цели. Сержант покивал головой, а потом произнёс:

— Сильченко, Магдеев, Дорофьев! Ко мне!

Трое из старослужащих, с гранатометами, так же гуськом подтянулись к сержанту.

— Сразу как с ракетницы х…ут, стреляйте по точкам! Магдеев, встань поближе. Видишь? Вон, твоя цель! Двое обезьян: один военный дрыхнет, другой курит. Делаешь этих. Сильченко, Дорофьев, сразу за Магдеевым по окошкам — одновременно…

Гранатометчики осторожно, в полглаза высунувшись за ограду, оглядели мишени.

— Все остальные. — Ниже чем в полголоса продолжил Мишин. — Сразу как отстреляются гранатометы, по моей команде, вперед! Бежим не как бараны, друг за другом, а рассредоточившись, словно рассыпавшийся горох, и на полусогнутых, чуть пригибаясь. Стрелять во все источники огня. В дороге использовать любой холм, дерево, стену, как укрытие. Думаю, что в «учебке» вас учили всё таки делу, а не яйца в штанах катать. И главное, салабоны! Слушать мои команды! Кричу — лежать, значит лежать. Кричу — за мной, значит за мной. Акимцев?!

— Здесь я.

— Помнишь, да? Всё, пацаны, ждём!

Ждать — всегда утомительно и мандражно. Хуже нет этого явления. Зорина колотило мелкой дрожью и всему виной было это ожидание. Он по опыту знал, что это пройдёт, как только завяжется бой. Так бывало в детстве, когда идёшь «мах на мах» с дворовым пацаном. Идёшь, а тебя внутри колбасит от одной мысли. Но как пошёл махать, да получать, вмиг все страхи уходят. Остаётся злость и азарт уличной драки.

Наконец звук выстрелившей ракетницы оборвался в светлеющем небе и окончательно разрядил натянутые нервы.

— Давай! — Голос Мишина подстегнул Магдеева.

Выскочив с заряженной на плече «мухой», то с низкой стойки разрядил гранатомет. Свиснув, гранато-снаряд ушёл в цель. Магдеев отбросил, ставший бесполезным тубус, и отбежал, уступая место товарищам. Те закрепили результаты, выстрелами по нижним проёмам окон. Длился их тир считанные секунды. Но секунды казались вечными.

— Взво-од! За мно-ой, в а-атаку! Бе-го-ом!!! — Заорал Мишин, срываясь в аллюр. Красноречиво лязгнул затвор его калаша.

Повинуясь некой ведомой силе, Зорин, передёрнув затворную раму акээма, сорвался вслед. Похоже, он что-то кричал. Кричали многие. Сплюснутые нервы искали выхода в выплеске эмоций. Возможно, крик помогал аккумулировать страх перед встречным огнём. Вадим бежал заучено, в присогнутых ногах, забирая вправо к полуповаленным деревьям. Короткие очереди отпускал по крошечным фигуркам, снующим в первом и втором этажах дома. Пока не было внутри понимания людей-врагов. Только условности. Как в учебке. В лагере противника что-то поменялось. Шок от внезапного нападения прошёл, и среднее окошко верхнего этажа огрызнулась вспышками пулемётного огня.

— Ле-жа-ать!!! — Пронеслось в воздухе.

Зорин пластом повалился к поваленной берёзе, норовя вместить свои контуры под этот сомнительный щит. Вскрикнул, бежавший в трёх метрах от него, боец, не успевший выполнить команду. Вереница свинца вспахала землю перед носом Зорина, а самая злая пуля выбила изрядный кусок коры из ствола берёзы, за которой пригибалась голова Вадима.

Только сейчас, его по настоящему проняло. Сознание того, что всё происходит по настоящему и смерть будет тоже настоящей, возвратило в его ум страх. Упирающаяся в живот фляжка, мешала ему вжаться сильнее, и казалось, он — прекрасная мишень для пулеметчика.