Яцек Дукай - Иные песни Страница 38

На всякую большую охоту благоразумно брать с собой медика, тем более на джурджу, и Ихмет еще в Александрии нанял одного из самых опытных, старого аксумейца негрской морфы, демиургоса тела Мбулу Когтя. Мбуле якобы было за сто, но выглядел он куда как бойким старичком, и одно это свидетельствовало о силе его Формы. Необъяснимым образом он уже в первый день сдружился с девушками. Во время полета на свинье развлекал их, вскрывая себе пуриническим ножом руку, ногу, стопу и объясняя внутреннее устройство человека; они кривились в отвращении и притворно отворачивали лица, но все же смотрели, увлеченные, и даже — после — хихикали, когда старик быстро заращивал раны. Говорил он на плебейском греческом. Среди участников джурджи был единственным мужчиной ниже господина Бербелека ростом.

И именно Коготь — не Зайдар, не Попугай, не Шулима и не Ливий, а именно старый медик — принес информацию, позволившую выбрать путь.

— Марабратта, здесь. — Он клюнул кривым пальцем черно-белую карту. — Потом пятьсот стадиев вдоль Сухой и на юг. За границей Сколиодои, конечно, но видно с вершин деревьев. Он клянется, что это город.

— Город в Кривых Землях?

— Да.

— Построенный — кем?

Мбула приложил ладонь ко лбу: в низших кругах такое соответствовало пожатию плечами.

— В Сколиодои живут люди? — удивился эстлос Ап Рек.

— По определению, если живут там, то — не люди, — пробормотал Гауэр Шебрек.

Зайдар склонился над картой.

— Марабратта… Катамуш… Абу-Ти… Знаешь эти земли?

— Зна-аю. Н-но за Марабраттой никогда не бывал.

— А кто бывал?

— Н-не знаю. Ни-никто.

— Ну а этот твой вольноотпущенник? — Нимрод обратился к медику. — Он-то как там оказался? Пойдет с нами проводником? Золото на руки и все такое. А?

— Нет. Ни за что. Полгода потел песком и сплевывал грязью, едва-едва вернул себе форму, все еще срет камнями, и из него сыплется ржавчина.

— Бесполезны свидетельства глаз и ушей человека с душой варвара, — пробормотал господин Бербелек. Оглядел веранду госпициума. — Все? Вот и славно. Третий день в Ам-Шазе, теряем время. Каково решение? Марабратта? Да? Ну так и все. Ихмет, Марабратта. Попугай, беги к Н’Те: завтра на рассвете за водопоем. Упаковаться, оплатить, лечь пораньше. Да, эстле?

Юстина Верония зажгла махорник от дрожащего пламени свечи.

— Хотела бы узнать, — сказала она, выпустив изо рта темный дым, — кто и когда сделал тебя стратегосом этой джурджи, эстлос.

Господин Бербелек подошел к ней, вынул из ее пальцев махорник, затянулся. Марк Вероний сидел по другую сторону от жены, Иероним глядел ему в глаза, когда стряхивал пепел на глиняный пол веранды.

— Ты, эстле, — ответил он, не отводя взгляда от старшего мужчины. — Прямо сейчас.

— Что опять… — возмутилась Юстина, вскакивая.

Господин Бербелек удержал ее, положив руку на плечо. Снова села. Он склонился над ней; эстлос Марк теперь был с ним глаза в глаза, за эстле Юстиной.

— Хочешь ли, чтобы я вас вел? — спросил тихо.

Она пыталась найти поддержку у остальных, но не смогла даже отвести взгляд, лицо господина Бербелека находилось слишком близко. Не было в нем угрозы, не было издевки, он не усмехался, смотрел на Верониев спокойно, почти дружески. Женщина не могла сказать «нет».

Кивнула.

Он отдал ей махорник.

Когда возвращался к столу с картами, заметил Авеля. Сын стоял в дверях, что вели на веранду, скрытый в тени. Подсматривает за мной, подумалось Иерониму. Это хорошо или плохо? Ведь Авель именно этого и хотел: унаследовать морфу. И действительно ли эта зависимость не действует в обе стороны? Ведь зачем бы мне эта чисто театральная власть? Я же не хочу вести джурджу. Но я знал, льстил себя надеждой, что он станет смотреть… А это именно так и прорастает, кормит само себя, проклевывается незаметно из банальнейших вещей: движение тела, быстрое слово, мгновенная реакция, рикта вверх, приказ из моих уст, и вот уже они смотрят на меня, ждут следующего приказа, и вот уже ведут себя как велит морфа ситуации, Попугай, тот шорник, а если они — то и Н’Те, а если он — то и эстле Юстина, а если она — то — то — то — такова твоя жизнь, стратегос Иероним Бербелек.

— Мы делаем не то, что хотим, — но лишь то, что сообразно нашей природе, — пробормотал он по-вистульски.

— Что? — Зайдар поднял взгляд от карты.

— Ничего, ничего. Ты посчитал, сколько дней?

Позже, когда над Ам-Шазой взошел розовый полумесяц, а на веранде остались лишь господин Бербелек, Тобиас Ливий и Мбула Коготь, втроем курящие в глиняных трубках местную разновидность гердонского зелья и попивающие так называемое «горькое золото», алкоголь, перегнанный из золотых садарских трав, да весьма скверное пиво тедж, — снова появился Авель. Иероним без слов подал ему кубок. Авель сел под стену, сохраняя дистанцию. Эстлос Ливий развлекал господина Бербелека историями, услышанными от римского посла: о все большем числе джурдж, проходящих сквозь Королевства (только что одна отправилась из Ам-Шазы на юг); об ужасных трофеях, привозимых охотниками из Кривых Земель — тех, что здесь, вне антосов цивилизованных кратистосов, сохраняют многое из своей истинной, невозможной Формы; о непереводимых рассказах диких пришлецов из первого круга, которые заражают паникой целые племена; о софистесах из Эгипта, Вавилона, Сидона, Трита, Аксума, даже из Гердона и Земель Отвернутых, что стекаются сюда исследовать Форму Сколиодои; об атмосферных феноменах, что время от времени вырываются из Кривых Земель и вторгаются в южные окраины Королевств: облака огня в небе, молнии, бредущие пустыней на тысячепусовых лапах, дожди, от которых все живое расседается, как взошедшая квашня… Господин Бербелек выпытывал Мбулу о городе Сколиодои. Вольноотпущенник, похоже, был не слишком-то словоохотлив, Коготь мог повторить лишь несколько фраз о «черных пирамидах» и «каменных деревьях сияния». Наконец, Ливий уснул, уронив голову на стол, сраженный «горьким золотом». Медик отбуксировал его в кровать.

Авель задержал отца еще ненадолго.

— Позволил бы ты мне хоть раз…

— Что?

— Я хотел бы сам повести одну охоту. Проверить, в силах ли я…

Господин Бербелек покачал головой.

— Но почему? — возмутился Авель.

— Не так, не так, — вздохнул Иероним. — Будь ты в силах — не спрашивал бы позволения.

— А! Глупые афоризмы! Зачем бы мне с тобой ссориться и спорить перед людьми, если я могу попросту спросить?

— Но позволь я ее повести, — господин Бербелек выцедил это «позволь», как несъедобную требуху, — и тогда — на самом деле — поведешь ее ты или я? — Он хлопнул сына по плечу, усмехнулся криво. — Подглядываешь? Подглядывай. Спрашивал ли позволения я? И полагаешь, эстле Верония и вправду смогла бы мне что-то запретить?

Первая ксевра господина Бербелека звалась Избавлением (фиолетовое пламя по бокам, шея в спиралях сочной зелени), ксевра вторая, заводная — Сытостью (красные зигзаги, белая грудь). Все животные помечены пироморфингом на варваризованном греческом. Избавление была прекрасно сложена, слушалась легчайших движений бедер, постоянно оглядывалась, уголком глаза контролируя поведение наездника. Торговец в Ам-Шазе божился, что охотники смогут даже стрелять с седла. Нимрод Зайдар проверил это, как только они покинули город, отъехав на приличное расстояние от каравана, чтобы кераунетный гром не вызвал панику у людей и зверей.

В караван входили восемь фургонов, запряженных четверками ховолов, а еще три дюжины хумиев, на них придется переложить более тяжелую поклажу, когда джурджа доберется до мест, для фургонов непроходимых. В конце же, в Кривых Землях, нести груз придется носильщикам Н’Зуи. Зайдар, Попугай и Н’Те так проложили путь, чтобы обойти джунгли и пустыни. До самой Марабратты дорога пролегала саванной, баобабовыми лесами Садары, по краю скалистой хамады. Направление на запад, на юго-запад.

Первый день был днем установления ритуалов. Сто восемьдесят негров стояли под Ам-Шазой, каждый с кожаным узелком за спиной, треугольным щитом из ликотовой коры и буйволовой кожи и тремя куррои, кривыми дротиками-копьями из костей хумиев, слегка походящими на гарпуны. Связанные вместе, зазубринами наружу, они делались рвущей плоть дубинкой, курротэ; метаемые отдельно, пронзали насквозь газель. Господин Бербелек не сумел сдержать ироническую улыбку. Ибо это было войско, его войско — начало и конец любого стратегоса. Негры ждали, усевшись на пятки, в полутьме рассветного часа, красная грива Солнца едва-едва выглядывала из-за горизонта. Н’Те поднялся, указал на Иеронима своими куррои и крикнул. Господин Бербелек подъехал ближе, стянул с головы капюшон кируфы. Попугай вместе с остальными остался позади, за возами и животными; но теперь дело было не в значении слов, значение было неважно. Иероним подъезжал с востока, чтобы Солнце было за спиной. Поднявшись в стременах, указал риктой на Н’Зуи и вперед, на запад.