Домик в деревне - Кай Вэрди Страница 38

Юля, снова рванув в город, обошла все морги и больницы, опросила каждого контролера и водителя автобусов — все было бесполезно. Девочка как в воду канула.

Ребенка не нашли и на следующий день. Юля сходила с ума. Куда она только ни звонила и кого только не спрашивала — Лерку никто не видел. С каждым прошедшим часом сотрудники полиции все больше мрачнели и злились — время шло, а ребенка найти не удавалось. С Юлей почти перестали общаться в полиции — дежурный заученными фразами отвечал, что делается все возможное, ждите.

Юля сидела у себя дома, и, обняв Леркиного любимого медведя, запустив пальцы в растрепанные волосы, тихо поскуливая, монотонно раскачивалась из стороны в сторону.

Несмотря на страх перед проклятым местом, рискнувшая зайти к ней староста застала девушку практически в невменяемом состоянии. Вызвав ей скорую, она сварила суп, и, с трудом всунув в нее пару ложек бульона, уложила девушку спать. Ушла она, только убедившись, что Юля заснула.

Проспавшая около часа тяжелым медикаментозным сном, девушка проснулась от кошмара. Не в силах находиться дома, где каждый миллиметр напоминал о дочери, она накинула на плечи кофту и вышла во двор. Бесцельно побродив по участку, девушка села на садовые качели и невидящим взглядом уставилась в никуда.

Спустя время она поняла, что на качелях, кроме нее, есть кто-то еще. Медленно повернув голову, она увидела сидящую рядом с ней черноволосую девочку, ту же, что сидела тогда под дубом. Девочка сидела рядом с ней и болтала в воздухе ножками, совсем так, как это делала Лерка.

— Страшно тебе? — повернув к ней спокойное, не по-детски серьезное личико, тихонько спросила она у Юли.

Девушка в прострации кивнула.

Девочка вздохнула и тоже уставилась в никуда. Так они и сидели рядышком, слегка покачиваясь. Никто не двигался — у Юли не было ни физических, ни душевных сил даже на то, чтобы шелохнуться, а девочка… Она просто сидела рядом и молча смотрела в только ей одной известную глубину.

Неожиданно, накрыв ледяной ладошкой Юлину руку, она заговорила. Рассказывала она спокойно, без эмоций в голосе, ровно и обстоятельно, а перед глазами Юли пробегали картинки, словно в кино.

— Когда Петенька с крыши-то упал, да так неудачно — спину сломал, Нюрки дома не было. Крики-то его соседи слышали, да кто ж к Игнатовым по доброй воле пойдет?

* * *

Соседи видели, как свалился Петька с крыши. Так бы, может, и не углядели, только еще на крыше сидя начал он кричать не своим голосом, а потом и свалился с нее. Кинулись было к нему на помощь, да войти побоялись. Отловили сорванцов и послали их Нюрку разыскивать. Те нашли и привели ее.

Прибежала Нюрка, кинулась к брату. Сперва-то подумала — помер, ровно неживой он лежал, на земле раскинувшись. К груди-то припала — сердце стучит. Живой, значит. Ну, она его на одеяло перекатила, да волоком в дом оттащила. Покуда тащила, очухался Петька, стонать начал.

Дотащила его Нюрка до дома, на кровать с горем пополам затянула. А Петька стонет, на боль жалуется, что горит спина, жжется, болит сильно. А ногами-то и двинуть не может. И как в туалет ему надо — тоже не контролирует. Хуже младенца стал. Неделю криком кричал от болей в спине, Нюрка и не отходила от него вовсе. Опосля, как понял, что и сесть сам не может, без помощи-то, да и с туалетом беда, вовсе выть принялся. Сестру убить его умолял, Аринку проклинал проклятьями страшными. А толку-то что?

Хоть и следила за ним Нюрка, и мыла его то и дело, а все ж не могла она возле него все время сидеть. И огородом заниматься надо, и копейку попробовать заработать, и постирать тоже… А стирки теперь ой как много стало. Потому вскорости пошли у Петьки раны по телу, а после он и вовсе гнить начал заживо. Хорошо хоть, боли не чувствовал.

Через день, как Петька с крыши свалился, за ним жандармы пришли — солдатом-то он записался, а не пришел. Дезертир, значит. Ну, Нюрка им его и показала. Сперва-то они не поверили, думали, притворяется Петька. Стали ходить чуть не каждый день, да в разное время — проверяли, значит. А как ни придут — лежит. Да Нюрка стирает вечно пеленки его. Ну, поверили, списали.

А один жандарм, покуда ходил, на Нюрку глаз положил. А вернее, на дом ее. Дом-то большой, крепкий — Захар его на совесть строил, на века ставил. Да на то, что защиты у Нюрки никакой нету — брат больной только, а больше и никого — даже соседи, и те не знаются. Смекнул он, что кроме безропотной жены еще и служанку бесплатную получит. Вот и стал Виктор Егорыч к Нюрке захаживать. А вскоре и замуж позвал.

Пришел уж по осени, с утра — Нюрка только-только печку растопила да белье замочила, воды наготовила брата с утра помыть, а тут и женишок припожаловал.

— Здравия тебе, Анна Захаровна, — серьезно сказал, с брезгливостью глядя на лоханки с бельем замоченным.

— И Вам утречко доброе, — улыбнулась Нюрка. — Пошто пожаловали, Виктор Егорыч? Али помощь какая надобна?

— Пожаловал я, Анна Захаровна, и верно, не просто так. Руки твоей просить пришел. Коли согласная ты, то в ближайшее воскресенье обвенчает нас местный поп, о том с ним уже говорено.

У Нюрки из рук ведро выпало. Не ожидала она, что ее замуж-то позовут. И старая уж — двадцать пять лет уж минуло, у иных к тому времени по шесть-семь деток имелось, и проклятие, да и… Кто он, а кто она? И что делать-то? Отказать? А счастья хотелось… Мужа хотелось, деток… Может, сжалилась наконец Аринка? Простила ее, непутевую? Мужа вон дает, да какого!

Конечно, Нюрка согласилась. Только сразу оговорила, что брата она не бросит, с ними он жить станет. Виктор Егорыч поморщился, но свое высочайшее соизволение на то дал. Однако условие жене будущей поставил — чтоб запаху от брата он не чуял. Нюрка то клятвенно пообещала.

Стали они жить вместе. Плохо жили — Нюрка к мужу иначе, чем по имени-отчеству, и не обращалась, заместо служанки бесплатной у него была. Жил он как барин — на всем готовом. Дрова Нюрка колола, траву Нюрка косила, в огороде Нюрка и в доме Нюрка. А он придет, курицу ей, али мяса кусок кинет, да велит