Погружение - Евгений Анатольевич Аверин Страница 40

— А что, если бы меня захватили, застрелил бы тех?

— Если бы, да кабы, — сердится он, — говорю же, на всякий случай. Пугнуть кого или сигнал подать. Убивать не хотел никого. Чуял, что так обойдется.

— И куда денешь?

— Под скамью в лодке схороню. Дружок разберется.

— А кто были эти?

— Не чекисты точно. Эти бы перехватили. С катерами и вертолетами. На бандитов тоже не похожи. Думаю, хозяева, этого, как ты называешь, артефакта суетятся. Причем, не мастера.

— А если мастера?

— Тогда нам здесь делать нечего. Без нас бы все нашли. Ты же определила, что и где, так и они нашли бы.

— Да уж, определила. Ты все уходишь от ответа, давно собирался рассказать, что за мастера бывают.

— Ну, это же условно все, дома расскажу.

Про находку не заикаюсь, доставать ее из рюкзака нельзя.

Племянник появился с двумя танкисткими шлемами на руле: «Другого ничего нет». Я уселась в коляске. Рик меня придавил, тяжелый и теплый. Дед устроился на заднем сиденье. Иж переваливается по колдобинам. Зато воздух свежий. В Новом Селе знакомый Марии взял нас с собой до Ярославля на буханке. Вот там пыли наглотались, жуть. Бедный собакен чихал пол дороги.

Первым делом из автомата позвонила маме, успокоила. На своей остановке вышли, но пошли в другую сторону — в рощу. За березами бывший аэродром зарастает кустарником. Совершенно непролазные дебри. Выискиваем полянку, недоступную для случайных собаководов и располагаемся.

— Дед, что это? — смотрю я на кругляш.

— Серьезная вещь. Видел я как-то такую. Скажи, похожа на ту, которую ЧК в Мышкине искали?

— Ну так, ощущения такие же, это да. Но та новая была, камни другие.

— Перевести понятие, предмет сей определяющее, можно, как бомба образов. В глобальном понятии, образов. Оружие такое. Древние использовали, пока сами себя не извели. А эти, знать, воссоздали.

— Это? Бомба?

— Или мина, если хочешь. Долго объяснять, как она действует. Попробую просто. Представь, есть деревни, где все довольные, счастливые, друг дружке помогают. А есть унылые места, где посмотрят, что валяешься, переступят и дальше пойдут. Так вот, эта штука усиливает унылость до катастрофы. В определенной области, конечно. Люди города покидали, бежали на край света, лишь бы подальше от такого воздействия. Оно со временем стихает. Но можно активировать. Эта вот активируется кровью. И найдена она, а не сделана.

— Где найдена?

— Думаю, в Сирии. Или рядом с ней.

— Психотронное оружие древности?

— Можно и так назвать.

— И что нам с ней делать? Если там были американцы или еще кто, может, нашим отдать. И от меня отстанут заодно.

— Наивная ты душа. Тебя убьют сразу. Про такие вещи даже думать нельзя. Зачистят всех, кто хоть краем касался. Да и отдашь, думаешь, в музей положат? Сами и используют. Возможно, в нашей же стране. Все равно, что фашисты гранату потеряли, а ты им возвращаешь.

— Когда я в Мышкине была, видела Ульриха. Я тебе про него рассказывала. Он тогда еще предлагал изделие в Волге утопить.

— При себе держать точно нельзя.

Дед ножом срезал дерн и вырыл ямку около полметра глубиной. Завернули находку в пакет, я опустила ее на дно и прикрыла камнем. В холмик воткнула крест, как у нас ставят над могилками кошек. Остаток сигарет ушел на обсыпание земли и травы табаком, чтоб собаки не позарились.

Дед отсоветовал сразу домой заходить. Понаблюдали издалека, Егор Тимофеевич прошелся кругом квартала, но ничего подозрительного не учуял. Все же решила сначала проводить его к Вере Абрамовне. Та обрадовалась нашему возвращению Видно, что переживала. И усадила за стол. Даже для Рика нашелся суп в холодильнике.

На ее безмолвный вопрос дед кивнул на меня:

— Маша, расскажи наставнице, как водная экскурсия прошла.

Ну, я и рассказала.

— Ты уверен, что это именно оно?

— Похоже. Но, знаешь, специалистам, которые в этом разбираются, показывать не рискну, — усмехается дед в бороду.

— Ну да, — задумчиво роняет Вера Абрамовна, — не проще ли закопать где-нибудь?

— Проще. Но я думаю, используем.

— Если это бомба, то как мы ее используем? И мне кто-нибудь расскажет, о чем вы все поняли, а я еще нет?

— Машенька, — вздохнула Вера Абрамовна, — сама по себе эта штука наделает много бед. Но если технологией овладели, то и без нее найдут, что поставить. А вот ее можно использовать, как усилитель.

— Усилитель чего?

— Лучше попозже бы это обсудить, — она переглянулась с дедом, — ну ладно, раз так пошло. Начну издалека. Мы не государство с его закрытыми НИИ и неограниченными финансовыми возможностями, зато нам доступны способы познания, которыми в институтах не овладеешь. Только личные.

— Помню. И после определенного уровня развития этих способностей и способов человек назад уже не хочет возвращаться. Откат мучителен, как и жизнь потом.

— Да, поэтому надежда у власти только на технику. Все экстрасенсы на государственной службе возможности развивают только до определенного уровня. Это у нас ограничения нет. А техника позволяет почти любому использовать невидимые силы. Раньше такая была. Сейчас ведут раскопки, находят древнее оружие и пытаются повторить. Или активируют то, что нашли. А информацию по нему, инструкцию то есть, получают через специальных людей.

— Это про нашу штуку?

— Да. Она активируется при попадании свежей крови живого существа. Но если ее соединить с нужным энергетическим механизмом, она усилит действие многократно.

— Что за механизм?

— Вот, теперь к предмету разговора. Нам известен только один пока. На территории Белорусской ССР. Мы мало что можем сделать для предотвращения грядущей катастрофы, но уменьшить потери постараемся. Если это бомбу вставить неправильно и активизировать, то она либо разрушит механизм, либо ослабит существенно.

— Вы хотите его разрушить. Почему мне раньше не сказать было? Вы мне родные люди. Не по крови, но по духу.

— Ты должна сама выбор сделать. Сейчас у тебя некоторые знания, и, главное, опыт. Нужно четко понимать, на что идешь.

— Егор Тимофеевич, ты поэтому в Волге ее топить не стал?

— Я могу сам поставить, — спокойно отвечает дед.

— Может он! — восклицает наставница, — для него это будет билет в один конец. Что б ты знала. В паре вы справитесь.

— Вот как чувствовала, — улыбаюсь я.

— Конечно, — улыбается в ответ она.

— Кстати, с санскрита название бомбы переводится, как слезы Рудры. Божество разрушения такое, — вставляет дед.

— Это он смягчает, там не слезы, а тоже кое-что соленое. Уф, — выдыхает Вера Абрамовна, — разговор состоялся.

Мы поели пюре в жареным минтаем. Рик выхлебал предложенный суп. Я пошла переваривать предложение.

Мама не пускает Рика к кроватке, боится, что клещей нахватал