Олег Мизгулин - Морок Страница 46

Он несильно, без замаха, ткнул кулаком в лоб незадачливого бойца.

— Хули, встал, сучий потрох!!! Бегом за автоматом!!! — Заорал Мишин, и вдогон припечатал увесистый пинок. — Ты у меня, тварь, с автоматом и срать научишься, и дрочить, если потребуется!

То было начало. Сержанта понесло. Замечание, само по себе, было резонно. Оставление личного оружия без присмотра, в условиях военных действий, приравнивалось к воинскому преступлению и рассматривалось трибуналом. Беспечность и невнимательность в счёт не шли. Здесь другие категории и рамки.

— А вы, чё, мамкины детки… — Переключился на обедавших пацанов Мишин. — Сюда жрать пришли?!

Он с яростью пинул по котелку, кипевшему на огне. Тот взлетел вверх, на лету выплёскивая содержимым.

— Вы хоть одного духа убили?! А?! Ну ка, встали все! Встали, сказал!!! — Голос сержанта был зычен и неукротимо напорист.

Второй взвод растерянно стал стягиваться в кучу. Молодые, встали, понятно. «Деды» и не почесались.

— Построились, черти! — Продолжил Мишин.

Вадим и Валька, потянулись было на команду, но сержант тут же сделал поправку:

— Бравин, Зорин! Вас не касается!

Он выцепил и вытолкал из строя, ещё несколько, пусть не «дедов», но уже «застаревших» бойцов.

— Вы, все, бляди, пирожками домашними срёте до сих пор! И воинский устав в хер не ставите! Автоматы бросаете… А завтра, случится, расположение оставите и к духам побежите! А?! — Он засадил под «дых» двоим через раз, потом продолжил:

— Все, они! — Он показал на «стариков», обобщая Вадима и Вальку с ними. — Все они покрещены огнём и кровью! Все они видели смерть своих товарищей! Многие были много раз ранены, и все они будут блевать памятью об этой войне! Им я ещё могу позволить оставить автомат. Но они никогда его не оставят! — Кулак сержанта глухо вошёл в живот высоченному увальню. Тот от неожиданности хрюкнул и свалился как куль.

— Потому что, сучьи дети, оружие здесь — это ваша жизнь! Без него, выблядки, вас нет! Только с автоматом в руках — вы есть угроза врагу! Только с автоматом, вы вправе назвать себя солдатами! А без оружия, вы — говно! И останетесь им, если не будете слушать меня! Я ясно излагаю!

Мишин резко развернулся к строю, вбив взгляд, как сваю, где-то между верхнем и среднем уровнем.

— Я не понял! Наверное, что-то у меня с ушами. Попробую ещё раз. Я, ясно излагаю!!! — заорал он.

— Так точно-о-о!!! — недружно, да не в лад, пронеслось над рядами.

— Кхе-к! — Сержантский кулак рассёк воздух, и смачно влетел в лицо, стоящему впереди бойцу. Тот качнулся, опрокидываясь на стоящего во второй шеренге.

— Даже ответить нормально не можете.

— Отставить! — стеганул голос сзади.

Кроме первого и второго взводов, беззвучно наблюдавших представление, появились зрители, подоспевшие не к самому началу.

— Старший сержант Мишин! — Голос Звирчева был твёрд и убедителен. — Отставить рукоприкладство!

Рядом с ним, стоял щуплый капитан Скорбев, попыхивал сигаретой, с любопытством оглядывая сержанта.

— Сергеич! — повернулся к нему Мишин, пытаясь улыбнуться. — А я тут… Курс молодого бойца провожу…

— Старший сержант Мишин! Приказываю вам! Внушения проводить без сопровождения физических мер! Приказ ясен?! Повторите!

— Сергеич… — как-то тускло и вяло выговорил Мишин. — Сергеич! Я ведь с ним с самого начала. С самой учебки, под Кишиневом… А потом, и тут всегда вместе. Лучше б я там остался. А? Сергеич?!

В глазах сержанта стояли слёзы. Тишина достигла апогея. Таким, сержанта никто не видел.

— И потом, Сергеич, ладно, просто убили. Я понимаю, война — не танцы. Но зачем же так… Зачем, скажи! — Он шмыгнул носом.

— Старший сержант Мишин… — Голос капитана дрогнул. — Строй развести до особых распоряжений!

Мишин стоял, молча глядя на Звирчева. Потом вздохнул, смаргивая слёзы. Повернулся ото всех так, чтобы спрятать мокрые глаза. Спиной ко всем, махнул рукой, будто отмахивался от чего-то. И затем громко, с надрывом в голосе:

— Я ж, их теперь зубами грызть буду!!!

И пошёл, не поворачиваясь, по проходам, в самый дальний конец помещения. Там, сгорбленной фигурой примостился на растланных бушлатах, чиркнул спичкой. Огонёк сигареты известил всех о концовке.

— Раз-зойтись! — Скомандовал Звирчев. — Личное время!

ГЛАВА 6

Прорыв им обошёлся дорогой ценой. Молодняк выкашивали, словно воду пили. Ладно, молодняк. Необученный материал. Многие читали их судьбы. Полягут. Но вместе с ними гибли чередой и ветераны. Вообще, не заладилось сразу и в корень основательно. Уже вечером, после Мишинского срыва и началось. Пробили связь с бригадой, что держали южное крыло города. На связи был сам Кондрашов. Из скупых и ёмких фраз полковника выходило, что обозвать текущие дела говном, означало польстить ситуации. А ситуация сложилась не просто отстойная, а просто не вероятно страшная и безвыходная, и подчас тупиковая. Много бронетехники было сожжено чеченцами в самые первые дни войны, когда незнание плана города приводило к тому, что танки, легко пропускаемые «духами» в сердцевину города, попадали в артобстрел, взрывались в заминированных ловушках, натыкались на баррикады. Дудаевцы хорошо подготовились к встрече, и уже за одни сутки вышибли из строя сотню боевых машин. Штурм Грозного захлебнулся, ещё в самом его начале, в декабре 94-го Значительно позже авиация, в кой-то мере, помогла оправиться пехоте и оттеснить боевиков к северным районам. Штурмовики, ястребки, бомбардировщики, словно рассерженный улей, в течение нескольких дней, бомбили и выжигали город. Мало не показалось никому, ни боевикам, не мирному населению, на семьдесят процентов состоящих их тех же русских. Войсками регулярных федеральных частей были взяты многие дома, школы, больницы, гостиницы. Однако, это была четвёртая часть города. Весь костяк чеченской армии, бункер Дудаева, мосты, и северо-восточная часть города были ещё не по зубам. Баснословная победа П.Грачёва за три-четыре дня обернулась словесной шелухой. Хотя ещё тогда ситуация была патовая, и только теперь, грозилась перейти в аховую. В аховую для русских солдат. Силы чеченского ополчения усилились братской помощью арабов, американцев, моджахедов и прочей наёмной сволочью. Кроме того, были вскрыты зарезервированные склады Дудаева, где в закромах находилось сотни тысяч нового, ещё не обстрелянного оружия, так сказать, в заводской смазке. Многое из арсенала, ещё не состояло на вооружении российской армии. Но генерал Дудаев заранее побеспокоился на волнующую тему, и теперь, вооружённые сепаратисты поменяли угол задачи. Из обороняющихся они превратились в грозную наседающую армаду. Возглавляемые опытными командирами, дудаевцы отбивали утраченные точки, нахрапом и яростью сметая любое, пусть даже жёсткое сопротивление. Так ими был отбит больничный комплекс, взят обратно гостиничный корпус «Северный». Майкопская бригада, державшая ж/д вокзал, была заблокирована в здании и заживо сожжена. Многие ребята стрелялись, не желая попадать в плен. И это было не малодушие. Пленных ожидал ад, а пуля приносила избавление. Духи придерживались чётко направленной стратегии: отсечь, раздробить, разрознить действующих федералов от Главной Ставки, которая по праву считалась за гостиничным корпусом «Южный», была усилена бронетехникой: Т-72; БТР; БМП; имела несколько зенитных установок. Во многом это удавалось. Если раньше было понятно: здесь мы, а там они; то сейчас всё перемешалось, и было не понятно, в каких домах — духи, а где сидят наши. Картинка расположения своих и врагов стало напоминать слоёный пирог. Зенитные установки не могли правильно скоординироваться и метелели порой своих, по ошибке думая, что гнобят чёрных.

Командовал Ставкой Кондрашов, кто же, как не опальный полковник, на которого потом можно повесить груз обвинений за урон и потери. Сейчас Кондрашов думал не об этом. Сейчас было важно, как никогда стянуть все разрозненные дивизии и бригады в одно целое, к центру Ставки, занять круговую оборону и держаться. Держаться, в ожидании поддержки сверху, до прихода свежих сил, в ожидании расширения боемашины и подпора с воздуха. Центру хватало мощи отбить врага, а вот малочисленные и ослабленные дивизии были обречены. Полковник знал это, и сейчас отдавал приказ.

— Всё понял, капитан?

— Так точно, товарищ полковник! Позвольте соображения… До ваших позиций три квартала ходу. Больничка под «чехами», а значит окрестные дома, возле и подле тоже их. Я думаю, прорыв такой унесёт немало жизней…

— Это хорошо, капитан, что ты ещё думаешь. Однако, позволю тебе заметить, что оставаясь на месте, ты потеряешь все жизни. Прорываться! Любой ценой! Зенитками помогу… Давай! — связь оборвалась.

Бои гремели совсем рядом. Перезвучье взрывов, автоматный треск имел нарастающий и убывающий характер. Абсолютного затишья не было уже давно, но сейчас небо особенно разрывалось в отзвуках и раскатах. Часовой наряд был усилен, но полковник был прав. Здесь и грамотная оборона не поможет. Снесут вместе с домом. Простая арифметика: тысяча больше чем пятьсот. Их бы и в этот бой раздавили. Так же, как тех, что легли в административном. Так бы и получилось, не подоспей помощь. Но помощь на войне — величина капризная. И предательски не надёжная. На везение нельзя уповать. Полковник прав, и Звирчев довёл до всех офицеров приказ командования. Решили выдвигаться без промедления, пока их не заблокировал противник.