Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes Страница 47

Несмотря на боль во всем теле, Сильвен не смог сдержать улыбки.

— Ты уверена, что это правильный путь?

Девочка обернулась, и Сильвен снова увидел ее не по-детски пристальный взгляд, от которого ему становилось не по себе.

— А вы — нет?

— Я не хочу повторить судьбу Филибера, — сказал Сильвен с нотой раздражения в голосе.

Девочка чуть склонила голову набок, словно любопытный щенок:

— Кто этот Филибер?

— Привратник монастыря Валь-де-Грас, — ответил Сильвен. Встав на привычную почву, он почувствовал себя увереннее. — Во время Великой французской революции бедняга спустился под землю и заблудился…

— И что с ним стало? — спросила девочка после некоторого молчания.

— Его случайно обнаружили… одиннадцать лет спустя, — сдержанно ответил профессор.

— Живого?

Сильвен пожал плечами, слегка покачал головой и притворно-мрачным тоном ответил:

— Ему воздвигли надгробие — в том самом месте, где был найден его скелет. Оно сохранилось до наших дней. Если вдруг мы наткнемся на него, мы, по крайней мере, будем знать, где находимся…

— Значит, сейчас вы этого не знаете?

— Иди вперед и задавай поменьше вопросов, — заявил Сильвен.

Он уже обогнал девочку. Та с трудом поспевала за ним и наконец сердито закричала:

— Эй, ну подождите!

Профессор и девочка шли вперед, не обмениваясь ни словом.

Оба старались казаться равнодушными, но у каждой развилки, у каждого поворота думали об одном и том же: «Может быть, здесь — путь наверх?»

Потому что это оказался настоящий лабиринт!

Сначала им пришлось преодолевать узкий коридор, который становился все теснее. Но это оказались еще цветочки по сравнению с узким парапетом, тянущимся по краю колодца, вдоль которого им пришлось идти, изо всех сил прижимаясь к стене, чтобы не соскользнуть вниз.

— Осторожно, смотри под ноги!

Светя мобильниками на стены, они иногда замечали наполовину стершиеся надписи на латинском языке.

— Para… sium… divertii?.. — пыталась прочитать юная незнакомка. Видимо, она испытывала потребность говорить, чтобы тишина вокруг не казалась такой гнетущей. — Что это значит?

— Это значит, что мы еще не вышли, — проворчал Сильвен, не останавливаясь.

Он не обращал никакого внимания на эти нечитаемые настенные таблички, похожие на те, что можно видеть на углах улиц. Гораздо больше его интересовали сами коридоры, в которых периодически попадались груды черепов и костей, преграждающие путь.

— Поворачиваем обратно, — объявил Сильвен перед очередным таким погребальным тупиком, избегая встречаться взглядом с девочкой.

Для нее это приключение, кажется, слишком затянулось. Перед этими останками давным-давно умерших людей она испытывала явное отвращение. Но и они сами, живые, стоили здесь немногим больше! Иногда под ногами у них прошмыгивали крысы. Наверное, девочка с трудом сдерживается, чтобы не закричать. Решится ли она в этом признаться?.. Страх явно возобладал в ней над уверенностью, и с каждой минутой охватывает ее все сильнее. Сам же Сильвен пытался сконцентрироваться на своих собственных шагах в этой враждебной тишине.

И молодой мужчина, и девочка всячески старались прогнать одну и ту же мысль, не дававшую им покоя: рано или поздно батареи мобильников разрядятся, и тогда они окажутся в полной темноте.

Задыхаясь, девочка наконец в изнеможении прислонилась к стене и жалобно спросила:

— Скажите, где мы хоть примерно можем быть?

— Даже не знаю… — признался Сильвен. — Могу сказать только одно: мы на левом берегу Сены. Потому что эти коридоры явно сохранились со времен древней Лютеции.

— Но где именно на левом берегу?

— Знать бы!.. С одинаковым успехом мы можем быть под монастырем Валь-де-Грас, под бывшим монастырем капуцинов, под больницей Кошен, под Гран-Шартрез, под улицей Одеон или Томб-Иссуар, под Монпарнасским кладбищем… Как правило, каждый из наиболее широких подземных коридоров соответствует какой-то из парижских улиц, как бы является ее потусторонним отражением. По идее, должны быть соответствующие пометки на стенах, но ничего нет… или все уже стерлось. Хотя можно предположить, что сейчас мы…

Он замолчал, словно боясь сказать слишком много.

— Где? — нетерпеливо спросила девочка.

— Под…

— Под… чем?

Немного поколебавшись, Сильвен все же решил продолжать:

— Подземелья Парижа имеют несколько уровней. Они как слоеный торт: подвалы, канализация, метро, RER, карьеры, горизонт грунтовых вод, еще ниже — недавние станции метро, а под ними — места еще более глубокие и… неизвестные.

— И вы думаете, что мы в одном из этих неизвестных мест?

— Я себя об этом спрашиваю с самого начала нашей… прогулки, — признался Сильвен, в памяти которого то и дело всплывали «страшилки» Любена. — Говорят, под Парижем есть еще какие-то пещеры, но очень глубоко — на уровне примерно пятисот метров под землей. Не может быть, чтобы мы спустились так низко.

— Я смотрю, вы неплохо знаете историю парижских подземелий, — заметила девочка.

Сильвен повернул мобильник так, чтобы осветить ее лицо.

— Эй, что это вы? — воскликнула девочка, прикрываясь рукой.

«В конце концов, почему бы и не рассказать?..» — подумал он, садясь напротив нее на песок.

И, даже не пытаясь предварительно собраться с мыслями, Сильвен заговорил — словно бросаясь с головой в омут:

— Меня зовут Сильвен Массон, и я преподаю историю Парижа в Сорбонне…

— …И когда я услышала голоса, я запаниковала и бросилась бежать, — закончила свой рассказ Тринитэ. Потом указала на ссадину на лбу и прибавила: — Тогда я и заработала вот это.

Рассказ девочки заставил Сильвена раскрыть рот от изумления.

Он терпеливо выслушал ее историю — как перед этим она выслушала его собственную, — но одна деталь его крайне заинтриговала. И вот теперь, в глубине парижских подземелий, она блеснула перед ним как путеводный огонек — она была очень логичным связующим звеном между разнородными элементами этой головоломки. Это захватывало его и в то же время тревожило.

«Нет, это было бы уж слишком!..» — подумал он, но все же спросил:

— А этот силуэт на пленке… какого роста он был?

Тринитэ пожала плечами:

— Ну примерно моего… как подросток.

«А что, если и впрямь?..» — пронеслось в мозгу Сильвена. Все еще не веря в это до конца, он, стараясь не выдать своего волнения, спросил:

— Его окружал такой… расплывчатый ореол, да? От этого изображение было слегка размытым?

— Да, — удивленно ответила Тринитэ.

— Не может быть… — пробормотал Сильвен. — Это не могли быть…

— Кто?

— Они…

— Да кто они?

Сильвен поднял на девочку невидящий взгляд:

— Белые обезьяны…

— Что?!

— Все сходится! — потрясенно пробормотал Сильвен. — Рост, ловкость, гибкость… К тому же они исчезли из зоопарка именно в ту ночь, когда произошли похищения… И эти фосфоресцирующие отпечатки на стене… И странное поведение моей матери… Она ни в коем случае не хотела вызывать полицию. А потом обезьяны вдруг оказались на месте…

Белые обезьяны — похитители детей?! Само это предположение казалось абсурдным и даже смешным. Но Сильвену было не до шуток. Видя, что он отнесся к ее рассказу серьезно, Тринитэ попыталась следовать его логике.

— Но как вы тогда объясните, что изображение как будто размыто? — спросила она с некоторым сомнением. — Как в тумане?

— Это не туман, это свет…

— Свет?

— Их шерсть не отражает света, она его впитывает.

Тринитэ недоверчиво тряхнула головой. Девочка уже ничего не понимала.

— Моя мать очень быстро обнаружила это их свойство, — продолжал Сильвен, — но не стала объявлять об этом во всеуслышание. Дело в том, что их просто невозможно сфотографировать!

— Как вампиров?

— Именно! Вот почему посетителям запрещена была фото- и киносъемка. Иначе этот феномен быстро обнаружился бы, и тогда сбежалась бы целая армия ученых, чтобы попытаться использовать его в военных или разведывательных целях… Обезьян конечно же забрали бы из зоопарка и начали бы ставить над ними опыты в лабораториях министерства обороны…

— Это было бы еще хуже, чем то, что они пережили сегодня вечером? — тихо спросила Тринитэ.

Сильвен побледнел:

— Мы даже не знаем, что именно с ними делали…

Подавив сомнения, девочка-вундеркинд попыталась рационализировать полученные сведения, рассортировав факты, идеи и догадки.

— Итак, что нам известно точно? — сказала она. — За всем этим стоит ваша мать…

— Очевидно, да. По крайней мере, она — один из главных столпов, на которых все держится…