Экземпляр (СИ) - Купор Юлия Страница 49

Первобытный хаос. Липкий страх. Полустершиеся цитаты на латыни, все одинаково бессмысленные: «Vive ut vivas», «Cupido atque ira consultores pessimi», «Gaudeamus igitur».

Рефлексия затягивает, как болото. Кто мы, зачем мы здесь, куда мы идем — полноте, век вчерашний, для начала надо выяснить, кто Я, ведь Я же являюсь мерой всех вещей. Закончусь Я — закончится Вселенная, которая до меня и не существовала.

Тяжесть. Звуки марша. Чьи-то голоса, приглушенные и строгие, много слов, все слова налиты смыслом, точно спелые яблоки соком. Ihr beiden die ihr mir so oft in Not und Trübsal beigestanden sagt was ihr wohl in deutschen Landen von unsrer Unternehmung hofft… черные капюшоны и факелы… уважаемые пассажиры, остановка Гете, следующая остановка — Уильям Шекспир… Весь мир — театр, театр называется «Глобус»… Опять Шекспир… Везде Шекспир, повезло человеку с антрепренером… Офелия… о нимфа, помяни мои грехи… — пр-роклятие! — в твоих святых молитвах! Как сложно забыть то, чего никогда не было.

О, сколько их упало в эту бездну, разверстую вдали. Какая-то мировая скорбь, право слово. В начале было слово, и слово было убого. Красота предсказуема, смерть неизбежна, и только боль остается навсегда. Боль и немного музыки. И эта музыка будет вечной, потому что скрипка и немного нервно, а если нервы на пределе, прими феназепам.

А как же счастье? Счастье есть? Не все же время страдать, не правда ли? Южная ночь, теплый летний ветерок, находим удовольствие в простых вещах, а то свихнемся. Felicita — e tenersi per mano andare lontano la felicita la felicita e il tuo squardo innocente in mezzo alla gente la felicita… Радуемся-радуемся, молодость закончится, придет зрелость, потом старость — на старости некогда будет радоваться, Альцгеймер не позволит.

Какое нам дело до падающих стен и попранных империй, до поверженных башен и горящих самолетов, до идолов, сброшенных с пьедестала, — нет никакого дела, господа присяжные заседатели. Лед тронулся, ледники растаяли, пора, товарищ Ной, браться за постройку ковчега, главное, нанять правильных подрядчиков, а то ковчег постигнет судьба Титаника, а воздушный змей станет дирижаблем «Гинденбург».

Отдельные вспышки, точно блуждающие огни. Память фрагментарна и любит искажать события. И ложки, сами понимаете, нет. И все мы снимся Черному Королю, а он, засранец эдакий, храпит который год. Отдельные цитаты пробиваются, как сигналы радиосвязи в рубку тонущего корабля. Старые фолианты с пожелтевшими страницами и волны пиратской радиостанции.

Костя так и лежал на полу, омываемый незримыми волнами вселенской скорби, умирая от слабости. В голове нон-стоп крутились непонятно откуда взявшиеся цитаты на языках, которых он не знал, какие-то обрывки мыслей, и этот бесконечный процесс он никак не мог контролировать — сознание (и подсознание, вероятно, спасибо дядюшке Фрейду) будто выворачивало наизнанку, и бог знает как много дряни там скопилось. Ни одна из мыслей не принадлежала непосредственно Косте, ни одну из цитат он бы не смог воспроизвести, да что там воспроизвести — прочитать; так и лежал он, безгрешное дитя постмодерна, как наркоман во время бэд-трипа.

«Я должен отсюда выбраться! Я должен, черт побери, отсюда выбраться!»

И тут начался кошмар. Ночь. Фонари. Дальние отсветы проезжающих машин. Пустая дорога. Костя так и не понял, как сюда попал. Разумом он понимал, что по-прежнему находится в кабинете Векслера, но физически… физически он находился где-то на задворках Воскресенска-33 — вдали виднелись зыбкие пятиэтажки, и в некоторых окнах горел бесполезный электрический свет. А потом Костя увидел их. Убийц. Он сразу понял, что это убийцы: воспаленное сознание, находящееся по ту сторону реальности, мгновенно считывало сигналы опасности. Черные силуэты. Костя стоял под одним фонарем, а четверо убийц — под следующим, поэтому их было видно. Он не знал, из какого мира они прибыли, возможно, они не принадлежали ни одному из миров. И надо бы дать деру, убежать от них, но вот беда: пятки словно приклеились к асфальту, а ноги одеревенели. А это им и на руку, опасным убийцам черт знает из какого угла мироздания.

«Я в кабинете Векслера, — сказал себе Костя. — Я вижу что-то типа сна. Это все не по-настоящему». Однако же страх, иррациональный, не поддающийся объяснению, был настоящим. А еще — и это было уж совсем запредельно — убийцы в черном что-то говорили Косте. Точнее, он не слышал их слов, да это и не было нужно — их мысли передавались прямо в его голову. А помнишь, что произошло на этом перекрестке? Кровь… боль… крики о помощи… Человек, которого избивала толпа, молил о помощи, но никто не пришел. Но почему этот человек оказался на перекрестке? Внезапно Костя понял, что это не убийцы в черном транслировали в его башку свои мысли — это он сам их думал. И стало еще страшнее. И тут наконец-то его ноги отлепились от асфальта, и он бросился бежать. А убийцы пустились вдогонку. Костя бежал что есть мочи, подгоняемый ветром, задыхался, и вот уже в боку закололо, как на уроке физкультуры, а убийцы все не отставали, но он понимал, что бежать надо, надо бежать, иначе люди в черном настигнут и произойдет непоправимое… Внезапно Костя, у которого почти не осталось сил, понял, что так и остался на перекрестке.

И в этот момент морок рассеялся, и он снова обнаружил себя лежащим на холодном паркете. Он кое-как поднялся. Память подсказала: на том перекрестке жестоко избили Егора Крапивина, бывшего возлюбленного Дианы. Он был гордостью школы, подающим надежды хоккеистом, но потом стал инвалидом. Диана Григорьева, кстати, тоже получала за инвалидность. Каждый месяц на ее счет в Сбербанке приходила сумма в размере десяти тысяч рублей. Как и в случае с Егором Крапивиным, тут не обошлось без физического увечья. Вот только о Крапивине судачил весь город. О том, что на самом деле произошло с Дианой, не знал никто.

10

Костя Григорьев, как он думал, женился на самой красивой девушке Воскресенска-33 — Диане Белогорской. Эта красота была даже официально задокументирована — в одиннадцатом классе Диана победила в конкурсе «Мисс Воскресенск». Газета «Воскресенский рабочий» посвятила этому событию первую полосу. На фото была увековечена улыбающаяся Диана, державшая в руках букет пунцовых роз. Впрочем, модельную карьеру Диана так и не сделала — после школы ее отправили в Москву учиться на экономиста. Но уже год спустя посрамленная Диана, так и не справившаяся с учебной нагрузкой, навсегда вернулась в родной Воскресенск-33, чтобы выйти замуж за человека, который сох по ней еще со школьных времен, взять его фамилию и переехать вместе с ним в новенькую квартиру на Фестивальной, 2 — квартиру, которая впоследствии пропитается скорбью и унынием. Впрочем, молодожены еще об этом не знали.

Костя Григорьев женился на самой красивой девушке Воскресенска-33, ни сном ни духом не ведая о том, что красота эта соткана из боли, а сама Диана поражена тяжелейшим недугом. Да, он понял, что у Белогорской проблемы с алкоголем — ее бесславное возвращение в город пахло дорогой текилой, той самой текилой, что она пила, сидя на кухне, напуганная и промокшая до нитки. Но такое состояние можно было оправдать: погодите-ка, с кем не бывает, отчислили из института, отец убьет, страх и отчаяние — с ними надо как-то бороться. Но чуть позже, уже после свадьбы, Костя понял, что дело тут вовсе не в алкоголе. Это произошло спустя пару месяцев со дня свадьбы — они только-только переехали в новенькую квартиру, где отремонтированы были только кухня и коридор, а в гостиной и спальне еще вовсю шли ремонтные работы, и сосредоточенные узбеки (все они работали у бати) орудовали скребками и шпателями, штукатурили, шпаклевали и красили стены, воевали с подложкой, застилали ламинат, ворочали плинтусы, переругиваясь на узбекском, и каково же было их удивление, когда Костя, который чуть-чуть знал татарский, главным образом из-за Давлетшиной, оказалось, немного понимал их узбекский, и как потом, после обнаружения этого факта, дела с ремонтом сразу пошли заметно веселей.