Погружение - Евгений Анатольевич Аверин Страница 51

Сакс опустил тело ногами вниз в дыру. Оно погрузилось в жижу наполовину. От аммиака резало глаза. Как они тут ходят? Понятно, пионерские лагери рядом. Соревнования постоянно проводятся. Тем лучше. Сверху еще накидают. Он выдернул доску от стенки и утопил торчащую голову и руки. Спина пузырем всплыла, но почти не различима в жиже. Теперь можно и ехать. А там посмотрим.

* * *

Дед сказал, что поспать не удастся. У меня и самой нехорошее предчувствие. Прямо свербит в бега податься. До четырех утра надо где-то прятаться.

— Внучка, они по твоему следу идут. Закрыть тебя полностью не удается. — Дед серьезен, — когда в лесу будем, справимся. А все время без ущерба для тебя не получится.

— И что делать?

— Поговори с Ромой. Если он такой вольный, может, подскажет, где схорониться?

— Ты имеешь ввиду, в части?

— Да. Туда не полезут.

— А вы?

— Мы укроемся, не беспокойся.

Дождались позднего вечера. Рома перемахнул через забор. На этот раз без лейтенанта.

— Ром, такое дело. Не мог бы ты меня спрятать где-нибудь у себя?

— Да вы что? Куда я вас дену?

— Меня только. Хоть куда, чтоб не светилась здесь. А ночью я уйду.

— Есть варианты, — он задумался, — если ты одна, то проще всего в учебный корпус. Хорошо, что ты в черном. Незаметно. Я только деда сразу разглядел.

Мы договариваемся с Егором Тимофеевичем о времени. Я ныряю в темноту. Мы бежим вдоль забора. Обегаем половину части. На бетонной стенке видны грязные следы — постоянная дорожка.

— Сейчас перепрыгнем и сразу дальше, за клуб. Тебе помочь?

— Не надо. Я девушка спортивная.

В темноте нас не видно. За клубом полоса препятствий. От клуба за стендами вдоль плаца подбежали к трехэтажному зданию. За ним еще один забор. Теперь мы с тыла. Рома подходит к окну, закрытому решеткой в виде лучей, и толкнул раму.

— Это туалет. Окно не закрываю на запор. А дежурный не проверяет. Между первой и второй арматуриной я пролезаю. Ты точно пройдешь. Туда — ногами вперед. Обратно — головой. И только так. Иначе застрянешь.

Он вытаскивает военный билет и записную книжку, кладет на подоконник, чтоб не мешалась. Подтянулся на решетке и просунул ноги. Затем прошла грудная клетка и голова. Следом за ним я точно также. Но мне легче, я меньше. Он аккуратно прикрыл раму.

— Все, можно расслабиться, — говорит он в голос, — уходить будешь по другому. Если прямо, то через сто метров забор. Там жилая зона. Офицерский городок. За ним пустырь за магазином. Через него пробежишь, там еще один забор. За ним гражданка. Там тропка есть. Можно и короче. Влево через антенное поле, но там забор хоть и один, но высокий. Не допрыгнешь.

— А тем же путем, что пришли?

— Может дежурный пройтись. Если светло, засекут. Я побегу и увидят, одно дело. А ты — другое.

Мы поднимаемся на второй этаж. Рома открывает один из классов.

— Ты в чем то сомневаешься? — спрашиваю его.

— Тебе нужна помощь и я помогаю. Просто задумался. Была тут подстава. Я одного земляка, тоже с Иваново, пристроил писарем к начальнику штаба. А он у меня ключ от каптерки в штабе выпросил. Работать там, мол, удобнее. У меня еще в клубе есть, ну и дал. А выяснилось, что его друганы магазин потрошили в городке а краденое туда и складывали. Менты их накрыли. Обыск был.

— Хреново получилось, — сочувствую ему.

— Хреново. Но это не про тебя. Я чувствую, что ты легко уйдешь.

— А Андрей, он твой друг?

— Ты что? Он же ганс.

— Кто?

— Ганс. Немец. Так офицеров и прапорщиков называют. В других полках — шакалы. Этот из нормальных.

— Я слышала от знакомых офицеров такое выражение «куда солдата не целуй, везде жопа». И подумала, что эти солдаты вчера вместе учились, а после службы будут вместе работать или жить. Почему такое разграничение?

— Маша, долго объяснять. Если бы ты в тюрьме сидела, то поняла бы.

— Ну уж попробуй. Пойму.

— Как в тюрьме есть надсмотрщики, вертухаи. И есть зэки. И те и другие в тюрьме. Только одни добровольно, за зарплату, и можно домой уходить, как с работы. А другие по принуждению, с плохой едой, и свободы нет. Никуда не уйдешь. Так и здесь. Как думаешь, можно вертухаю дружить с заключенным и наоборот?

— Нельзя. Запрещено. Одним по закону, другим по понятиям. Но использовать не возбраняется.

— Вот тебе и ответ. Мы бесправные рабы. Нас можно зачморить по уставу и без него. Лишить сна, еды, отдыха, дергать днем и ночью. За сопротивление — дисбат или тюрьма. И многие гансы это делают для собственного удовольствия. Я видел их на гражданке — приличные люди, хорошие супруги и отцы. Но здесь меняются разительно. Я это назвал «эффект замполита». Когда человек себя разгоняет до праведного гнева на ровном месте и унижает другого за расстегнутый крючок, или что честь отдали не так быстро. Получит долю энергии и успокоился. Я вижу темно-бурые лучи, которыми они питаются.

— Моя знакомая говорила, что это политика.

— Точно. Дедовщина тоже политика. Я имею возможность изучать явление со стороны. Объявил всем, что художники вне системы. Подивились и приняли, как должное. Когда-нибудь напишу про это.

— Обязательно напишешь.

— Мне пора. Ночевать надо в казарме. Искать не будут. Но я ваших дел не знаю. При серьезном кипише мне лучше быть на виду. Может, потом когда-нибудь свидимся.

— Загадывать не будем. Спасибо тебе.

Он ушел. Я подремала несколько часов. Пол четвертого еще сумерки. Это у нас в три солнце всходит. Пора выбираться. Спускаюсь вниз. Отодвигаю раму. Голова вперед, ступни ног на подоконнике. Пролезла и рюкзак протащила. Никого не видно. Бегом к белому забору. Видна тропка. Значит, народ в магазин бегает. Животом на бетон, головой вниз. Прыжок на ноги. Пустырь, ящики со двора. Теперь стометровка до второго забора. Мимо задворок офицерского клуба. Забор. Прыжок.

В районе казарм суета, вдалеке прожектор мечется. Двери хлопают. Неужели меня заметили? Не чувствую ничего. Теперь надо обратно вдоль забора до леса добежать. Метров триста. Уже не скрываюсь. Мимо КПП бегу, слышу голоса: «Разведку подняли. Чего-то в районе зоны БСП заметили. Худойбердыев, слышишь? Не спать, а то проверять придут». «Не спаль совсемь. Никто не ходиль».

Вбегаю в сосны. Теперь вокруг части