Экземпляр (СИ) - Купор Юлия Страница 52

«Да, я не заслуживаю тебя, — очень тихо, одними губами прошептал Костя. — Я плохой, очень плохой человек и убийца. Что бы там мне ни говорили, как бы меня ни утешали, но я убийца и навсегда им останусь. Как останется навсегда со мной тот звук — звук, с которым проклятая «Тойота» снесла разделительный барьер. Этот звук теперь — часть меня, и буду я его слышать, пока мое сердце не перестанет биться. Но если во мне еще осталось что-то хорошее, то это хорошее связано исключительно с тобой. Я обещал тебя спасти, и, поверь мне, я сдержал свое обещание. Я верю, нет, я надеюсь, что утром ты проснешься, как ни в чем не бывало, ничего не зная о той страшной ночи, что я провел в комнате Векслера — в огромной жуткой комнате с бархатными портьерами, исполинским письменным столом и блестящим паркетом, накрытым пыльным ковром такого же цвета, что и портьеры. В этой комнате я продал самое дорогое, что у меня когда-либо было… В этой комнате я чуть было не умер, а может, и умер, кто знает… Слишком много мертвых теперь вокруг меня, и возможно, я тоже стал одним из них. Но ты проснешься, как ни в чем не бывало, и будет у тебя хорошее, доброе настроение. И больше не будет болота со спрутами, и черной воды больше не будет, и жизнь твоя с этого утра будет залита ярким светом, ярким электрическим светом, потому что Векслер хоть и дьявол с копытами, то есть без копыт, разумеется, но ему можно верить. Нужно верить».

Костя наклонился, чтобы поцеловать руку спящей Дианы. Слегка прикоснулся губами — ближе нельзя, проснется. Костя даже сам не понимал, почему так боялся ее разбудить. Боялся, что Векслер обманом вытянул его душу и теперь глумится над ним, сидя в своем кабинете, выпуская ароматный папиросный дым «Герцеговины Флор». Боялся, что никуда не ушла эта черная вода и болото со склизкими чудовищами на месте, холодное-холодное болото!

Тут на Костю навалилась такая жуткая усталость — он еле мог пошевелить руками, до того тяжелыми, будто налитыми свинцом, они стали. Сил на то, чтобы раздеться, уже не осталось — все поглотила вселенская, почти немыслимая оцепенелость. Поэтому Костя, не раздеваясь, как был, в брюках, рубашке и пиджаке, прилег на кровать рядом с мирно спящей Дианой.

«Ты должна остаться здесь, Диана Белогорская. Ты должна остаться здесь, Диана Григорьева. Ты должна остаться со мной навсегда».

ЧАСТЬ 4

Смейся, паяц

1

Векслер предупреждал, что изъятие души — это болезненный и крайне неприятный процесс, и Костя пережил его, худо-бедно, но пережил, если вынести за скобки ангельский хор, поющий «Аве Мария», и кошмары, которые хотелось бы забыть. Но Векслер, этот старый прощелыга, слукавил, не обмолвившись и словом о том, как плохо будет после. When the party’s over…

Костя, и без того запутавшийся в пространстве и времени, проспал до вечера, а проснувшись, почувствовал себя больным, который никак не может отойти от наркоза. Диана спала. Настенные часы в гостиной показывали девять вечера. Костя не стал зажигать верхний свет, оставил только икеевский торшер, назывался этот торшер очень по-шведски, вычурно и замысловато. Гостиная наводнилась пугающими тенями, похожими на древних иррациональных чудищ. Даже Костин силуэт, неестественно длинный и тонкий, выглядел как будто из театра теней.

Костя плюхнулся на диван — рядом с ним подскочил забытый пульт от телевизора. В гостиной было прохладно, точно в склепе, и пахло пылью — до этого Костя и не задумывался, что у пыли может быть собственный, совершенно особенный запах. Так пахнет в квартирах, где давно никто не живет.

Ближе к ночи — Костя даже телевизор не стал включать, хоть со звуком, хоть без, стоило только представить истеричное мельтешение картинок, как к горлу подступала тошнота, — поднялась температура. Костя ушел на кухню курить, и ему показалось, будто силуэтные бестелесные чудища проследовали за ним. Дементоры, что ли, всколыхнулось в сознании. Ох и было бы чем заняться дементорам в квартире на Фестивальной!

Костя выдвинул ящик и попытался нашарить градусник среди груды шуршащего барахла (анальгин, цитрамон, аспирин, зачем-то валерьянка и, конечно же, таблетки от запора, куда же без них!), наконец нашел целых три, но два были ртутными и только один новенький, электронный. 37,5. Интересно, существует ли первая помощь организму, чей хозяин накануне продал душу дьяволу? Может, хотя бы средневековые лекари — уж они-то сталкивались с этой напастью чаще, чем современные, — знали, чем помочь? Костя внезапно осознал — мысли в голове мешались, будто спутанные провода от наушников, — что, скорее всего, в интернете все уже есть, если не в обычном, то в даркнете точно, и где-то определенно есть форумы, где неофиты-сатанисты, совершившие подобную сделку, делятся своим опытом, как пережить последствия.

Ночь давила тишиной и полумраком. Костя, понимая, что вряд ли заснет, выкурил одну сигарету и вернулся в гостиную. Ну привет, чудища, скучали? В какой-то момент (не из-за температуры же, 37,5 — это ерунда) Косте показалось, будто он их и в самом деле видит. Удлиненные готические силуэты, сотканные из концентрированной темноты. Простирают к нему свои тонкие похожие на щупальца конечности. Смотрят, не имея глаз, подслушивают, не имея слуха, — жуткие кракены, находящиеся одновременно и тут и там, в обоих измерениях. Всего-то нужно было включить верхний свет, чтобы прогнать кракенов, но Костя не осмеливался щелкнуть выключателем, и промелькнула какая-то уж совсем запредельная, бредовая мысль, будто он стал одним из этих чудовищ и вспышка света прогонит не только монстров — он сам, сам Костя из плоти и крови, исчезнет вслед за ними.

Он подошел к окну и отдернул тяжелую портьеру. Пустая улица — окна выходили на разбитую Фестивальную, где машины редко ездили, тем более по ночам. Тревожные полуночные фонари. В соседнем доме окна спят, кроме одного — кто там, что за неведомый брат по бессоннице? Тоже, наверное, курит, смолит вонючие сигареты, таращится в черную пустоту за окном, крохотный и никчемный перед лицом бесконечной ночи.

Позже, утопая в мучительных воспоминаниях, Костя все не мог понять, куда делись несколько часов от полуночи до пяти утра, ибо он обнаружил себя на кухне с чашкой кофе в руках — а часы показывали пять минут шестого. И когда только он успел включить кофемашину и засунуть в нее капсулу? Шум на кухне разбудил Диану, и вот она, сонная, медлительная, со спутанными волосами, села за стол напротив Кости, протирая глаза.

— На работу собираешься? А не рано?

— Не рано. Прости, что разбудил.

— Фигня, — Дианин голос спросонья звучал глухо и отстраненно. — Ты себя хорошо чувствуешь? Бледный как покойник.

— Бледный? Да нет же, — бессвязно ответил Костя и протянул руку, чтобы выдвинуть ящик, — градусник он оставил на самом верху шуршащей кучи. — Я приболел немного, — объяснил Костя, засовывая градусник под мышку. — Температура.

— Так отпросись с работы и спать иди.

— Нет, — ответил Костя, вынимая градусник, который пищал, как голодный тамагочи. 34,3. — Ой, — он уронил градусник на клеенку. — Ночью повышенная была.

Внезапно Косте показалось, что холодильник шумит непростительно громко. Это был не смертельный, но очень раздражающий шум. Он словно настраивал мироздание на неправильную частоту.

— Скорую вызвать? — встревоженно спросила Диана, не привыкшая, видимо, что в семье Григорьевых болеет кто-то, кроме нее.

А за десять лет так оно и было.

— Нет, — ответил, еле ворочая языком, Костя. Тело при этом стало легким, точно воздушный шарик. — Я в полном порядке. Сейчас допью кофе, соберусь и поеду на работу. А ты иди спать.

— Я и так всю жизнь сплю, — ответила Диана, неловким движением поправляя клеенку.