Как стать богом - Михаил Востриков Страница 57

— Это не он. Это Бодхидхарма. Мы последнее время увлекаемся дзэн буддизмом.

— Да, как и вся страна побежденного социализма…

Они уже стоят у решетки, и Роберт гремит ключами, отпирая калитку. Когда калитка отворяется, он цитирует

— «Наконец дошла очередь до Хуй-кэ. Он почтительно поклонился и молча застыл. Учитель сказал: 'Ты обрел мой костный мозг» Ты тоже почтительно поклонился и молча застыл?

— Нет, — говорит Вадим, нажимая кнопку лифта, — Я сказал ему, что рожа исчезла.

— И что же это означает?

— Что я повернул ее. Трубу большого диаметра.

Он откровенно сияет. Он горд. Роберт признается:

— Ни хрена не понимаю. Но я рад за тебя, Хуй-кэ. Рад, что у тебя, наконец, захорошело, Хуй-кэ.

— Не выражайся! — говорит Вадим и шагает в кабину.

СЮЖЕТ 25/2

Пока он идёт к станции метро «Московская», пока шарит по карманам, наскребая на билет (все деньги куда-то вдруг провалились, в какое-то совсем уж незапомнившееся «никуда»), пока спускается по эскалатору (бегом, как в далеком детстве, с риском для себя и окружающих, под тревожные возгласы и окликания беспокоящейся дежурной внизу), пока ждет поезда в мокрой толпе и пока едет, стиснутый мокрой толпой в позе смирно-руки-по-швам, — все это время он заставляет себя не думать и все равно думает:

«Как? Как я это сделал? или оно сделалось само? или ничего не сделалось, а я просто с ума съезжаю от страха?»

Почему-то ему ясно, что искать понимания: «как» — не надо. Это неполезно. Это даже опасно. Кто-то предупредил меня об этом еще раньше. Кто-то из наших… Кто? Правильно, давай лучше вспоминать: кто это такой, умненький-разумненький Буратино, кто сказал мне:

«Брось, не мучайся, это либо произойдет само собой, либо не произойдет совсем…»

Никак не вспоминается, кто это, хотя сохраняется в памяти и интонация, и уверенный взгляд: «…а тогда мы тебя прикроем». За последний душный и тошный месяц много сказано уверенных слов и сделано самоуверенных утверждений, но запомнился почему-то только один этот разговор — может быть, потому, что ему предлагалось ничего не делать, а только спокойненько плыть по течению. В сторону Стикса…

СЮЖЕТ 25/3

Перед родной парадной, под самым оранжевым фонарем, стоит знакомая «копейка», грязная словно мусорный контейнер. И из нее уже торопливо выкарабкивается возмущенно глядящий Матвей, и вот уже знаменитый возмущенно-недоуменный вопрос звучит:

— Ты где был⁉

— Пиво пил, — отвечает Вадим немедленно и сам же смеётся — так ловко все это получается, но тут ему становится не до смеха: Матвей, оказывается, не просто так здесь стоит, его поджидает, он рвётся к нему в дом, он хочет присутствовать, охранять, наблюдать и вообще держать ситуацию под контролем. Не надо под контролем, пытается втолковать ему Вадим. Все уже устроилось. Все о’кей…

— Но позволь! Мы же договорились… Тенгиз же ясно сказал!

— Да, в интимные отношения я вступал с твоим Тенгизом! Не надо вам меня больше охранять, можете вы это понять?

— Как это так-не надо?

— А так: вольно, р-р-разойдись!

Нет, Матвей этого понять не может. Он, потерявши Вадима из виду, полдня мотается по улицам, чуть ли не в морги уже звонит, обзванивает всех знакомых, бывает в двенадцати злачных местах и местечках, а потом еще торчит добрый час здесь, под фонарем, ожидая неведомо чего…

Не может он теперь поверить, что все труды его напрасно.

— Дурак, — говорит ему наконец Вадим, — Можешь ты хотя бы понять, что ко мне женщина должна прийти сейчас? На хрен ты нам с ней нужен, спрашивается?

— Какая еще женщина? — спрашивает подозрительный Матвей.

— Людмилка. Помнишь Людмилку? Манекенщицу?

— Помню Людмилку, — признается Матвей, все еще пребывая в тисках страшных подозрений, но уже значительно помягчев.

— Я ей еле дозвонился, договорились на сейчас, неужели не понятно?

— Что-то ты не очень сейчас похож на Дон Жуана, — говорит Матвей, сверля его прокурорским глазом.

— Это, почему еще? На что ты намекаешь? Очень даже похож. И не порти мне удовольствие, пожалуйста. Вали отседова.

СЮЖЕТ 25/4

В конце концов от Матвея удаётся отвязаться. Вадим взбегает по лестнице, отпирает дверь в квартиру и — остолбенивает на пороге. Он совсем забывает, что вытворял здесь двое суток назад, и на мгновение в панике воображает, что это ОНИ побывали тут, — мстительные и злобные, как гарпии, подлые и беспощадные. Паника внезапна и сокрушительна, словно взрывается что-то у него внутри, он чуть не падает — ноги подкашиваются, но тут же очухивается и все вспоминает. Проходит в комнату, поднимает и ставит перекосившийся торшер (мамин любимый), оглядывается, осторожно ступая по разбросанному, проходит к окну, выглядывает сквозь задернутые тюлевые занавески.

Матвей отнюдь не уезжает, он все еще стоит возле своей мусоровозки задрав голову, глядит на его окна. Этот не уедет, нет. Этот не уедет никогда. Он будет терпеливо ждать, чтобы проверить: прибудет ли названная Людмилка, когда прибудет, одна ли, на какое время? Урюк под контролем…

Он оглядывается, находит телефонный шнур, следует вдоль него до аппарата, погребенного под старыми журналами «Знание — сила» вперемешку с папками с рукописями, набирает номер. (Телефон — на удивление — работает.) Людмилкин хриповатый голосок произносит высокомерно:

«Вы разговариваете с автоответчиком. Оставьте сообщение после короткого сигнала».

Короткий сигнал звучит, но Вадим не оставляет никакого сообщения. Да подите вы все в жопу! Он шваркает трубкой по аппарату, поднимается с корточек и еще раз оглядывается. Жуть! Срам! Мерзость запустения!.. Ненавижу… Он по натуре своей аккуратист и терпеть не может любого беспорядка. Может быть, именно поэтому, напившись и потеряв человеческий облик, он всегда такой отвратительный беспорядок учиняет. По принципу доктора Джекила, он же мистер Хайд… Спасибо, что хоть полы не заблевывает в расстройстве чувств при потере личности…

Добрый час он старательно, скрупулезно и даже с неким сладострастием убирает авгиеву конюшню, Матвей внизу, видимо, утомившись ждать (а также, видимо, вспомнив о наличии второго входа на лестницу — со двора), уезжает наконец. Когда Вадим заканчивает с разбросанными журналами, поднимает и ставит на место книжную стенку, Матвей звонит и осведомляется, как он там.

— На вершине блаженства, — отвечает Вадим.

— Точно?

— Абсолютно.

— Имей в виду, — говорит Матвей, — Я все время дома и машина под парами. Если что — так сразу!..

— А как Тенгиз?

— Он тоже под парами,