Экземпляр (СИ) - Купор Юлия Страница 68

Диана, глупенькая Диана, сонная принцесса, спящая красавица, болезненная, точно укол, вечно на грани сна и яви, вечно на грани жизни и смерти, призрачная гостья из Терабитии, так ничего и не поняла.

— Хороший специалист этот Муравьев, да?

— Блядь, — Диана, кажется, начала что-то понимать.

Спящую красавицу разбудил всего лишь один поцелуй. Для того чтобы разбудить Диану Белогорскую, понадобилось продать душу дьяволу.

— И препараты отличные выписывал, — добавил Костя. — Он раньше «Лирикой» приторговывал, когда в Челябинске жил. Когда это выяснилось, был большой скандал, но дело по какой-то причине замяли. Я думаю, божественное вмешательство. Или, как это, deus ex machina. И вот он переехал в Воскресенск-33.

— Блядь, — повторила Диана.

Костя перестал тушеваться и во все глаза посмотрел на свою будущую бывшую жену. Белогорскую.

— Григорьев, ты мудак.

— Ой, ты даже не представляешь, насколько права, — Костя был близок к истерике. — Крапивин, кстати, здорово восстановился, да? Как был красавчиком, так и остался. Помнишь, как его избили?

За окном проехала машина.

— Зачем ты мне об этом говоришь? — Диана была вся как натянутая струна.

— А затем, что… Твой папочка же был таким злодеем, да? Ведь это твой папа заплатил выродкам, чтобы они избили Егора Крапивина, будущую звезду хоккея и гордость Воскресенска-33? Это же твой папочка, верно? Или нет? Или это сделал старшеклассник, который был настолько влюблен в тебя, что готов был дрочить на песок, по которому ты ходила?! А? Как думаешь? Загадка, интрига, криминальная хроника на канале НТВ, кто же это сделал, узнаем после рекламной паузы. Счастливых соперников у меня быть не должно и прочая лабуда из классики. Но я тебе не скажу, я это был или твой батя. Сохраним интригу.

— Я надеюсь, ты сгоришь в аду! — медленно, выделяя интонацией каждое слово, произнесла Диана.

— В аду прохладно, Диан, — ответил Костя, вспомнив, как его трясло перед Векслером.

Но Белогорская его уже не слышала — ее к этому времени и след простыл. Она умчалась так быстро, будто ее и не было никогда в пыльной и темной квартире на Фестивальной, 2.

16

И вот Диана ушла, захлопнув за собой дверь. В квартире сделалось тихо, точно в морге. Даже свет электрических ламп казался мертвецки холодным, точно в прозекторской. Диана ушла, оставив затушенный бычок в пепельнице, недопитый кофе в чашке и запах духов. Костя вернулся на кухню, собрал со стола чашки и швырнул со злостью их в раковину.

«Вот и конец», — отчего-то почти равнодушно подумал он.

И в самом деле, странно: пару часов назад он метался, точно воин, поверженный в бою, с кровью, сочащейся из вырванного сердца, с дырой в груди, а теперь — все? Только тишина и равномерное гудение холодильника? Тишина, круглая пепельница на клеенчатой скатерти, полосатые занавески, которые, по правде говоря, нужно бы простирнуть, чашки в раковине, Дианины духи, отчаянно пахнущие одиночеством, — это все, мироздание ужалось до столь мещанских размеров? Это все.

Костя вздохнул, понял, что сигареты по-прежнему в кармане куртки, и совершил небольшую экспедицию в коридор, где, не включая свет, выудил из кармана зажигалку и пачку сигарет. Вернулся на кухню. Из кармана брюк он вытащил телефон и положил его на клеенку рядом с пепельницей.

«Теперь у меня в груди дыра размером со Вселенную, — подумал Костя, закуривая, — там, где раньше была моя душа».

Телефон молчал и просто лежал, всеми забытый, на клеенке. Никому не нужно было в аэропорт. Никто не устраивал оргии и пенные вечеринки. Даже Векслер куда-то запропастился — очевидно, занимается какими-то взрослыми, вполне административными вещами. Вот ведь демонический дядька! И нет, вовсе он не актер «Санта-Барбары», берите выше — бывший актер погорелого театра, ах, Векслер, актер с амбициями драматурга и режиссера, который, увы, так и не смог их реализовать. Хотя… Ах, погодите-погодите, очень даже смог. И Воскресенск-33 стал для него отличной сценой, сценой, на которой происходят поистине шекспировские страсти.

Костя, изнывая от одиночества и душевной (видимо, это фантомка) боли, не знал, куда себя деть, ерзая на неудобном кухонном стуле, и чем ближе стрелки часов приближались к полуночи, тем отчетливее он понимал, что ему нужна компания, не важно какая, что одиночества он не выдержит, что или наложит на себя руки, что в условиях Воскресенска-33 совершенно неразумно, либо сделает какую-нибудь глупость, и вот он уже взял в руки телефон с твердым намерением кому-нибудь, ну хоть кому-нибудь позвонить. Первым делом мелькнула мысль — набрать Женьке, напроситься к нему в гости, принять участие в оргии с девчонками, отбить у Женьки обеих, и Марту, и Юленьку, умотать с ними куда-нибудь в большой город, благо деньги есть, и удариться там в такой кутеж, что… Но потом Костя передумал. Да и Женьку, если честно, стало жаль.

Он начал копаться в телефоне, листать какие-то случайные страницы, зачем-то долистал до поисковика авиабилетов, похимичил немного с датами и — о чудо! — обнаружил, что завтра утром, в 6:00, из аэропорта Кольцово в аэропорт Внуково вылетает рейс авиакомпании «Трансаэро», и — боже мой, какая удача! — еще остались билеты. Тут Костя не сдержался, нашел Женькин номер в записной книжке и, внутренне ликуя, оперативно ему набрал. Не сразу, но господин Балакирев соизволил ответить — Костя весь извелся, пока ждал, пританцовывая у открытого окна.

— Жень, полетели в Москву! — с места в карьер начал Костя.

— Господи, что? — сонным голосом ответил Женька.

— Слушай сюда, — в Косте проснулся командир, хотя от холода язык не слушался и зуб на зуб не попадал. Окно он не закрывал — боялся задохнуться. — Завтра утром будет рейс Екатеринбург — Москва, вылет в шесть часов. Если мы сейчас поедем в Кольцово, то успеем на регистрацию. Хочешь — девчонок с собой прихвати. Покупать вам билеты? У меня денег на карте куча, хватит на всех.

— Кость, а Кость, — прервал его Женька, — какой рейс? Какая Москва?

— Рейс авиакомпании «Трансаэро», — ответил Костя. — Ты же сам хотел, чтобы как в фильме было: текила, лимончики, море. Ну, вместо моря будет Москва-река. Разве плохо?

На том конце раздался горестный вздох.

— Кость, не хочу тебя расстраивать. Авиакомпании «Трансаэро» давно уже нет. Она обанкротилась в 2015 году. Если хочешь, приезжай ко мне. Если тебе скучно. Ты знаешь, я всегда тебе рад.

— Но как? Как же… Блин.

Костя швырнул телефон на подоконник. Последний шанс покинуть Воскресенск-33 растаял, как след от самолета, летящего высоко в небе. Это было, черт побери, почти физически больно. Физическая боль. Любопытный способ почувствовать себя живым, находясь в дружной компании мертвецов. И едва Костя об этом подумал, как на белом пластике подоконника мелькнуло остро заточенное лезвие опасной бритвы — как по заказу. Он взял в руки бритву. Он повертел в руке бритву и внимательно, будто ища изъяны, рассмотрел ее. Потом сжал в руке покрепче и полоснул по раскрытой ладони. Ай, больно! Порез оказался глубоким — кровь хлынула почти мгновенно, закапала красными кляксами на подоконник. Костя чуть изменил положение бритвы в руке, еще крепче, до судороги сжал ладонь и полоснул по руке, вжик — от локтя до запястья. Ах, какое хорошее, идеально острое лезвие. Порез тонкий, будто нить, но глубокий.

Костя поднял руку вверх, наблюдая, как стекает ручеек неестественно ярко-красной в электрическом свете крови, стекает на подоконник, на пол, на чистый ламинат. Голова закружилась, но не от боли (боль была сильной, но терпимой, до свадьбы заживет) и не от вида крови, а от предвкушения чего-то ужасного и вместе с тем манящего.

«Я монстр, — думал Костя, наблюдая за тем, как кровь — кап-кап-кап — падает на ламинат. — Я чудовище, убивец и душегуб, я свой в компании злодеев; я монстр, меня возбуждает кровь и насилие, меня надо изолировать, изолировать, изолировать, точно оголенный провод, заклеить всего синей лентой, и только после этого… ой, голова закружилась… И только после этого я буду причинять меньше вреда».