Софья Ролдугина - Кофе со льдом Страница 7

И вот вокруг этого маленького вожака прыгает кузнечиком голоногий мальчишка — в одной рубахе до колен, правда, чистенькой, отглаженной и даже расшитой у ворота бисером. Мальчику этому лет восемь на вид; он смугл, как гипси, черноволос и черноглаз.

— Ну, Эллис! Ну возьми меня с собой! Не хочу сидеть тут, хочу бить уличных! Ну Э-эллис!

Он не ноет — он упрямо тянет его имя вожака. А тот улыбается светло и треплет его по макушке:

— Нельзя, Баст. Война — дело взрослых мужчин. Вот будет тебе тринадцать лет — тогда посмотрим. Эй, Марки, утри сопли! — и весело отвешивает долговязому легкий подзатыльник. — Вон там доска от забора валялась. Бери ее и пошли бить уродов. Пусть знают, как наших колотить.

— Но так не честно, — робко возражает Марк. — У них нет оружия. Даже палок нет.

— Зато у них этот… численный перевес, — нараспев, явно за кем-то повторяя, говорит маленький вожак. — А ты куда, Баст? А ну, сиди тут! Со двора чтоб один ни шагу! Мало, что Мэтью-уличный пропал и в реке утоп… Уйдешь один — ты мне не друг! — заявляет категорично и жестоко.

Баст поникает. Пока Марк и его воинственный приятель, ухватив покрепче свое «оружие», идут через двор к воротам, плечи его подрагивают. А потом он поднимает голову и долго-долго смотрит вслед ребятам… пока не оборачивается ко мне — и не расцветает улыбкой:

— Лайла! Ты меня обещала в булочную сводить. Отведешь, а?

— Ага, — соглашаюсь я радостно ухватываюсь за протянутую ладошку, горячую и слегка влажную. И сразу же босые пятки начинают ощущать мелкие камушки, а ноги обдувает теплый летний ветер. — Я там вчера перед витриной улицу подмела и порог вымыла… Мне хлеб обещали дать. Свежий. Идем?

А потом все тонет в черноте и детском смехе.

Просыпаться было… мучительно.

Обычно сны я запоминала плохо — смутные образы, незаконченные фразы, какие-то разрозненные картинки и весьма размытое представление о сюжете. Причем было так не всегда. Началось это, кажется, с той осени, когда меня отправили в пансион Святой Генриетты; монахини не слишком-то поощряли рассказы о красочных ночных видениях, а уж мне-то после волшебных бабушкиных историй о путешествиях на воображение жаловаться не приходилось… Наверное, именно тогда и сложилась привычка забывать сны тотчас же, как наступало утро.

Но на сей раз в памяти четко отпечаталась каждая деталь, всё — от запаха свежего хлеба до бледных веснушек у Эллиса на носу. Когда я открыла глаза в душной спальне, то некоторое время не могла осознать, где нахожусь и как сюда попала. Потом разглядела в полумраке очертания балдахина над кроватью, трюмо у дальней стены — и успокоилась.

Судя по солнцу, слабо пробивающемуся сквозь щель в портьерах, было уже около восьми утра — самое время, чтобы встать и заняться делами.

Так я и поступила.

Но странный сон все никак не выходил у меня из головы. После завтрака я засела за отчеты по аренде, но никак не могла толком сосредоточиться, и в конце концов все же сдалась своей навязчивой идее.

— Магда, будь любезна, принеси мне из библиотеки подборку «Бромлинских сплетен» за прошлый месяц, — попросила я служанку, явившуюся на звон колокольчика.

— Да, леди, сию секундочку сделаю!

— Благодарю… погоди, еще и за позапрошлый месяц захвати.

Через полчаса на моем столе лежали две толстые подшивки газет. В верхней, более свежей, не оказалось ничего интересного. Зато во второй же газете из другой подшивки сразу обнаружилась нужная статья. На первой полосе, с продолжением еще на трех листах, с фотографиями…

— Вот оно, — торжествующе прошептала я, проводя пальцем по скверной желтоватой бумаге. — «Герцог Саффолк с супругой посещают детские приюты»! — на фотографии герцогская чета стояла на фоне приземистого двухэтажного здания с множеством узких темных окон. — Вот где я видела приют при храме Святого Кира Эйвонского. В газете!

Можно было бы пролистать статью дальше и полюбоваться на фотографии седой благообразной герцогини, угощающей приютских ребятишек сладостями, и наверняка среди множества детских лиц, скорее всего, отыскалось бы похожее на лицо Эллиса из сна. Но я не стала ничего искать. Наверно, просто боялась наткнуться на что-нибудь еще, уже необъяснимое…

Тем же днем я отправила с посыльным письмо в приют при храме Святого Кира. Учитывая мой титул и положение в обществе, ответ могли дать сразу же, без раздумий и согласований — и, скорее всего, положительный. Поэтому следом отправилась в Управление и подтверждающая записка для Эллиса. А я занялась подготовкой к визиту в приют.

С определением суммы благотворительного взноса мне помогла леди Клэймор, благо у нее опыт был огромный.

«Для графини — не меньше ста хайрейнов, не больше трехсот, — заявила она уверенно. — Меньше — прослывете скупой, больше — привлечете слишком много внимания. Лучше захватите побольше конфет, какие-нибудь красивые ленты для девочек, книги с картинками — непременно, можете даже почитать что-нибудь вслух».

Таким образом, перед визитом мне нужно было с помощью миссис Хат и Мэдди приготовить всяких сладостей в «Старом гнезде», купить для девочек красивых лент, для мальчиков — каких-нибудь игрушек. Например, солдатиков — кажется, у Дагвортских Близнецов в детстве был прекрасный набор, «Войска Аксонские и Алманские». А насчет книг… Что там читал Энтони Шилдс? Кажется, «Приключения странствующего принца Гая?» Что ж, ребенку виднее, что интересней для детей.

Оставалось только найти эту книгу. Нелегкая задача, учитывая количество книжных лавок в Бромли и мою нелюбовь к художественной литературе…

В кои-то веки Эллис действительно был удивлен, а не разыгрывал спектакль:

— С вами Мадлен? Вот так неожиданность! Признаться, я не рассчитывал на такую большую компанию и на… э-э… А что это, собственно? — и он повел рукой, указывая на Лайзо, вытаскивающего из автомобиля приличных размеров коробку, и на корзины у меня и у Мэдди.

— Подарки для детей, разумеется, — пожала я плечами. — Что же еще?

— Ваш подход поражает своей, гм, масштабностью, — прокашлялся Эллис и сунул руки в карманы, глядя на меня исподлобья. — И что за подарки такие?

— Ленты и гребешки для девочек, три набора солдатиков для мальчиков, два географических атласа, одна «История Аксонской Империи» — иллюстрированное издание, четыре тома сказок и любимая книга Энтони Шилдса — про принца Гая, — невозмутимо перечислила я. Мэдди робко дотронулась до моего плеча, испрашивая разрешение. Потом махнула Эллису рукой, привлекая его внимание, и приподняла крышку объемистой корзины. — Ах, да, еще выпечка сладкая и несладкая, пирожные и апельсины, — дополнила я скрупулезно список даров.

Взглянув на пирожные, Эллис машинально облизнулся, но тут же посуровел и нахмурился:

— Виржиния, вы повторяете ошибки всех благотворителей. Пирожные — это, конечно, хорошо, но гораздо нужнее детям теплая одежда на зиму и ботинки. И зачем, скажите на милость, приютским сорванцам географический атлас и «История»?

К щекам у меня прилила кровь.

— Этими книгами я сама в детстве зачитывалась. К тому же они пробуждают желание учиться и повышают образованность. В общем, это полезно. А что касается теплой одежды, — тут я слегка повысила голос, потому что Эллис явно хотел меня перебить, — то ее лучше купит содержатель приюта — кажется, он же является и настоятелем храма. На деньги, которые я передаю в помощь сиротам.

— Сколько? — быстро сориентировался детектив.

— Двести восемьдесят хайрейнов. И еще десять дарит лично Мэдди, да, дорогая? — улыбнулась я подруге. — Все же она не служанка, а моя воспитанница, имеющая собственный доход. А значит — и возможность пожертвовать немного денег на нужды бедных детей.

— Значит, всего получается почти три сотни? — присвистнул Эллис. — Вот это славно! Можно не приют — армию одеть на такие деньги! Кстати, вы сегодня обворожительны. Обе! — на радостях расщедрился он на комплимент. — Все, идемте, отец Александр ждет. Вон он, видите, у ворот?

Отец Александр, немолодой уже священник, встретил нас радушно. Одет он был бедно: положенный по чину зеленый шарф пошит из дешевой бумажной ткани, а не из тонкой шерсти, зимняя накидка — сплошь в заплатках, сапоги — ношеные и не раз ремонтированные. Невысокий, но коренастый, с грубоватыми, как рублеными, чертами лица отец Александр скорее походил на фермера или рабочего, чем на настоятеля храма. Невольно я вспомнила фразу из газетной статьи про Саффолков и благотворительность — «…когда-то этот человек и сам был воспитанником приюта». Другого, правда, но, так или иначе, родителей своих не знал.

И, наверное, детям чуточку легче становилось при мысли, что наставник тоже в полной мере познал горечь сиротства и теперь понимает их чувства.