Сакс Ромер - Спящий детектив Страница 7

— Чезаре Борджиа! — хором воскликнули мы.

— О, — загромыхал Морис Клау, — вашу арфу Афины на самом деле изготовил Падуано Зеллони, флорентиец. Это умелая подделка! До вчерашнего дня я находился в Риме. Вы удивлены? Сожалею, что бедный Макалистер умер. Доведя до совершенства, с помощью Изиды, мыслительную фотографию дамы, игравшей на арфе, я отправился в Рим, дабы узнать историю арфы. Но почему же? Дома у меня есть записи, но неполные, бесполезные. В Риме имеется друг, из столь древнего и некогда столь порочного семейства, что я не осмелюсь его назвать! У друга моего есть доступ к великой библиотеке Ватикана — к анналам его семейства. Там он находит для меня рассказ о подобной арфе. В этих бесценных пергаментах ее именуют «греческой золотой лирой». Арфа описана. Я убежден. Я уверен!

В давние времена играла на этой арфе прекрасная Лукреция Борджиа. Тому, кто был ей противен, она говорила: «Возьми мою арфу». Он так и поступает. Он мертв. Господи! какая коварная выдумка!

Где хранилась арфа веками, прежде чем нашел ее ваш сэр Мензье? Никто не знает. Но сохранила арфа свои достоинства! Как умер бедный Мензье? Выбросился он из окна своей комнаты, как недавно стало мне известно. Не иначе, держал он инструмент в той комнате. Конвей бегает в безумии по залу — и бросается головой вниз со стула. Макалистер умирает в бессилии и конвульсиях!

Молчание; и потом -

— Что заставило арфу играть? — спросил Корам.

Морис Клау пристально посмотрел на него. И в этот миг по моим жилам вновь пробежал холодок ужаса. Где–то поблизости раздался тихий стон! Конвей мгновенно обернулся!

— Как! Дверь моей квартиры открыта! — прошептал он.

— Где вы держите свои ключи? — громыхнул Клау.

— В кабинете, — Корам уставился на дверь, боясь подойти ближе. — Ночью мы пользуемся ключами охранника. Мои лежат сейчас в кабинете на каминной доске.

— Думаю, ключей там нет, — продолжал низкий голос Клау. — Они у вашей дочери.

— Моей дочери! — воскликнул Корам и бросился к двери. — Бог мой! Хильда! Хильда!

— Она — сомнамбула! — шепнул мне на ухо Морис Клау. — Когда во сне мисс Хильда слышит необычные звуки, наподобие шума грузовиков (ах! сколь мало знаем мы о феномене сна!), она встает с постели и, подобно многим другим лунатикам, свершает одни и те же действия. В нашем случае, нечто влечет сомнамбулу к золотой арфе…

— Она занимается музыкой!

— Ей следует отдохнуть от занятий. Ее мозг перетрудился! Она отпирает витрину и перебирает струны арфы, затем запирает дверь, кладет ключи на место — о, мне известны такие истории — и ложится обратно в постель. Тот, кто забирает у нее арфу, или поднимает ее, если мисс Хильда уронила инструмент на пол, умирает! Охранники были храбры: прибежали на звуки музыки, увидели, как обстоит дело, и не стали пробуждать спящую арфистку. Конвей был отравлен, когда возвращал арфу в витрину; Макалистер — когда поднял арфу с пола. Нынче ночью мисс Хильду что–то разбудило, иначе она заперла бы дверь. Но страх, что связан с пробуждением, погрузил ее в беспамятство.

До нас донесся тихий голос Корама и плач испуганной девушки.

— То был мой крик ужаса, мистер Клау! — смущенно признался Гримсби. — Она выглядела в точности как привидение!

— Я понимаю, — утешая его, загромыхал Морис Клау. — Во сне она показалась мне устрашающей! Я покажу вам рисунок, что сделала Изида по моей эфирной фотографии. Рисунок тот подтвердил мне, что последняя мысль бедняги Конвея была о мисс Хильде, держащей в руках арфу!

— Мистер Клау, — виновато сказал Гримсби, — вы самый удивительный человек на свете!

— Да? — прогрохотал тот и осторожно установил на постамент греческую золотую лиру, изготовленную Падуано Зеллони для Чезаре Борджиа.

Затем Морис Клау вытащил из коричневого котелка пузырек и увлажнил вербеной свой разгоряченный лоб.

— Эта арфа, — сообщил он, — пахнет мертвецами!

Эпизод второй

ЧЕРЕПОК АНУБИСА

I

Когда я просматриваю собранные мною документы и материалы, касающиеся Мориса Клау, некоторые факты буквально бросаются в глаза и требуют, мне кажется, особого упоминания.

К примеру, многие расследования Клау были связаны со всевозможными предметами старины и древними реликвиями. Личные пристрастия (главным его занятием, насколько могу судить, была антикварная торговля), вполне возможно, заставляли его отдавать подобным делам предпочтение перед другими. В то же время, все люди, так или иначе знавшие Мориса Клау, никогда не могли сойтись во мнениях относительно его истинного имени, происхождения и характера. Он был мастером перевоплощений и ревностно охранял от всех величайший секрет своей жизни.

Был ли Морис Клау, державший лавку древностей в Уоппинге, подлинным Морисом Клау? Верил ли он сам в психические феномены, на которых, как утверждал, основывались его методы? Поскольку любопытное дело о черепке Анубиса имеет самое тесное отношение к этому вопросу, я решил изложить его здесь.

В историях такого рода Босуэлл, мне кажется, частенько затмевает Джонсона[12]; поэтому данный эпизод я изложу словами мистера Дж. Э. Уилсона Клиффорда, инженера–электрика, проживающего в Коптхолл–хаус на Коптхолл–авеню, в центральной части Лондона. Я остаюсь в долгу перед ним за столь подробный и точный отчет. Не думаю, что могу хоть в чем–либо улучшить его повествование. Мои замечания только исказили бы рассказ; и потому, с вашего позволения, я предоставляю трибуну мистеру Клиффорду и призываю читателя уделить ему должное внимание.

Осенью 19.. года я делил приятную квартирку с Марком Лести, который только что получил должность в Лондонском госпитале[13]. Помнится, в середине того месяца мы и узнали о странном происшествии с Гейлсвеном и его египетским черепком.

Из окон нашей квартирки (она находилась в юго–западном пригороде) открывался прекрасный вид на город. Гейлсвен снимал квартиру с таким же видом из окон; он только что вернулся из длительной поездки по Египту.

Гейлсвен был высок, светловолос, всегда чисто выбрит, мог похвастаться на диво свежим цветом лица и носил короткую стрижку. Он много путешествовал и прекрасно разбирался в антикварном деле. Жил он совершенно один; мы с Лести нередко проводили вечера у него. Дом его представлял собой настоящую кунсткамеру; хорошо помню, как он впервые показал нам свои последние приобретения.

Оба окна были широко распахнуты, ветерок слегка колыхал занавески. Вечерело. Мы сидели на балконе, молча дымя трубками и глядя на город. Гейлсвен демонстрировал нам древности, привезенные из страны фараонов; в археологии я был полным профаном, и больше всего меня впечатлила мумия священной кошки из Бубастиса[14].

— Достойны интереса, пожалуй, только покровы, — заметил Гейлсвен. — А вот этот предмет и в самом деле уникален.

Это был фрагмент разбитой чаши или вазы; Гейлсвен указал на несколько иероглифов и фигуру человека с шакальей головой.

— Черепок с изображением Анубиса, — разъяснил он. — Очень ценный.

— Почему? — в своей обычной ленивой манере спросил Лести.

— Видите ли, — ответил Гейлсвен, — такие иероглифы мне никогда раньше не встречались. Думаю, что это тайнопись и что она имеет отношение к какому–либо секретному братству. Я рискнул даже обратиться к экспертам, хоть и украл черепок — украл во всех смыслах этого слова!

— Как это получилось? — спросил я.

— Понимаете, черепок раскопал профессор Шератон — его имя вы увидите на многих стендах в Британском музее. Более чем вероятно, что сообщать властям о находке он не собирался. Нет, профессор намерен был контрабандой вывезти черепок из Египта и украсить им свою личную коллекцию. Я узнал, где он нашел черепок, и стал наводить справки. Но эта бессовестная старая ящерица…

Лести рассмеялся.

— Согласен, мои мотивы оставляли место для подозрений! Во всяком случае, профессор предвидел все мои действия. Соответственно, я нанял некоего Али, почтенного представителя старинной воровской династии, и попросил его нанести визит в палатку ученого джентльмена. Короче говоря, черепок теперь у меня!

— Ого! ну надо же! — протянул Лести. — Старина, вы плохо кончите!

— Возникла забавная ситуация, — улыбаясь, продолжал Гейлсвен. — Никто из нас, находясь на египетской территории, не имел законных прав на черепок. Поэтому, даже если бы профессор узнал, что находка у меня — а он, кажется, что- то пронюхал — он не смог бы обратиться к властям!

— Дьявольская наглость! — заметил Лести.

— Не спорю. Но вспомните, мы находились в пустыне, за много миль от маршрутов Кука[15]. Стоит заполучить этот черепок — и он составит славу любого, кто хоть немного разбирается в предмете. Любопытней другое: за местом, где была сделана эта редкостная находка, следил и третий человек. Каким–то таинственным образом он сумел разузнать, что черепок оказался у меня. Через посредников он предложил мне сто фунтов. Я отказался, но примерно неделю спустя снова наткнулся на него в Каире. Теперь он готов был выложить двести фунтов.