Александр Уралов - Первый день Вечности Страница 7

— Вот, мне тут подсказывают, что сейчас мы услышим звонок телезрителя…

Счастливый Гошка нажимал кнопочку и динамик под потолком выпаливал голосом телезрителя, уже слегка обалдевшего от стремительной смены в трубке людских голосов: Оля, Гоша, Андрей в студии:

— Алло? Это передача?..

По мнению Ольги, эфир от этого стал каким-то доморощенным, но рекламодатели ничего не заметили, были довольны, и график программы был забит практически до мая…

— Хорошо, что Андрей перетащил тебя с завода на телевидение, — говорила ей мама. — Сидела бы сейчас в своём отделе.

— Я сама нахожу заказчиков и спонсоров! — невпопад ощетинивалась Ольга. — Там половина — мои фирмы! Ну, пригласил, и что? Я иногда даже больше его зарабатываю!.. — почему-то ей казалось неловким то, что Андрей действительно привёл её в отдел рекламы прямиком с оборонного завода, где она отработала год после института.

Как и водится на небольших телекомпаниях, приходилось успевать везде. Формально Ольга была менеджером ("манагером", как дразнился когда-то Сева) по рекламе. Однако когда проводили самый первый прямой эфир, оба предложили ей посидеть в рекламном отделе у телефона, "попринимать звонки".

— Всё очень просто, не трусь, — объяснял ей когда-то Сева, — вечная слава мини-АТС! Любой звонок переводится на любой телефон компании. Телефон прямого эфира — это телефон, что на Андреевом столе стоит. Садишься и дежуришь. Если человек по делу говорит, спрашивает разумно, коротко и в тему — переводи его звонок в студию, я там уже с ним сам разберусь. Список желаемых заказчиком вопросов у тебя есть. Опять же, рядом с тобой в отделе будет сидеть человечек от заказчика… а то и два человека. Если звонящий спрашивает что-то сложное — переводи этот звонок прямо на соседний стол — пусть человечек сам за свою продукцию отвечает. А ежели, душа моя, в телефоне вопрошают о чём-то понятном и простом — кидай этот вопрос к нам на стол. Пусть на него гость в студии отвечает. А если звонков чересчур много, просто проси людей записать телефоны рекламируемой конторы. Пусть уж они сами выясняют напрямую, что к чему. Нормально?

После первых успехов "Звони — ответим!" Ольге даже обещали приплачивать за всю эту "прямоэфирную подработку", но, как водится, ни черта не доплачивали. Поскупилась начальница рекламного отдела добавить хоть немножко к зарплате. А ведь приходилось отвечать на вопросы телезрителей ещё и днём, когда в записи шёл повтор передачи, и люди названивали ничуть не меньше, чем по вечерам.

— Ну и пусть, — легкомысленно говорил Андрей, который теперь, после ухода Севы, вёл эфиры. — Зато после такого эфира, заказчик — твой и душой и телом. Ты для него не просто какая-то там банальная рекламная девочка, а та самая Ольга, — о-го-го! — мы же с ней в прямом эфире работали, помните?!

Самое смешное, что так оно и было. Через 2–3 минуты после начала программы телефон пищал непрерывно. Заказчики, как правило, приходили вдвоём или втроём. Гость прямого эфира сидел в студии, а его спутники усаживались за свободными столами рекламного отдела. Вместо того, чтобы просто смотреть на экран небольшого телевизора, стоявшего на офисном платяном шкафу, гости моментально вовлекались в трудовой процесс. Ольга перекидывала вопросы, те, что посложнее обычных, на телефоны, стоявшие практически на каждом столе отдела. Гости трудолюбиво отвечали, и время для них пролетало совершенно незаметно. Чаще всего, в конце программы ведущий сообщал зрителям, что "наш гость ещё полчаса после эфира будет отвечать на ваши вопросы, звоните по тем же телефонам". Звучала мелодия финальной заставки, и минуты через две взволнованный и счастливый ещё загримированный гость вместе с Андреем появлялся в рекламном отделе. Ольга тут же вручала гостю телефонную трубку со словами: "Вот, вас здесь спрашивают…". На трубке потом оставались следы крем-пудры. Коллеги гостя разноголосо гудели на разных телефонах, делая друг другу какие-то непонятные, но вполне довольные знаки.

— Ну, как, малыш? — спрашивал Андрей. — Судя по физиономиям гостей — всё в норме? Денежки потрачены не зря?

— Как всегда, гениально, — ехидно говорила Ольга. — Я как села на телефон, так на экран и не смотрела, и не слышала ничего, что вы там бубнили — некогда было. Иди, отмойся, а то ты в этом гриме, как трансвестит какой-то…

— Я не трансвестит, я телевизионный деятель искусств. Двуликий Янус — продюсер, ведущий. И рекламный агент, и сценарист, и пиарщик, и ваш покорный слуга…

— Двуликий анус! — Кирилл просовывал голову в дверь. — Ну, вы пиво-то будете жрать?!

— Деревнёв!!! Здесь дамы!

— Дамы вы дома, а здесь — "покуда война не кончится, все в среднем роде ходить будем"! Андрюха, Оля, пошли, а? Выжрут там всё пиво и нам не оставят — неделикатно и грубо. Зря скидывались.

— Кирилл, иди, я сейчас! Морду лица отмою и приду вместе с Ольгой.

Ольге всегда нравились эти вечера, особенно пятничные. Однако сегодня в коридоре было как-то чересчур шумно. Зарплата…

Гостья сегодняшней передачи фармацевт Галина Львовна, как человек, просидевший в эфире уже трижды, в наставлениях не нуждалась. Пришла она сегодня почему-то одна. Перед самым началом эфира Ольга позвонила Гоше, убедилась, что связь работает, заперла изнутри дверь в рекламный отдел и выключила верхний свет. Опять полезут с пивом все кому не лень — думала она — а то ещё и Борщ припрётся со своей водкой, — да идут они в баню!

Споткнувшись в потёмках об сумку Андрея (в сумке призывно звякнули бутылки с пивом, припасённые для всей бригады прямого эфира), Ольга поправила телефонный аппарат, зажгла настольную лампу на столе Андрея и положила карандаш на чистый лист бумаги. На колпаке лампы тускло поблёскивала рекламная наклейка со слегка подправленной лихой надписью "ХОЧЕШЬ ПОХУДЕТЬ, СПРОСИ МЕНЯ, КАК!" Слово "похудеть" кто-то трудолюбиво подправил, выскоблив несколько букв, чтобы получилась непристойность. Каждый раз, принимая посетителей, Андрей поворачивал лампу другим боком, а Ольга давала себе страшную клятву убрать проклятую наклейку… и каждый раз они оба забывали об этом.

Звук в телевизоре Оля убрала практически полностью. Да и стоял он сегодня почему-то почти боком, и смотреть на него из-за Андрюшиного стола было неудобно. Лезть на стул и поворачивать телевизор не хотелось.

— Ну и чёрт с ним! — подумала Ольга. — Маленько видно — и ладно. Господи, как мне эта дурацкая наклейка на лампе надоела!..

Первые двадцать минут эфира пролетели, как обычно. Ольга уже вторую минуту терпеливо беседовала со въедливой телезрительницей, зажав трубку плечом, как вдруг ей показалось, что в коридоре что-то гулко рассыпалось. Завизжали голоса.

— Минуточку, я вас переведу в студию, — быстро проговорила Ольга. — Трубочку не бросайте, ладно?

— Девушка, а можно я…

Кнопка "flash", номер 223. Гошка:

— Оля…

— Гоша, вопрос, — торопливо сказала Ольга и повесила трубку. В коридоре дико заорали матом и завизжали ещё громче. Стало неуютно и страшно. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Ольга быстро выключила лампу и испуганно притихла. Телефон надоедливо пищал. Пусть думают, что в рекламном отделе уже никого нет, алкаши бестолковые. Острое ощущение беды наваливалось, как равнодушная глыба тяжёлого тёмного снега. Во втором классе Ольгу завалило в детском снежном городке… по счастью, не насмерть. Нарастающая паника напомнила ту ужасную минуту, когда она не могла вздохнуть, уткнувшись лицом в обледенелый пол тоннеля…

— Подрались что ли? — прошептала Ольга и, нащупав разъём, ломая ноготь, не думая, выдернула шнур. Через пару секунд звонок автоматически перевёлся на соседний стол. Телефон там пищал намного громче. Встать было страшно.

Вскоре надрывались все телефоны отдела. Задребезжал звонок факса. В сумке ожил сотовый. Почти одновременно разудалая мелодия "Тореадора" сотового телефона Андрея приглушенно вырвалась из ящика его стола. В дверь несколько раз дёрнулись. В коридоре чей-то знакомый голос крикнул:

— Да нет там никого в рекламе, не видишь что ли?! Ушли давно! Одни телефоны!

"У вас, Оленька, сегодня в голове дождик идёт!" — почему-то вспомнилась фраза одного из заказчиков… смешливого и расторопного Бориса Аркадьевича, директора строительной фирмы "Пропилексум". Ольга тогда перепутала листы проката роликов. Этот дождик представлялся Ольге весёлым, тёплым и скоротечным. Чисто женским таким!.. Ну, побрызгал немного — зато теперь солнышко! И смешно, и немного безалаберно на душе. Даже Борис Аркадьевич не рассердился.

В дверь раздражённо ударили. Забубнили голоса, двинулись влево, становясь тише. Уходят? Ольга съёжилась ещё больше. На экране беззвучно прыгали какие-то незнакомые фигуры. Видно было плохо, но вглядываться не хотелось. Что-то в мире неумолимо и жутко съезжало с катушек. И это был уже не тот дождь.