Даша Пар - Алая колыбель[СИ] Страница 71

Мне казалось, что меня облили чем-то мерзким, пахучим, дурным. И то, что мой родной брат стоял и так преданно смотрел на этого вампира, лишь усугубляло моё положение.

Вампир видя, что я не собираюсь сдаваться и падать к его ногам, нахмурился и ещё сильнее сжал губы.

— Ах так, — процедил он, а затем кивком головы что-то приказал одному из охотников.

Спустя несколько секунд на дорогу вывели… Ангела. Охотник кинул её к ногам Одина, а тот, схватив девушка за плечи, поднял и притянул к себе. Из его пальцев выросли когти, и он прижал их к её шее.

— Думаю, тебе не нужно объяснять, что дальше будет.

История повторялась многократно. Как отражение, как зеркала. И вновь в моих руках её судьба. Я рассмеялась горько, вынужденно, безжизненно. Вновь устало прислонившись к машине, я запрокинула голову и захохотала в полный голос. Я не хочу так больше жить. Я не могу так жить! Меня трясло от смеха до боли в животе. До судорог, до тошноты, до рвоты. И если б мне хватило сил — я закричала бы от невозможности моего бытия.

— У неё что, истерика? — о да, это был именно тот, мужской тембр голоса при женских истериках, недоверчивый, смущённый, раздражённый. — Я жду твоих действий!

— А можно подумать ты оставил мне какие-то варианты? — зло выплюнула я, — можно подумать, что если я откажусь и она умрёт, ты не возьмёшь меня силой? Что за манерность прятать свои грязные умыслы за псевдо-доброй воли? Я говорю тебе нет, а ты ставишь меня в положение, где мои слова бессмыслены. Хочешь получить мой ответ? Да, я согласна быть… кем ты там хочешь меня видеть? Да, согласна и как-то там ещё говорят в таких случаях? Ах да — только отпусти её! — наигранно-жизнерадостным тоном проговорила я. — Ты счастлив?

Вместо ответа вампир отбросил Ангела в сторону, из-за чего она всхлипнула, больно ударившись о землю.

— Ангел, прошу, только не делай никаких поспешных движений, — сказала я, видя как загораются решимостью её глаза, — хорошо?

Она недоверчиво посмотрела мне в глаза, словно ожидая моего хозяйского приказа. Видимо я больно ударила по её самолюбию, когда воспользовалась своей властью. Надеюсь, она когда-нибудь меня простит… если это «когда-нибудь» наступит.

— Иди ко мне, — и вампир распахнул свои объятия. На его лице играла холодная, жестокая улыбка жажды.

А самым противным было то, что и я, боже мой, я сама чувствовала вожделение к этому вампиру. Меня буквально тянуло к нему, не смотря на все доводы рассудка. Я хотела принадлежать ему, хотела обхватить ногами его бёдра, хотела, чтобы он поглотил меня, забрав мои мысли, я хотела быть его. Эта потребность росла с каждым шагом, что я делала в его сторону, с каждой долей секунды внутри меня происходил взрыв желания. Я хотела впиться ему в шею, пить его кровь, когда он будет пить мою. Мои губы пересохли, я чувствовала, как шевелится паразит в моей спине. Последний шаг сделала не я, а он — его объятия были иссушающими, жаркими, ночными, непристойными. Он властно обхватил моё лицо, прижимаясь губами к моим.

Вот настоящее зло. Не игры в бога, что устроили Маркус и Себастьян, не жажда власти Люциана, не «сермяжная» правда Лазаря. Это зло поглощения. Это зло принадлежности, безволие, безрассудность. Это рабство.

Я всю жизнь бежала от любви. От Дмитрия, от Диона, Константина, Даниэля, Себастьяна, Лазаря. Всё, что я испытывала к каждому из них — был мой побег. Я позволяла им любить меня. И каждый по-своему это делал. Но стоило мне испытать чувства, как я натыкалась на предательство. Каждый раз я думала — за что и почему? На самом деле всё просто — нельзя любить поневоле. Они не любили меня, лишь жаждали. Иэта жажда забирала всё, что имело отношение к любви. Все чувства испарялись под её напором, оставляя за собой безжизненную пустыню.

А теперь пришёл финал моих чувств. Я сама попала в туже самую ловушку, в которую попадали мои возлюбленные. Я тонула в эйфории ложных чувств. Я не могла остановить Одина, когда его руки спускались всё ниже и ниже. Я хотела, чтобы он овладел мной прямо здесь и сейчас, на глазах всех. Я знала, что мой брат ничего не скажет, знала, что рабы ничего не почувствуют, знала, что Ангел отвернётся, вытирая кровавые слёзы. И я хотела этого!

— Кого я вижу! — раздался насмешливый голос из-за спины.

Не размыкая объятий, мы синхронно посмотрели в ту сторону. Там стоял Лазарь собственной персоной.

— Лазарь, — прошипел Один, сжимая меня со всей силой.

— Вот уж сюрприз так сюрприз, — рассмеялся вампир. Его окружали боевые вампиры и оборотни, готовые в любой момент начать бой. Их кисло почти равнялось числу сторонников Одина, и они все были закалёнными воинами, что обещало жаркую бойню.

— София, иди сюда, — приказал Лазарь, сжимая губы, — Себастьян обыскался тебя. Вот уж никто не ждал, что ты вздумаешь бежать.

Доли секунды тишины, доли секунды напряжения и выжидания. Один, два, три… и первые головы с плеч!

Посмотрев в глаза своего греха, я улыбнулась кончиками губ, ловя отражение своей улыбки на его устах. Он думает, что победил, что я теперь буду с ним. Один, два, три…

Длина когтей точно соответствовала расстоянию до сердца. Пробить грудную клетку тяжело, но у меня уже был опыт подобных дел. Я просто вырвала из его груди сердце, а затем оттолкнула вампира, чтобы успеть прочертить по шее линию смерти.

— Ангел! — закричала я, видя тень Лазаря, летящую сквозь толпу. В последний момент его нечаянно задержал один из последователей Одина, за что поплатился головой. Девушка коснулась моей руки, унося в Московию к могиле матери. Мы ушли не одни, кто-то обхватил мою ногу. Неожиданный пассажир в лице моего брата.

— Что теперь будет, София? — осторожно спросила Эва.

Мы стояли на террасе домика Ангела, наслаждаясь закатной дымкой над водой озера. Прошло четыре дня с момента, как мы вернулись из Фару. Я была так неопытна в обращении с подопечной, что не смогла правильно сформулировать запрет и она, в компании Грега и Эвы, отправилась всё-таки вслед за мной. Мне повезло, что ребята знали, где погиб Константин, но всё равно им пришлось разделиться. Ангел напоролась на охотников и они доставили её к Одину. Когда мы вернулись в Московию, девушка тут же связалась с остальными, объявив общий сбор, пока я была… скажем так, неадекватна. Именно она спасла жизнь моему брату, когда я набросилась на него, пытаясь задушить. Она привезла меня сюда, вымыла, переодела и уложила спать. Двое суток я провела без движения, без сна, просто безучастно смотря в потолок. Все эмоции просто испарились под давлением бесконечного безграничного дикого одиночества. Мне было так холодно, как бывает человеку в тридцатиградусный мороз. Я была укутана в несколько одеял, но всё равно мёрзла. Лишь на третьи сутки я пошла, тогда же ко мне привели здорового человека, и я почти полностью осушила его. Мне стало немного теплее. Но холод, казалось, въелся в мои кости, и теперь я всё время куталась в шерстяной плед.

Сегодня приехала Фрида. Последняя из членов нашей маленькой семьи. Эндрю отчалил во Францию, когда узнал о событиях на Фару. Его можно было понять — в тот день я открыто выступила против всех и вся, хоть это и так было понятно. Вчера вырубился Интернет, а в городе объявили карантин и комендантский час. Смешные меры, учитывая, что болезнь распространяется с геометрической прогрессией. Последнее, что мы узнали из новостей, прежде чем погрузиться в добровольную изоляцию — Лазарь объявил, что это охотники создали вирус. И что охотниками руководил Один. Скоро должна состояться его публичная казнь, а это значит, что я не убила его.

Смешно то, что это больше меня не волнует. Вообще ничего. Вампиры никогда меня не найдут. Это был последний подарок от Эндрю. Я стала невидимкой, как когда-то Один. И теперь я могла заняться тем, что мне было интересно.

— Что будет? — потеплее укутавшись в плед, а потом, сделав неглубокий глоток обжигающе горячего кофе, я сказала, — пошли в дом, лучше если я всё скажу смотря в глаза каждому. Ясно же, что все подслушивают. — Из дома раздался негромкий смех Льва.

Пройдя внутрь, я впервые ощутила лёгкое дуновение тепла, когда посмотрела на них всех.

Ангел и Фрида, обе одетые почти в одинаковые свитера и джинсы. Как вампиры они были похожи, но как учёные разнились как день и ночь. Первая — серьёзная, вдумчивая, но не способная полностью погрузиться в работу, отдавая предпочтение врачевательству. Вторая, наоборот, склонная с головой уходить в идею, забывать поесть или поспать. Я чувствовала, что Константин солгал, говоря, что в ней нет дара. Эта чувствительность появилась сравнительно недавно, но позволила мне увидеть, насколько уникальны мои близкие. И насколько мне повезло с ними.

Лев, мальчишка, с печальной, грустной улыбкой на устах, смолящий папиросу и бездумно пинающий пол. Пока нам не удалось поговорить по душам, но мне почему-то казалось, что мы сойдёмся, ведь нам обоим люди не казались врагами или бездушными овцами.