Рассеивая сумрак. Лекарь из трущоб - Сэм Альфсен Страница 84

– Тогда дашь мне ответ, когда мы раскроем козни Хинга, и я стану самым влиятельным сурии в Карборе? – вкрадчиво продолжил Хайя. Он явно не собирался сдаваться. – Тогда я смогу вытащить тебя из рудников. Это не будет такой уж проблемой.

– Я… Я подумаю… – еле слышно отозвалась Умена, пряча взгляд, но не отстраняясь. По ее лицу и так было понятно, что Хайя был ей небезразличен. Но, видимо, этот разговор действительно слишком ее смущал.

– Хорошо! – просто согласился юноша и крепче приобнял девушку, улыбаясь. Казалось, в его глазах вновь затеплилась жизнь. – Так что мы будем делать с Хингом? Есть идеи?

– Да, есть одна… – Глаза Умены вдруг зажглись, она заулыбалась. – Встретимся завтра вечером здесь же, хорошо? И я дам тебе свой ответ.

– Конечно, а во сколько? – запальчиво уточнил карборец. Не выдержав захлестнувших его чувств, он поцеловал девушку в волосы.

– Я… Я не знаю! У меня же нет часов! – Умена после поцелуя сразу отскочила в сторону, смущенно тараторя себе под нос. – Когда городские часы пробьют девять раз.

– Договорились, – кивнул Хайя, не настаивая на близости. Он просто смотрел на эту хрупкую и милую девушку и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Лицо Умены все еще было красным, а кое-где остались отпечатки недавних тяжелых работ: пыль, грязь и ссадины.

«Я обязательно вытащу ее из рудников, – решил вдруг Хайя, глядя на Умену. – Обязательно».

На следующий день стоило Хайе выйти из комнаты, как его тут же под руки потащили в приемную к родителям. Юноша не понимал, что происходит, но и не сопротивлялся. Видимо, дело было в том, что вчера он вернулся слишком поздно и пропустил свои часы в «деве».

«Что ж… По-быстрому отсижу и побегу в город! Не запрут же они меня на сутки, верно?»

Хайя пребывал в хорошем расположении духа. Даже когда он предстал перед родителями, сидящими за длинным столом, он не растерялся, а просто легко улыбнулся и заговорил:

– Главные сурии, я вчера пропустил свои часы в «деве», но согласен сегодня отсидеть все восемь часов!..

Подсчитав в уме, Хайя оставался уверен, что успеет на встречу.

– Замолчи! Ты хоть знаешь, почему тебя позвали?! – закричала мать Хайи, Унова.

Хоней просто сидел на своем месте с хмурым выражением лица.

Хайя на секунду напрягся, но все же ответил:

– Разве не из-за того, что я вчера задержался?

– Это мы тоже обсудим! Но что ты натворил под дворцом?! Это ведь твои ходы были, верно?! Мы нашли там кучу железок и твоих недоизобретений! Ты знаешь, к чему привели твои безумные выходки?! – Женщина кричала, но ее лицо оставалось таким же мертвенно-бледным, а глаза – пустыми. Хайе, в котором все еще жил образ вчерашней встречи с Уменой, на секунду почудилось, будто на него орет бесчувственная карборская тварь.

– Сын, – вдруг заговорил Хоней и перевел на юношу тяжелый взгляд, – из-за неточности в расчетах, в которые не входили дополнительные ходы, обвалилась вся западная часть дворца. Другие части строения тоже находятся в шатком положении.

– Ох… Погодите… – Хайя испуганно забормотал, припоминая, как же много недоделанных изобретений оставалось в его ходах. – Неужели там все завалило?! А как же мои записи и изобретения? Я думаю, что смогу…

– Замолчи! Сейчас же закрой свою пасть! – Унова так распалилась, что вскочила с места, подлетела к сыну и схватила того за плечи. Вуаль, что крепилась вокруг ее шеи, медленно сползла вниз. Женщина принялась трясти Хайю со всей силы. – Даже сейчас ты думаешь только о своем мусоре! Бесстыдный, отвратительный сын! Мы могли бы провалиться в бездну, пока спали, а тебя заботят только твои игрушки!

Но Хайя вдруг застыл. Он опустил взгляд на оголившиеся плечи матери. Его лицо похолодело, будто онемело, и он даже позволил себе перехватить руки Уновы, схватив за запястья.

– Что это?.. – тихо спросил он, хотя и без того знал ответ.

Все плечи и грудь Уновы были усеяны точно такими же шрамами, что покрывали его собственное тело. Их было даже больше. Бледные белые звездочки и царапины испещряли кожу, будто в женщину на протяжении многих лет день за днем втыкали иглы. Не было ни одного сантиметра гладкой кожи – одна точка, один разрыв тканей наползал на другой, превращая тело женщины в белое месиво из рубцов.

Но тут Унова выдернула руки и влепила сыну пощечину. А затем поспешно подняла с пола упавшую вуаль и укрыла плечи.

– Как ты посмел хватать меня?! Да еще и задавать Главной сурии подобные вопросы?! В «деву» его, сейчас же!

Стражники тут же повскакивали с мест и взяли Хайю в тиски. Но он продолжал стоять, глупо смотря на Унову. Когда же его потащили к выходу, он закричал, стараясь, чтобы родители, оставшиеся на другом конце бесконечной залы, услышали каждое слово:

– Тебя ведь тоже запирали в «деве»?! Как ты могла так поступить со мной, мама?! Ты ведь должна знать, насколько это больно! Как ты могла запирать там собственного сына?!

– Что бы ты понимал? – вдруг заговорила она, не смотря в его сторону. Все ее внимание захватила вуаль, которую она старательно расправляла на плечах, пряча от чужих глаз уродливые шрамы. – Как бы я стала Главной сурии без оружия дэ? Как бы родился тогда ты? Неблагодарный мусор, который тратит свои дни на создание такого же мусора.

Хайю выпихнули из залы и захлопнули двери перед его носом.

Юношу вели по знакомым коридорам, знакомым путем. Он вновь начал впадать в полубессознательное состояние. Находиться внутри железной девы в здравом уме было невозможно, а потому каждый раз организм Хайи погружался в подобие анабиоза – он начинал плохо соображать, почти не реагировал на раздражители и переставал воспринимать окружающую действительность.

Когда Хайя очнулся, он вновь был «внутри». Эта «дева» немного отличалась от той, в которой его запирали в детстве. Была чуть больше, а условия – жестче. Здесь невозможно было пошевелить даже мизинчиком на ноге. Гвозди холодом целовали каждый сантиметр кожи и впивались в плоть от малейшего движения.

Но Хайя продолжал терпеть. Даже сейчас он и не думал впадать в уныние или сдаваться. Когда его освободят, он сразу побежит к Умене. Они раскроют правду, а родители наконец признают в Хайе человека. Не своего наследника, не будущего главного сурии, которым ему и так никогда не стать, а человека, которым