Ричард Матесон - Кукла, которая делает все

Ричард Матесон

Кукла, которая делает все

Поэт возопил:

— Дьявольское отродье! Мерзкая ящерица! Чокнутый кенгуру!

Его худосочный силуэт метнулся в дверной проем, где и застыл, парализованный.

— Враг рода человеческого! — изрыгнул он.

Адресат воплей, угрожающих довести поэта до апоплексического удара, в блаженном забвении сидел на корточках возле сугроба из превращенного в конфетти манускрипта. Манускрипта, рожденного в жестоких муках, отпечатанного в судорожной агонии.

— Бешеный осьминог! Косорукая обезьяна! — Налитые кровью глаза Рутлена Бьюсона чуть ли не выдавливали стекла очков с черепаховой оправой. Упершиеся в тощие бока руки дрожали, словно жерди штакетника на ураганном ветру. Бушевала буря из бурь. — Гунн! — завелся он снова, — Гот! Ирокез! Свихнувшийся нигилист!

Слюна стекала из уголков стиснутого рта, а маленький Гарднер Бьюсон одарил трясущегося родителя однозубой улыбкой. Клочки поэтического труда торчали из пухлых кулачков, и чуть потная полусфера груди вздымалась над изорванными амфибрахиями с ямбическими вариациями.

Рутлен Бьюсон испустил душераздирающий стон.

— Гнусность, — стенал он срывающимся голосом. — Полный бедлам.

Затем глаза его внезапно сверкнули металлическим блеском, а пальцы скрючились в жесте душителя.

— Я прикончу его, — слабо забормотал он. — Я сверну ему шею собственными руками.

В этот критический момент Афина Бьюсон, в заляпанном рабочем халате, с руками, сочащимися жидкой глиной, ворвалась в комнату, словно мстительный призрак, восставший из грязи.

— Ну, что на этот раз? — спросила она сквозь сжатые зубы.

— Посмотри! Посмотри! — Указательный палец Рутлена Бьюсона подергивался, когда он показывал на их веселящегося младенца. — Он уничтожил мою «Песнь приюта»! — Близорукие глаза вновь вышли из орбит, горя безумием. — Я его прирежу! — пообещал он трагичным шепотом. — Я прирежу эту сушеную змею!

— О… успокойся, — приказала Афина, оттаскивая назад охваченного жаждой крови супруга и поднимая сына за обслюнявленную распашонку.

Повиснув над бедром явившейся музы, он таращился на мать озорными глазами.

— Негодник! — выкрикнула она и шлепнула его по пухлому заду.

Гарднер Бьюсон завопил в возбужденном протесте, но, будучи выставленным за дверь, удалился, его маленький разум уже сосредоточился на другом занятии. С куском глины, прилипшим к распашонке, он, озорно поглядывая, заковылял в царство многочисленных ломких предметов — в гостиную, а Афина обернулась к упавшему на колени мужу. Он ошеломленно застыл среди обращенного в прах десятилетнего труда.

— Я убью себя, — изнывал поэт, сгорбившись, — Я впрысну себе в вены какой-нибудь яд.

— Брось, — резко произнесла Афина, ее лицо превратилось в угрюмую маску.

Рутлен вскочил на ноги.

— Я убью его, да, я убью хитрую тварь, — проговорил он, опустошенный потрясением.

— Но это не выход, — возразила жена. — Даже если…

Ее глаза на миг потеплели, когда она представила, как сталкивает Гарднера в бассейн с аллигаторами. Полные губы дрогнули, почти сложившись в трепетную улыбку.

Но затем зеленые глаза потускнели.

— Только это не выход, — повторила она, — и настало время решить раз и навсегда проклятую проблему.

Рутлен уперся застывшим взглядом в ошметки своего сочинения.

— Я его убью. — Он изучал разрозненные обрывки. — Я его…

— Рутлен, выслушай меня, — сказала она, сжимая в кулаки измазанные глиной ладони.

Его безжизненный взгляд на миг переместился на жену.

— Гарднеру нужен товарищ для игр, — провозгласила она. — Я читала в одной книге. Ему нужен товарищ.

— Я убью его, — твердил Рутлен.

— Да будешь ты слушать?

— Убью его.

— Я говорю, Гарднеру нужен товарищ для игр! И мне плевать, можем мы себе это позволить или нет, но ему нужен товарищ!

— Убью, — шипел поэт. — Убью.

— И мне плевать, что у нас нет денег! Тебе нужно время для поэзии, мне нужно время для скульптуры!

— Моя «Песнь приюта»!

— Рутлен Бьюсон! — заорала Афина за миг до того, как с оглушительным грохотом разбилась ваза. — Господи боже, что теперь? — воскликнула она.

Они обнаружили его висящим на каминной полке, он мерзкими воплями требовал помощи и немедленной смены подгузника…

КУКЛА, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ВСЕ!

Афина стояла перед стеклянной витриной, в глубоком раздумье кусая губы. Перед ее мысленным взором пытались прийти в равновесие две чаши весов: на одной — насущная необходимость, а на другой — недостаток средств. От угрюмых размышлений брови нахмурились. У них нет денег, это очевидно. Детский сад не подходит, гувернантка исключается. Однако должен же найтись выход, просто обязан.

Афина собралась с духом и вошла в магазин.

Продавец вскинул голову, от дружелюбной улыбки, какой он встречал покупательницу, на розовых щеках заиграли ямочки.

— Эта кукла, — начала Афина, — она действительно делает все, как утверждает вывеска?

— Эта кукла, — лучился счастьем продавец, — не знает себе равных, это непревзойденная игрушка. Она ходит, разговаривает, ест и пьет, производит телесные выделения, сопит во сне, пляшет джигу, качается на качелях и поет песенки из семи самых популярных среди детей фильмов, — Он пополнил истощившийся запас воздуха в легких.

— А сколько она…

— Она может проплыть пятнадцать метров кролем, читает книжки, разыгрывает тринадцать несложных этюдов на фортепьяно, косит газоны, сама себе меняет подгузники, лазает по деревьям и рыгает.

— А сколько она…

— И еще она растет.

— Она…

— Растет, — с выражением повторил продавец, хитро прищурившись. — Внутри пластикового тела имеются все клетки и протоплазма, необходимые для цикла развития, длящегося двадцать лет.

Афина от изумления разинула рот.

— Одна тысяча семьдесят пять, достойная цена, — завершил продавец. — Вам завернуть или вы хотите довести ее до дома пешком?

Мысли, будто рой сердитых шершней, жужжали в голове Афины Бьюсон. Какой это будет чудесный товарищ для Гарднера. Но тысяча семьдесят пять! Когда Рутлен увидит чек, от его крика повылетают стекла.

— Вы сделаете правильный выбор, — произнес продавец.

Ему необходим товарищ!

— Можно запросто оформить покупку в кредит. — Продавец легко догадался, в чем причина нерешительности, и нанес coup de grice[1].

Все мысли исчезли, словно фишки, сметенные крупье с игрового стола. Глаза Афины загорелись, внезапная улыбка тронула уголки рта.