Ричард Матесон - Кукла, которая делает все Страница 2

— Куклу-мальчика, — попросила она живо. — Годовалого.

Продавец поспешил к полкам…

Стекла не вылетели, но в ушах у Афины звенело даже полчаса спустя.

— Ты рехнулась? — вопил муж, и от его крика в мозг впивались кинжалы. — Тысячу семьдесят пять!

— Можно платить по частям.

— Чем? — взвизгнул он. — Возвращенными рукописями и глиной?

— А ты бы хотел, — заморгала Афина, — чтобы твой сын целыми днями был один? Слонялся по дому. Рвал. Разбивал. Трепал. Громил.

Рутлен болезненно кривился при каждом слове, будто утыканные гвоздями дубинки вонзались ему в голову. Глаза за толстенными линзами закрылись. Он припадочно трясся.

— Хватит. — Он поднял, сдаваясь, бледную руку. — Хватит, хватит.

— Давай покажем куклу Гарднеру, — предложила возбужденная Афина.

Они поспешили в маленькую спальню сына. Тот был занят тем, что обрывал занавески. Рутлен зашипел, втянув внутрь щеки, оттащил сына от подоконника и стукнул костяшками пальцев по голове. Гарднер разок моргнул глазами-бусинками.

— Опусти его на пол, — быстро произнесла Афина. — Пусть посмотрит.

Гарднер, разинув рот с одиноким зубом, уставился на небольшую куклу, которая молча стояла перед ним. Кукла была примерно его роста, темноволосая, синеглазая, румяная, в подгузнике, в точности как настоящий младенец.

Гарднер сердито заморгал.

— Запускай механизм, — шепнул Рутлен, и Афина, наклонившись, нажала на едва заметную кнопку.

Гарднер, задумчиво пуская слюни, шлепнулся на зад, когда игрушечный мальчик улыбнулся ему.

— Ба-би-ба-ба-а! — истерически завопил Гарднер.

— Ба-би-ба-ба-а! — эхом отозвалась кукла.

Гарднер, широко распахнув глаза, быстро отполз назад и, опасливо съежившись, наблюдал, как игрушечный мальчик надвигается на него. Дальше была стена, и он так и застыл, сжавшись в комок от изумления, пока кукла не остановилась прямо перед ним.

— Ба-би-ба-ба-а. — Мальчик-кукла снова улыбнулся, потом рыгнул и принялся отплясывать джигу на линолеумном полу.

Пухлые губы Гарднера вдруг растянулись в ухмылке слабоумного. Он счастливо забулькал. Глаза родителей разом сомкнулись, блаженные улыбки расцвели на благодарных лицах, все мысли о финансовой стороне вопроса испарились.

— Бо-о-же, — в изумлении протянула Афина.

— Не могу поверить, что это правда, — произнес супруг с благоговейным трепетом…

Несколько недель они были неразлучны, Гарднер и его работающий от мотора друг. Они вместе сидели на корточках, обмениваясь бессмысленными взглядами, хихикали по поводу каких-то личных радостей и вообще получали полное удовольствие от своего слюнявого тет-а-тет. Что бы ни делал Гарднер, кукла делала то же самое.

Что касается Рутлена и Афины, они праздновали восстановление почти позабытого мира. Вопли, от которых нервы завязывались в узды, больше не ударяли молотом по голове, и грохот разбившейся посуды больше не стоял в воздухе. Рутлен сочинял стихи, Афина ваяла, каждый в своем благословенном уединении.

— Вот видишь? — сказала она как-то вечером за столом. — Вот и все, что было нужно, — компаньон.

И Рутлен покивал, со всей серьезностью признавая жизненную мудрость жены.

— Верно, так и есть, — счастливо прошептал он.

Неделя, месяц. Затем, постепенно, начались метаморфозы.

Однажды утром глаза Рутлена, погрязшего в вязком болоте пентаметра, вдруг превратились в мраморные сферы.

— Чу! — Он обратился в слух.

Треск отрываемых от тела плюшевых конечностей.

Рутлен тут же кинулся в детскую и застал своего единственного отпрыска за извлечением ватных внутренностей из до сих пор любимого мишки.

Поэт с мутным взором застыл на пороге комнаты, сердцебиение, как когда-то, участилось до болезненного грохота. Гарднер потрошил мишку, а его механический компаньон сидел рядом на полу и наблюдал.

— Нет, — взмолился поэт, понимая, что это самое настоящее «да». Он уполз обратно в комнату, каким-то образом убедив себя, что это была случайность.

Однако в самом начале обеда пальцы и Рутлена, и его жены с такой силой вцепились в сэндвичи, что кусочки помидоров выскочили и булькнули в кофе.

— Что, — в ужасе спросила Афина, — что это такое?

Гарднер с куклой были обнаружены уютно устроившимися в куче того, что в более счастливые времена было растением в горшке.

Кукла с любопытством наблюдала, как Гарднер набирает полные пригоршни черной земли и сыплет дождем на ковер.

— Нет, — произнес поэт с возрождающимся гневом.

— Нет, — эхом слетело с побелевших губ Афины.

Сын был отшлепан и отправлен в кровать, кукла заперта в чулане. Недоуменные вопли звенели в ушах, пока супруги в безмолвии заканчивали обед, и пищевые кислоты обретали такую едкость, от которой сводило живот.

Лишь одно замечание было высказано вслух, когда они возвращались к своим трудам, и высказала его Афина.

— Это случайность.

Однако на следующей неделе им пришлось оторваться от работы ровно восемьдесят семь раз.

Один раз Гарднер приволок в гостиную грязные подгузники. Потом Гарднер поиграл на фортепьяно молотком, вторя исполненному куклой гавоту Баха. Следующим номером и следующим после него было опустошение банок с вареньем — все их содержимое оказалось на мебели и на полу. Общий итог: разбито тридцать предметов, исчезла кошка, и сквозь ковер в том месте, где Гарднер поработал ножницами, просвечивал пол.

По прошествии двух дней Бьюсоны творили, вытаращив глаза, сжав побелевшие губы и скрежеща зубами. По прошествии четырех дней их тела сильно продвинулись в процессе окаменения, а мозги начали костенеть. К концу недели, после многочисленных потрясений, они сидели или стояли, молча трясясь в ожидании новых бесчинств и мечтая о жестоком детоубийстве.

Конец настал.

Однажды вечером они сидели в столовой за успокаивающей внутренности сельтерской. Обоих можно было принять за работы умелого таксидермиста, а их налитые кровью глаза походили на две пары стеклянных шариков.

— Что будем делать? — безвольно пробормотал Рутлен.

Голова Афины замоталась из стороны в сторону в отрицательном жесте.

— Я думала, кукла… — начала она и тут же иссякла.

— Кукла ничем не помогла, — жалобно произнес Рутлен. — Мы оказались ровно там, откуда начали. Да еще и беднее на тысячу семьдесят пять монет, раз ты говоришь, что вернуть куклу нельзя.

— Нельзя, — подтвердила Афина, — Она…

На середине фразы ее прервал шум.

Звук был влажный, чавкающий, как будто кто-то швыряет в стену комья грязи. Грязи или же…