Гарри Веда - История одного ограбления…

Гарри Веда

История одного ограбления…

Я лежу на кухне, поочередно открывая то один глаз, то второй. В каждый отдельный момент времени лишь один из них несет вахту. Действо происходит ритмично, и мне становится смешно. Впрочем, лень всеобъемлюща — получается выдавить разве что малозаметную улыбку. За окном глубокая ночь, несопоставимая с таким понятием, как зрение. Но я знаю, что происходит снаружи. У меня явно какая-то продвинутая прошивка в мозгу. А, может быть, просто хорошая память.

За окном мерцают огни. Два пятна одно над другим. Подозреваю, что мерцание — всего лишь сбой уставшего сознания. На самом деле это просто вывеска, которая просто горит. Два слова — »Окружной Банк и Ко. ».

Фасад дома, где я приютился в зачуханной квартирке, смотрит как раз на недавно отремонтированного архитектурного монстра, который и украшает сей шедевр буквенных сочетаний. О-К-Р-У-Ж-Н-О-Й-Б-А-Н-К-С-Ц-У-К-О-И-К-О. Каждый вечер я медитирую в эту вывеску. Иногда кажется, что шестнадцать букв, включая точку, отпечатались на сетчатке или уже прямо в мозгу.

Восемь сверху, четыре снизу и еще три да кружок. Гармонично, одним словом.

Прямо под вывеской, значительно ниже ее, как-то теряясь на фоне эпического величия рекламы — находится дверь. Она нарушает красоту и законченность произведения. И дверь вроде бы не большая, но…

Без нее — глухие стены амбара хоть как-то походили бы на монолитную крепость. Но конструкция из тонкого серого алюминия со стеклом — не оставила ни единого шанса, придала строению исключительно комичный вид, который вряд ли можно считать подходящим для строгого банковского имиджа.

Спустя полчаса к окну подъехал зеленовато-желтый фургон. Из желтого на нем — всего-то полоса вдоль борта, вернее две полосы, пошире и потоньше. Места они под собой заняли на пятак, а надо же — зеленовато-желтый. Боковая дверь сдвинулась в сторону, заклинилась, потом рывком продвинулась еще немного, раздался звук «млять» и на землю вывалился человек строгого вида.

Он был крайне милитаристичен — отовсюду торчали, висели и топорщились ремешки, рации, резиновые дубинки, наручники, подсумки, фляги и едва ли не пулеметные ленты. Он важно нес перед собой небольшой автомат, ремень которого был закинут на шею. На голове был берет.

Следом с кряхтеньем вывалился второй, близнец первого. Впрочем, близнец не однояйцовый — не столько размерами, сколь разной концепцией габаритности. Если первый представлял собой плотно сбитого кубического индивидуума — то второй был удлинен практически до предела, фактически до худобы. В руках он нес зеленоватый мешок, на этот раз без полос, но с потертостями, которые вполне их заменяли.

Мешок был набит чем-то угловатым. Он был тяжел. Клинт иствуд пытался пижониться и нести его одной рукой, но делал это крайне неуверенно, выгибался дугой, выписывал кренделя ногами, одним словом — полностью терял лицо.

Двоица проследовала в дверь. Впереди идущего явно раздражал факт, что товарищ идет с ним не в ногу. Он искоса поглядывал на салагу, хмурился и, скорее всего, мысленно матерился.

Фургон стоял, урчал мотором. За рулем развалился колобок средних лет водительской национальности — нос вперед, подбородок скошен, волосы светлые лысоватые, рот маленький, карикатурно-комиксовый. Типичный водила. Из тех, что на машине не ездят, а ходят ею. Которым важно все, что касается их любимицы и абсолютно плевать на что угодно остальное, лишь бы дверями не хлопали.

Водила забавлял себя и зрителей протиранием торпеды. Дверь фургончика осталась открытой, застряв, естественно, на обратном пути.

Уже серьезная заполночь. Из урчащего фургона доносилась шепелявая мелодия, аранжированная гортанным подвыванием кучера — приобретенное, согласно дарвиновской теории о выживании видов, умение не спать за рулем. Ветер дополнял саундтрек, завывая, когда шепелявая мелодия делала свою естественную паузу.

Я медленно втянул воздух, боясь подавиться ароматом выхлопа, мусорного бака, сирени и еще сотни ингредиентов, не поддающихся классификации. Интуиция подсказывала, что — к лучшему. В респираторе жарко.

Темно-фиолетовое небо вписалось в общий колор, лишний раз подтверждая, что целостность разнообразных составляющих говорит об ироничности создателя…

Сегодня ровно две недели. Я каждый вечер смотрю один и тот же фильм. Или разные дубли одной и той же сцены. Небо, правда, иногда меняется да из фургончика, временами, выносят по два мешка. Тогда задействованы оба статиста. И это гораздо более смешной дубль.

Я бы, лично, ввел еще одного мушкетера для симметрии, но моего мнения почему-то никто не спрашивает.

Итак, 00.45. Вчера в 00.30. Позавчера в 00.35. Сегодня один мешок, вчера два, позавчера один. Отмечаем в тетрадочке. На кой хрен мне эта статистика — количество мешков в течение месяца и время прибытия всадников апокалипсиса изо дня в день — я пока не знаю… Отгоняю навязчивое желание нарисовать график — времени прибытия по количеству мешков. Потому что себя знаю, следующие графики будут — время прибытия относительно серости неба, и количества мешков от рода шепелявой мелодии, коих в природе целых три, как показывает опыт. Дадим отпор паранойе.

Хочется есть. И пить. И спать… Стоп. Если продолжить список желаний — получится неплохой справочник физиологических потребностей самца гомо сапиенс.

Для полноценной реализации которых — мне нужен катализатор. Много-много продолговатых бумажек одного максимально возможного номинала, с добрым лицом в овале посередине.

Именно этим я сейчас и занимаюсь — добываю себе завтра. Курю, смотрю и отмечаю каждый вечер особенности посещения санта-клаусами помещения резервно-компанейского банка.

Манибек народу, бля. Я даже записал этот слоган. На обложку тетради, под портретом великого Че, очутившегося там, судя по всему, в патриотично-воспитательных целях.

Итак, уважаемые граждане начальство, я знаю где, знаю что. Что брать и во сколько. Чем брать — тоже.

Я остановился на варианте «руками». Остался главный вопросец — как.

Проснулся я довольно рано, как для бездельника — что-то около девяти. Сделал положенные десять шагов навстречу, включавшие получасовое втыкание в потолок, вытряхивание закончившейся пачки сока, десятиминутную боевую мантру, совмещенную с созерцанием неба, собственной души, душ и чистку зубов.

На улице было довольно уютно. Светило солнце, дул ветерок, шумела листва… ну и прочее положенное в летний период. Перед стеклянной, барокковой дверью кафешки сидел большой рыжий кот, немедленно получивший по морде кроссовкой. Он не обиделся. Я надеюсь… Ибо нефиг рассиживаться на пути.