Наталья Дмитриева - Зов

Дмитриева Наталья

ЗОВ

Стремительное глиссандо прервалось пронзительным режущим звуком лопнувшей струны, и Сол, дернувшись, прервал контакт. Это была инстинктивная реакция испуганного тела, и Сол ощутил досаду. Он надеялся, что сумел преодолеть страх, но тот, словно змея, жалил в самый неожиданный момент. Понемногу выровняв дыхание, Сол положил руку на живот. Недавняя судорога напоминала о себе легким покалыванием между ребер. Не слишком приятно, но привычно.

Он перевел кресло в сидячее положение и отключил сенсоры на обоих подлокотниках. По шее пушистой кисточкой пробежала щекотка, снизу вверх и обратно — открылся и закрылся шлюз. Теплое дуновение, смешанное с душистым запахом резеды, прошло за спиной и коснулось руки.

— Доброе утро, — тихо сказала Аглая. — Как самочувствие?

Тепло стало ощутимей и сместилось к запястью. От него волоски на руке Сола встали дыбом.

— Хорошо, — помедлив, ответил он и расслабился. Новое колебание воздуха, схожее с дрожанием дождевой капли, подсказало ему, что девушка улыбается.

— Хорошо? Дай-ка взгляну. Похоже, не очень… Сколько ты не спишь? Часов пятьдесят?

— Пятьдесят два.

— Адреналин скачет, давление повышено…

— Не страшно.

— Небольшое нарушение функции синапсов…

— Но ты же все поправишь?

Она опять улыбнулась, перемещаясь вокруг кресла и быстро настраивая датчики. Аглая не создавала шума — это был ее дар, и все равно Сол чувствовал каждое движение девушки, как паук улавливает колебания паутины. Его личной паутины звуков…

Обычные люди не слышат и десятой доли того, что доступно слухачу средней руки. А Сол был Мастером, и люди мучили его своим присутствием. Они раздирали ему мозг и топтались по внутренностям, как безмозглые зауроподы. Их сердца стучали, точно отбойные молотки, а дыхание вырывалось из ноздрей с шипением и свистом раскаленного гейзера. Их голоса накрывали его, точно лавина, и в чудовищной какофонии, которую они создавали, ничего нельзя было разобрать — все теряло смысл.

К счастью, терпеть все это не было необходимости — нынешние земные технологии практически каждому обеспечивали сносное существование. От невыносимого шума можно было спрятаться за слуховыми адаптерами. А для таких, как Сол, существовала тон-камера исследовательского корабля, неспешно дрейфующего в черных водах безмолвного космоса.

Конечно, все было относительно. Безмолвного — по меркам людей и их примитивных сенсоров. Для слухача космос становился бескрайней оркестровой ямой, полной невиданных инструментов. И только слухач в шорохах межзвездной пыли мог уловить зов иного разума, летящий к человеку сквозь мириады километров космической пустоты — нащупать его, словно нить, протянутую через лабиринты мироздания.

В космосе присутствие рядом людей ощущалось не так остро. Их акустический сумбур по большей части оставался за пределами тон-камеры, которую Сол почти не покидал. Что до Аглаи, то ее мягкое арпеджио не вызывало у него раздражения, и было даже приятно. Он втягивал его в себя и смаковал, как курильщик смакует сигаретный дым, с той лишь разницей, что у этого дымка был запах резеды.

Аглая вытянула руку, и Сол внезапно коснулся ее кончиками пальцев, вызвав у девушки волну прохладного удивления.

— Твоя кожа… — Он замялся, подбирая слова: — Гладкая… тонкая, как шелковая бумага… Не очень помню, как выглядит белый цвет, но готов поклясться, что она белая-белая.

— Ну, нам здесь некогда загорать… — Смех Аглая напоминал биение капель по хрустальной пластине. — Все, я закончила. Теперь тебе надо поспать. И не спорь, пожалуйста.

— Белая-белая, — повторил Сол, пока она переводила его кресло в режим релаксации. — Белая-белая-белая…

Чудной…

Аглая смотрела на него, и в уголках ее губ дрожала невольная улыбка. Обвитый лентами датчиков, словно младенец свивальником, Сол казался совсем беззащитным. Длинные руки, длинные ноги, длинное нескладное тело. В том, как легко он нарушал предписанный правилами режим, было что-то ребяческое. Пятьдесят два часа без сна при его-то работе! Хорошо, что датчики сигнальной системы работают, как часы — в этом заслуга ее, Аглаи. В команде девушку называли медиком, но она им не являлась. Врач экспедиции сейчас пребывает в анабиозе и, если не случится аврала, выйдет на дежурство во вторую трехмесячную вахту. Аглая же — оператор системы внутреннего жизнеобеспечения, ее дело — наблюдение, контроль и отладка умных машин, обеспечивающих жизнь хрупким человеческим организмам.

Если вдуматься, ее должность во многом была номинальной. Умные машины и без того знали, что делать. Но так уж устроен человек: с одной стороны ему нужен контроль над всем, с другой — участие себе подобных. Ребятам в команде — Аглая знала наверняка — нравилось думать, что крохотные пластины, беспрерывно замеряющие их жизненные показатели, и другие, эти показатели поддерживающие, находятся всецело под контролем ее умелых рук, и, в конечном счете, именно она, Аглая, заботится о здоровье членов экипажа. Отчасти так и было.

Девушка посмотрела на зеленую линию тонометра: давление Сола наконец пришло в норму. Она перевела взгляд на его лицо — в темноте, разбавленной холодным мерцанием силового экрана, оно напоминало маску. Голубая маска бесстрастного божества с черными росчерками вместо глаз.

— Можно задать вопрос? — внезапно произнесла девушка.

Маска шевельнула губами:

— Спрашивай.

— Почему ты не захотел восстановить зрение? Сейчас ведь все возможности…

— Мне это не нужно.

— Но почему? Ты же не родился слепым.

— Просто не нужно.

Чудной! Мысль трепетала у нее в голове, подобно бабочке, а в груди, близко от сердца, образовался сгусток янтарного тепла. Аглая тихо прижала его ладонью. В тон-камере творилось что-то странное: реальные предметы утрачивали плотность и как будто отступали в тень, а мысли и ощущения, напротив, становились зримо-осязаемыми. Но главной загадкой был он, Сол. Что бы ни думала о нем Аглая, ей никогда не удавалось представить, как он делает то, что делает. В университете она исправно посещала курс с громоздким названием «Звуковой анализ пространственных колебаний космической среды». Ей было знакомо устройство акустических резонаторов, чьи гладкие бока проступали сквозь мерцающий силовой экран, и в общих чертах известен базовый принцип системы контакта, превращавшей движение вселенной в звуки. Но все это ровным счетом ничего не значило, без Сола — совсем ничего.

А он вдруг приподнялся и сел в кресле.