Александр Громов - Двое на карусели

Громов Александр

Двое на карусели

Александр Громов

Двое на карусели

Рассказ

За ночь Дом передвинулся основательно: преодолел обширную пустошь, пересек вброд обмелевшую речку, объехал стороной чахлый лесок, побуксовал на глинистом подъеме, пытаясь взять холм "в лоб", и, сберегая ходовую часть, разумно избрал путь в объезд. Под утро он съехал в глубокую балку и здесь замер, задав внешним рецепторам максимальную чувствительность. Так и есть, он верно выбрал место: на глубине пятидесяти метров локаторы нащупали нефтеносный горизонт. Сейчас же в мягкий грунт вгрызся бур и работал на пониженных оборотах не менее часа -- Дом не хотел сотрясаться от натуги, беспокоя опекуемого. Ночью человеку нужен глубокий и здоровый сон. Лишь для Дома ночь, как и день, -- время радостного служения.

Нефтеносная линза оказалась тощей -- Дом высосал ее еще до рассвета. Он знал, что не меньше половины нефти осталось в земле, но это его не трогало. Тем скорее линза наполнится вновь. Разбросанные по холмистой равнине мелкие месторождения, не раз выхлебанные, казалось бы, досуха, имеют привычку спустя годы возрождаться. Добыча, конечно, уже не та, но все же удается плеснуть кое-что в баки. Достаточно знать сотню-другую линз и неторопливо кочевать между ними по раз и навсегда рассчитанному оптимальному маршруту, чтобы не бедствовать. И так будет еще долго-долго. Дом понимал, что когда-нибудь нефть совсем иссякнет. Это его не беспокоило: по его подсчетам, тяжелые времена наступят еще очень нескоро. Дома столько не живут, а опекуемые тем более.

Сотни, если не тысячи домов находили для себя нефть и воду на холмистой равнине, ограниченной с запада большой рекой, а с востока -- поясом невысоких гор. Нередко из дальних земель, богатых разве что древесиной, торфом, углем и битуминозными песками, в благодатный край заползали чужие дома. Пришлых выдавало незнание местности, полное незнакомство с установленным порядком, а главное, алчность, с которой они немедленно начинали бурение. Многие из них были трусливы и, встретив отпор аборигенов, сейчас же убирались восвояси, но попадались и упорствующие в намерении остаться здесь навсегда. Дом презирал трусливых и ненавидел настырных -быть может, именно потому, что много-много лет назад сам был настырным и удачливым пришельцем, твердо решившим обосноваться в нефтеносном районе и добившемся своего.

Нефть! Для самого Дома в ней не было большой нужды. Удобство, но не необходимость. Как тысячи подобных ему, он питался всем, с чем соприкасался, -- солнце, ветер, разница температур почвы и воздуха давали ему достаточно энергии для функционирования, а на крайний случай оставался еще реактор с запасом топлива по меньшей мере на сотню лет, -- нефть прежде всего была нужна опекуемому. Только на ней хорошо росли плесневые грибки, столь пригодные для переработки в разнообразную, но неизменно вкусную витаминизированную пищу. Потому-то по равнинным нефтеносным районам всегда кочует много домов -- раза в три больше, чем вне их. Куда проще добыть нефть, чем синтезировать питательный субстрат из чего придется.

С восходом солнца Дом двинулся в путь. Впереди, сколько он помнил, пологие, поросшие жесткой выгоревшей травой склоны не представляли препятствия для выезда из балки -- если только за последние десять лет эрозия и другие дома не изменили до неузнаваемости здешний рельеф. Попытка вскарабкаться по крутому склону легко могла вызвать оползень. Разумеется, можно было двинуться дном балки назад по проложенной колее, но Дом оставил этот вариант на крайний случай. Конкуренты-собратья любят оставлять в свежих колеях фугасы-сюрпризы; он и сам так делал. Было время, когда мины-ловушки -- противогусеничные, противоднищевые, противобортовые и особо коварные противокрышевые -- во множестве разбрасывали бездомные двуногие, но теперь эта эпоха осталась в прошлом. То ли у бездомных кончилась взрывчатка, то ли они окончательно одичали и прячутся по лесам да глубоким оврагам. Дом не упускал случая подстрелить дикого, опрометчиво вылезшего на открытое место, хотя, по правде сказать, находил все меньше удовольствия в истреблении жалких и вряд ли опасных ныне существ. Удовольствие достигается служением, служение подразумевает целесообразность действий. Устранение реальной опасности всегда целесообразно, уничтожение никому не угрожающей формы живой материи -- нет.

Удобный когда-то выезд из балки оказался приемлемым и сейчас, но зарос густым кустарником. Дом произвел прикидочный расчет -- ломиться или нет? Получилось, что выгоднее сжечь лишнюю толику горючего не в двигателе, а вовне.

Хватило одной огнеметной струи. Минут пятнадцать Дом ждал, когда прогорит кустарник, затем пришли в движение восемь гусениц, сблокированных по четыре в двух поворотных тележках -- Дом развернулся на месте. Он учел и то, что грунт на месте пожарища частично спекся и стал надежнее, а значит, не было нужды тратить время и энергию, наращивая на траках гусениц дополнительные ребра.

Но прежде чем выбраться из балки, он запросил со спутника снимок прилегающей местности. Других домов поблизости не обнаружилось, и все же Дом посчитал нелишним выпустить разведчика -- легкий геликоптер с трехметровым размахом лопастей. Дома умеют маскироваться, а пожар кустарника -- напротив, демаскирующий фактор. Выползешь из балки наобум -- тут тебе и влепят гостинец в фасад. Устранят конкурента с большим удовольствием и светлой радостью служения СВОЕМУ опекуемому. Любое действие производятся в границах расчетного риска. Домов много, а нерастраченных природных ресурсов меньше, чем хотелось бы.

Разведчик вернулся, не найдя причин для тревоги. Принимая его в ангар, Дом уже карабкался вверх по склону, радуясь своей удаче. Степные балки хороши как укрытия только для больных и немощных -- может, повезет остаться незамеченным. Здоровому дому, не имеющему срочной нужды в регенерации или самоперестройке, претит ограничение свободы маневра -- ему нужен простор.

Пробуждение было, как всегда, светлым и радостным. Приторно-надоевшим.

-- Заткнись, заткнись, -- забормотал человек в ответ на ласковое воркование Дома. -- Уже встаю.

Брюзжа, он встал и оправился, брюзжа, проследил, как Дом сглотнул постель, отправив ее на дезинфекцию, брюзжа, присел на подбежавший на гнутых ножках табурет и принялся за еду. В его брюзжании не было настоящего раздражения; оно придет позже, если окажется, что лечебные снадобья, подмешанные в пищу, плохо подействовали и суставы сегодня снова ломит. Человек брюзжал просто по привычке. На самом деле он чувствовал подъем сил и ничуть не удивлялся этому. Дом оценивал текущее состояние спящего, сканировал его сны и всегда выбирал для пробуждения оптимальную гамму звука, цвета и запаха. Сейчас пахло земляникой, по стенам спальни бегали желтые и алые блики, звучала тихая музыка, и мягкий голос уговаривал принимать пищу неторопливо, ибо человека ждут сегодня великие дела, так что спешить негоже.

-- Замолкни, -- велел человек и сейчас же нелогично поинтересовался: -Какие такие великие дела? Говори.

-- Жизнь -- великое дело, -- ответил Дом.

-- Ага, -- сказал человек. -- Жизнь. Ну-ну. Великое, значит. В девяносто лет -- оно да, пожалуй... Вот что, сделай-ка мне кружку хорошего кофе. С кофеином. Надоело это молоко.

-- Нехорошо, -- укорил Дом.

-- Хорошо, -- возразил человек. -- Выполняй, и побыстрее. А пока дай полный обзор.

Стены исчезли -- разумеется, только в человеческом восприятии. На самом деле никакой дом не сумел бы так быстро перестроить себя. Да и не захотел бы. Надо страдать сильным функциональным расстройством, чтобы хоть на секунду лишиться брони.

Человек оглядел окружающий ландшафт. Кивнул:

-- Оставь так. Прокрути ночную запись.

Балка с нефтяным месторожденьицем заинтересовала его. Он сейчас же запросил материалы десятилетней давности и долго сравнивал. Поинтересовался добытым объемом. Достал шуршащую помятую схему и внес изменения. Нанес новую точку на одном из графиков.

-- Недурно, недурно...

Человек работал, и Дом благоговейно молчал. Привыкший улавливать настроение опекуемого, он отлично знал, что сейчас любое вмешательство вызовет вспышку ярости. Иногда у человека ничего не получалось, и он мучился, но Дом знал, что чем сильнее мучения, тем большая радость ждет опекуемого потом, когда препятствие будет сломлено или обойдено. Без страданий нет настоящего счастья, и Дом был счастлив, когда был счастлив человек. Правда, за это приходилось и страдать вместе с ним. Молча.

-- Гм, гм... Лучше, чем можно было ожидать... А вот это, пожалуй, аномально... -- бормотал опекуемый.

Только перед обедом Дом посмел напомнить ему о необходимом моционе. "Массаж", -- буркнул человек, не пожелав сегодня прогуляться в оранжерею, спуститься в тренажерный зал и погонять шары в биллиардной. Всего комнат было восемь, включая гостиную с настоящим камином и настоящими дровами, изысканную столовую, библиотеку, домашний музей, и в памяти Дома имелось втрое больше типовых проектов и программ, позволяющих сравнительно быстро переоборудовать, скажем, кладовку в плавательный бассейн, детскую, площадку для игры в сквош или астрономическую обсерваторию, -- однако опекуемый сердился, когда Дом перекраивал внутренние помещения самовольно. Бассейн и обсерватория еще так-сяк, но детская ни разу не востребовалась -- опекуемый был одинок. Вдобавок он был стар, и Дом уже много лет не предлагал ему интимных услуг, хотя был бы только рад отпочковать от какой-либо стены квазиживую куклу, покорную и умелую.