Юрий Петухов - Западня (сборник)

Юрий Петухов

Западня

Западня

Следователь был мягок и вкрадчив. Он заходил то с одной стороны, то с другой. И терпения ему было не занимать — видно, сама профессия да многолетний опыт выработали в нем привычку относиться к допрашиваемым так, как относится многомудрый и убеленный сединами учитель-наставник к капризным и бестолковым ученикам.

— И все же я очень прошу вас, вспомните, как выглядел этот человек? спросил он, широко улыбаясь. будто заранее желая погасить обаятельной улыбкой возможное раздражение.

Савинская ударила кулаком по столу.

— Черт бы вас побрал! — произнесла она глухим ус талым голосом. Произнесла медленно, разборчиво, делая ударение на каждом слове. — Ну сколько раз вам можно повторять одно и то же?! Это был не человек! Понимаете, не че-ло-век!

Улыбка следователя стала еще обаятельней и шире. Он откинулся на спинку стула, и тот заскрипел под тяжестью плотного упитанного тела. Маленький носик следователя сморщился так, словно его обладатель вот-вот чихнет, и совсем потерялся меж полных румяных щек, серенькие крохотные глазки заискрились, доверчиво, по-детски. Савинской показалось, что этот жирный боров сейчас громко, в голос, расхохочется.

Но следователь не чихнул и не захохотал. Он лишь понимающе развел руками и сказал тихо:

— Разумеется, ночь, темнота… спросонья всякое могло показаться.

После той жуткой, кошмарной ночи что-то изменилось в характере Савинской. Из спокойной и равнодушно относящейся к подавляющему большинству житейских передряг женщины она превратилась в нервное, озлобленное и недоверчивое существо, она высохла, почернела лицом и как-то сразу состарилась. Если бы старик Савинский увидал сейчас свою толстуху Машу, он ни за что бы не признал ее, а если бы и признал, то сбежал бы из дому в тот же час. Но старика Савинского, судя по всему, не было в живых. Правда, и трупа его не удалось найти. Но это ничего не меняло.

— Вы меня порядком утомили, Грумс! И вам наверняка влетит от начальства! Я вам это гарантирую! Ну что вы ломаете мою мебель, а?! — Савинская привстала, оперлась, руками о столешницу. — Какого дьявола вы привязались к вдове убитого? Я вас спрашиваю, милейший комиссар Грумс! Вместо того, чтобы бежать с высунутым языком по следу убийцы, вы сидите здесь, развалясь, и издеваетесь над беззащитной женщиной!

Следователь не обиделся. Он лишь прикрыл свои маленькие глазки, закивал понимающе. Стул под ним перестал скрипеть.

— Все в интересах дела, мадам Савинская, все для вашей же вещей пользы, служба-с! — Грумс помедлил и смущенно добавил: — Не угостите ли чайком, мадам?

— А может, вас еще и накормить и стаканчик поднести, а? И спать с собой уложить?! А убийца будет разгуливать на свободе?!

— Ну, зачем же так? Поймаем, будьте уверены, поймаем.

Савинская вытащила из ящика бутылку прохладительного, достала откуда-то снизу запыленный стакан, поставила и то и другое перед следователем.

— Пейте и выматывайтесь отсюда! — сказала она. — Мне все равно добавить больше нечего.

Грумс вытащил из бокового кармана мятый клетчатый платок, протер краешек стакана и плеснул в него теплой шипучки.

— Надо же, какая дрянь, — пробурчал он, выпив чуть больше половины стакана. — Я такой гадости со времен войны не пивал. Прямо-таки болотная водица.

И все же он проглотил остатки. Выпучил заслезившиеся глазки на Савинскую и умоляюще поднес сложенные пухленькие ручки к подбородку.

— Еще раз, — произнес он сиропным голосом, — еще разочек! И с самого начала, мадам.

Первым желанием Савинской было схватить бутылку за горлышко и ударить ею по башке этого наглого типа. Ее выводили из себя уравновешенность и спокойствие следователя, мало того, приводили в бешенство. Нахал! Да как он смеет! Да откуда он вообще взялся на се голову! И что это за несчастье такое на седьмом десятке, когда бы доживать в тишине и покое оставшиеся годы и не тужить ни о чем! Нет, она этого так не оставит! Она найдет управу на всех этих негодяев!

И все же она сдержала себя.

— Ладно! Но я потом вас выставлю!

— Вот и прекрасненько, мадам! — обрадовался Грумс.

Они сидели на веранде деревянного двухэтажного дома, стоявшего на довольно-таки большой поляне прямо посреди дремучего, малопроходимого леса, на той самой поляне, где все и произошло.

— Я слышала его шаги, — начала Савинская, — он все чего-то колобродил внизу, все включал приемник, слушал, курил — до меня долетал дым этих вонючих сигарет. Вы помните, о чем тогда трепались по радио наши местные болтуны?

— Нет, — соврал Грумс с самым простодушным видом.

— Ну, тогда я права, — заключила Савинская, — гнать вас надо! В шею гнать! Это что же получается — все про все знают, вся местная публика только об этом и говорит, только и чешет без передышки свои языки на эту тему, а наши блюстители ни черта и не слыхали, не в курсе? А за что мы налоги платим. Грумс? Я вас спрашиваю!

Грумс вздохнул тяжко. Развел руками. Виновато покачал головой. Но про себя он порадовался — развязался-таки язык у этой старой патлатой ведьмы. А то он думал, она и вовсе одичала в глуши, забыла, как следует обходиться с представителями властей. Но ничего, теперь все пойдет как по маслу. Теперь эту мегеру не остановишь, и она выложит все до капельки, раскроется! Грумс был уверен, что из старухи можно выжать ценную и столь необходимую ему информацию. Он даже поежился в предчувствии чего-то такого…

— Ладно, я вам скажу! Считайте, что я заработала для вас недельное жалованье, комиссар. Тогда по радио болтали о каких-то типах, что шатаются по округе, и о том, что каждый, видите ли, добропорядочный гражданин должен их опознать, связать и доставить куда следует, или уж донести на них. И за это. Грумс, давали хорошие деньги! О-о, мне бы эти денежки, комиссар! Уж я бы нашла, что с ними делать! Но, ладно, чего это я?! Короче, искали каких-то бандитов, а кое-кто намекал, что и не бандитов вовсе! Какие у нас бандиты, так, наркоты вонючие, да и те по своим углам сшиваются, боятся на люди вылазить. Но намекали, комиссар! Дескать, и шпионы это, и террористы, а совсем свихнувшиеся говорили будто пришельцы! Вы не смотрите на меня так! Я вам прямо скажу, если бы не видала собственными глазами, я б такую ахинею и повторять не стала. Только мне кажется, что это и не пришельцы, Грумс. Это был дьявол, вот что я скажу. Грумс сочувственно улыбнулся, кивнул.

— Да вы не смейтесь! А то замолкну вот сейчас, и ни словечка вы из меня не выдавите!

Грумс сделал постное лицо. Но теперь он был уверен — не замолкнет, старая погремушка, не остановится. Он налил себе еще немного из бутылки, выцедил. Было жарко и душно. Грумс обливался потом, его мучила жажда.