Род Серлинг - Куда это все подевались

Серлинг Род

Куда это все подевались

РОД СЕРЛИНГ

КУДА ЭТО ВСЕ ПОДЕВАЛИСЬ?

Перевод А. Молокина

Ощущение было абсолютно незнакомым. Ничего такого он никогда не испытывал. Он проснулся, но не помнил, чтобы засыпал. И, что озадачило его еще больше, он был не в постели. Он шел по двухполосному шоссе с белой разделительной линией посредине. Он остановился, поглядел на голубое небо, на жаркое утреннее солнце. Огляделся. Сельская местность, высокие, крупнолистные деревья по краям дороги. За деревьями - волны золотистой пшеницы.

Похоже на Огайо, подумал он. Или Индиану. Или север НьюЙорка. Слова эти вдруг дошли до его сознания. Огайо. Индиана.

Нью-Йорк. Он сразу же подумал, что не знает, где находится.

Вслед за этим тут же возникла новая мысль: он не знал также и кто он такой! Он оглядел себя, ощупал зеленый комбинезон, тяжелые высокие башмаки, идущую от горла до паха молнию. Ощупал лицо, потом волосы. Инвентаризация. Попытка связать воедино узнанные кусочки. Сориентироваться посредством пальцев. Он почувствовал под пальцами небольшую щетину, прямой, с маленькой ложбинкой на переносице, нос, умеренно густые брови, коротко постриженные волосы. Не наголо, но почти. Он был молод. Сравнительно молод, по крайней мере. И хорошо чувствовал себя. Был здоров. Миролюбиво настроен. Чертовски озадачен, но не испуган.

Он сошел на обочину, достал сигарету и зажег ее. Он стоял в тени могучего дуба, прислонясь к его стволу. И думал: я не знаю, кто я такой. Я не знаю, где нахожусь. Но сейчас лето, и я за городом, и у меня, возможно, амнезия или что-то наподобие.

Он глубоко и с удовольствием затянулся. Вынул сигарету изо рта, повертел ее в пальцах, разглядывая. С фильтром, кингсайз. В голове всплыли слова: "Винстон" приятен, как и подобает настоящим сигаретам", "Вам многое понравится в "Мальборо", "Вы курите все больше, а удовольствия все меньше?" Последнее относилось к "Кэмэл" - сигаретам, ради которых стоило пройти лишнюю милю. Он улыбнулся, а потом расхохотался во весь голос. Сила рекламы. Он не знал ни собственного имени, ни местонахождения, но призывы табачных компаний оказались сильнее амнезии. Он перестал смеяться и задумался. Сигареты и реклама означали Америку. Значит, вот он кто такой: американец.

Он выбросил окурок и двинулся дальше. Через несколько сотен ярдов он услышал музыку, доносящуюся из-за ближайшего поворота. Трубы. Потом барабан, а на его фоне - высоко летящее облигато солирующей трубы. Свинг. Да, именно так. И опять он осознал, что это слово знакомо ему. Свинг. А его он уже мог привязать к определенному времени. Свинг появился в 1930-х. Но эта вещь относилась к более позднему времени. К пятидесятым. К 1950-м. Факты громоздились один на другой. Он почувствовал, что нашел ключ к головоломке и все кусочки встают на свои места, образовывая узнаваемую картинку. Даже странно, подумал он, как все оказалось просто. Теперь он знал, что год сейчас - 1959-й.

В этом не могло быть никаких сомнений. Тысяча девятьсот пятьдесят девятый.

Он миновал поворот, увидал источник музыки и чуть приостановился, проведя мысленную инвентаризацию того, что знал. Он был американцем, лет ему было двадцать с чем-нибудь, и стояло лето.

Прямо перед ним располагалось кафе: маленькое прямоугольное дощатое строение с табличкой на двери, на которой значилось: ОТКРЫТО. Музыка доносилась именно из этой двери. Он вошел, и у него возникло ощущение чего-то знакомого. Ему определенно приходилось бывать в подобных заведениях. Длинный прилавок, заставленный бутылочками кетчупа и салфетницами; стена за ним, на которой от руки были.написаны названия сэндвичей, пирогов и тому подобных вещей. Пара плакатов, на которых девушки в купальниках держали в руках бутылочки кока-колы, а в дальнем углу зала ящик, в котором он узнал музыкальный автомат.

Он прошел вдоль прилавка, крутанув по пути пару сидений. И увидел открытую дверь на кухню. Задверью виднелась большая плита, на которой стоял кофейник с нахально задранным носиком. Звук попыхивающего кофейника был знакомым и умиротворяющим и навевал ощущение завтрака и утра.

Юноша улыбнулся, словно встретив старых друзей. Нет, даже лучше: почувствовав присутствие старых друзей. Он уселся на последний стул, чтобы видеть кухню. Взгляд его обежал полки, заставленные консервами, большой двухдверный холодильник, деревянный разделочный стол, затянутую сеткой дверь во двор.

Потом глаза его поднялись выше, к надписям на стене. Денверский сэндвич. Гамбургер. Чизбургер. Яичница с ветчиной. И снова он столкнулся с необходимостью приводить явно знакомые слова в соответствие с их значениями. Что такое, к примеру, денверский сэндвич? И pie a la mode? Спустя несколько мгновений в мозгу возникли образ и вкус. В голову ему пришла странная мысль, что, может быть, он ребенок, который вдруг по каким-то фантастическим причинам в одно мгновение вырос, превратившись во взрослого? Музыка врывалась в мысли, мешая думать.

Он крикнул в кухонную дверь: - Не слишком ли громко, а?

Молчание. Только музыка в ответ, Он повысил голос: - Вам нормально слышно?

Опять никакого ответа. Он подошел к автомату, отодвинул его от стены и нашел в самом низу регулятор громкости. Повернул. Музыка удалилась, в помещении стало тише и уютнее. Он придвинул автомат к стене и снова уселся на свой стул. Взял прислоненное к салфетнице меню и стал читать его, поглядывая временами на кухню. Сквозь стеклянную дверцу плиты виднелись четыре отлично подрумяненных пирога, и опять в нем появилось ощущение чего-то знакомого, доброго, на что и он должен ответить добром. Он крикнул: - Пожалуй, я съем яичницу с ветчиной. Только не передерживайте яйца. И кусок шоколадного пирога.

И опять никакого движения на кухне, никакого голоса в ответ.

- Я видел табличку на дороге, что там впереди город. Что за город?

В большом эмалированном кофейнике булькал кофе, в воздухе поднимался парок. Легкий ветерок качал туда-сюда дверь, ведущую во двор, негромко наигрывал музыкальный автомат. Юноша, у которого потихоньку начинало сосать под ложечкой, почувствовал, как в нем поднимается раздражение.

- Эй, - крикнул он, - я ведь вас спрашиваю. Что там за город впереди? .

Он какое-то время подождал, но, поскольку ответа опять не было, поднялся со стула, обогнул прилавок, толкнул дверь и прошел на кухню. Она была пуста. Он подошел к задней двери, отворил ее и вышел наружу. Большой, посыпанный гравием задний двор. Абсолютно пустой, если не считать стоящих в ряд мусорных баков. Один был опрокинут, и по земле было рассыпано его содержимое: разнообразные консервные, банки, кофейная гуща, яичная скорлупа, пустые пакетики из-под концентратов, апельсиновые корки, покореженное, почти без спиц, велосипедное колесо, три-четыре подшивки старых газет. Он шагнул было обратно, как вдруг что-то заставило его замереть. Он снова посмотрел на мусорные баки. Чегото не хватало. Не было какой-то мелочи, которая непременно должна была присутствовать. Буквально на одно деление качнулась в сторону стрелка внутреннего прибора, измеряющего его уравновешенность и рассудочность. Что-то было не так, но что - он не знал. У него возникло чувство легкой тревоги, которое он постарался загнать вглубь.